Опасный маскарад - Джорджетт Хейер

Чернокожий грум ввел их в гостиную. Это был просторный зал, сверкающий желтой парчой и позолотой. Миледи, похоже, была неравнодушна к новомодной французской мебели. Грум ушел доложить своей госпоже о прибытии гостей, а мисс Прюденс осмотрелась с комической гримасой.

– Клянусь небом, кажется, миледи Лоуестофт ни чуточки не изменилась, это все та же добрая, старая Тереза де Брютон, – заметила она.

Дверь распахнулась и тут же затворилась опять. В комнату вошла леди в огