Путь к Вавилону - Пол Керни

Дуди торжественно откупорил виски. Молча чокнувшись, оба влили в себя по стакану. Ривен почувствовал, как крепкая жидкость обожгла горло, — словно бы возвратилось что-то давно утраченное. Комната легонько качнулась.

– Черт возьми, — повторил Ривен, пока Дуди разливал по второй. — А хороша гадость.

– Дерьма не держим, — подтвердил Дуди и, шмякнув бутылку на стол, грозно уставился на нее. — А если и держим, то высшего сорта.

Они опрокинули по второму стакану, как и в первый раз — точно воду. У Ривена глаза понемножку сходились в кучку, — со зрением творилось что-то неладное. За спиной у Дуди — окно, за окном — только темень ночи, но Ривен мог бы поклясться, что на мгновение в окне возник чей-то смутный силуэт: странная такая фигура с заостренными ушами…

Господи, и это с двух-то стаканов!

Дуди тихонечко затянул песню, — армейский марш, состоящий в основном из изощренной непечатной лексики, — Ривен с энтузиазмом принялся ему подпевать. Вместе они составляли вполне приличный дуэт для сбора милостыни. Ривен махал в такт здоровой рукой и сбил-таки свой бокал на пол. Бокал разбился. Они осоловело уставились на осколки. А потом в дверь постучали. Дуди с Ривеном переглянулись.

– Я лишь калека убогий! — запротестовал Ривен. — Это все он! Он заставил меня!

Дверь открылась, и вошла сестра Коухен.

– Вы еще здесь? А нельзя ли немного потише?

Мгновение Дуди тупо смотрел на нее, а потом на него снизошло озарение.

– Да это ж наш ангел-хранитель. — Он икнул. — Наш дозорный. На берегу все спокойно, Энн?

– Да вы же оба лыка не вяжете, — пробурчала сестра Коухен.

– Я — да, — рассеянно отозвался Ривен.

– Дуди, бога ради, ты ж напоил его вусмерть… Через час Бисби-старушка идет на обход. С санитарками я еще справлюсь, но с ней — нет. Нужно его отвести в палату.

Дуди отсалютовал ей с блаженной улыбкой на своем безобразном лице, а потом — очень медленно — повалился на пол. Сестра Коухен молча склонилась над Ривеном и отобрала у него кружку.

– Ну, давайте я вас отвезу, а то как бы, не вышло больших неприятностей. — Бросив последний отчаянный взгляд на отключившегося Дуди, она вывезла Ривена из кладовки.

– Сестричка… — жалобно запричитал Ривен. — Сестричка…

– Ну что еще? — шикнула на него она, с опаской оглядываясь через плечо.

– Мне бы пописать, сестричка…

– О Боже! Вы что, издеваетесь?

Ривен молча мотнул головой. Она прикатила его в уборную, которой пользовались ходячие пациенты Центра.

– Придется мне вас поддержать. Ну, давайте. — Она легко приподняла Ривена — он похудел ужасно — и едва ли не на себе подтащила его к писсуару. И держала его, пока он облегчался.

– Это за столько месяцев в первый раз. Чтобы я стоял прямо, — сказал он. А потом вдруг как-то болезненно ощутил, что она женщина. Прикосновение ее, запах ее волос. Он сжал зубы и только кивнул, когда она спросила его, закончил ли он со своими делами. Она опять протащила его на себе и усадила в каталку, как маленького ребенка.

– Ну, вот. Теперь я могу отвезти вас в постель. — И она улыбнулась ему, заправляя под шапочку выбившуюся прядь волос.

Он отвернулся и прошептал:

– Вы уж меня извините.

Она рассмеялась и покатила кресло по коридору.

– Мужики есть мужики, ничего не поделаешь. Но завтра утром, мистер Ривен, помяните мое слово, голова ваша просто вас возненавидит. — Она уложила его в кровать. — Жить вы, я думаю, будете, но только, на вашем месте, я бы не стала в ближайшем будущем повторять этот эксперимент. Давайте-ка спать. Мне еще нужно что-то придумать с этим болваном Дуди.

Выключив свет в палате, она ушла. Он лежал в темноте с открытыми глазами.

Забвение все же не наступило.

Ривен закрыл глаза.

Мокрый снег хлестал его по лицу, в скалах свистел ветер. Ледоруб выскользнул. Он вонзил его глубже, подтянувшись вверх и нащупав опору для ног. Он уже ободрал руки в кровь об острые выступы камня. Руки заледенели. Сильный ветер грозил сорвать его с утеса. Прикрывая глаза от ветра, он наощупь карабкался вверх.

Зачем? Для чего?

Нога в тяжелом ботинке приподнялась, ища трещину или выступ в покрытом льдом камне. Снег набился во все щели в его одежде, — в каждую складочку. Снег лип к шее, забивал уши.

Я все равно это сделаю. Потому что…

Поскользнулся. Молниеносно потерял равновесие, вскрикнул. Оскалил зубы в беспомощной ярости. Но все-таки удержался; побитый бураном, он удержался.

Упрямый кретин.

Лицо, на которое он смотрел, было худым и бледным. Скулы выпирали вперед, так что глаза, казалось, ввалились в темные впадины, хотя взгляд этих серых глаз был спокоен и тверд. Светлые волосы прикрывали шрамы на лбу, а подбородок зарос бородой точно такого же, как и волосы, цвета. Рука задумчиво поскребла бороду.

Боже правый. Вот он я. Новый я. А где же прежний бравый широкоплечий солдат? — Он отвернул свое кресло от зеркала над раковиной и покатил его по направлению к коридорчику, который вел во двор.

Он не отличался громадным ростом, но был, что называется, крепко сбит. По крайней уж мере. А теперь похож на гнилую палку от швабры.

На улице было морозно и ясно. Туман, утром поднявшийся от реки, к полудню рассеялся. Он поглядел через лужайку. Туда, где клонились ивы и поблескивала вода.

Сегодня нужно немного развлечься.

– Как у вас голова, мистер Ривен? — поинтересовалась сестра Коухен, бесшумно подойдя к нему сзади.

– Бывало и лучше. Но, с другой стороны, бывало гораздо хуже… Как Дуди?

– Взял выходной. У него прихватило живот.

– Ой! Надеюсь, что ничего серьезного?

– Что-то я сомневаюсь.

– У вас не было из-за нас неприятностей, сестричка?

Она покачала головой.

– В конце концов я просто закрыла Дуди в кладовке, чтоб он проспался как следует. Хорошо еще, что его там не вывернуло. Утром я его выпустила, и он тут же рванул в уборную. Похоже, он, бедный, терпел, скрестив ножки, не час и не два. — Она рассмеялась. — Ну, мне надо идти, готовить мистера Симпсона встретить новый день. — Она легонько коснулась его плеча, задержав на мгновение руку, и ушла.

Ривен еще посидел на месте, подставляя лицо прохладному ветерку и наблюдая, как посредине лужайки, в купальне для птиц, вздорят скворцы. Потом включил двигатель, и кресло с грохотом покатилось по внутреннему двору. Он въехал в траву; его боевой конь глухо ударился и протестующе всхлипнул. Ривен, дернув ручку, продолжал ехать вперед, но уже чуть медленнее. Движок кресла громко протестовал. Каталка тряслась и колыхалась, попадая в рытвины и ямы, — лужайка была вовсе не такой ровной, какой казалась с виду. Кресло опасно накренилось, и Ривен бесславно остановился на последнем крутом уклоне перед рекой. Он выругался и попытался отъехать назад, но спохватился поздновато. Каталка свалилась набок, и Ривен глухо ударился о землю. Ноги буквально взорвались болью.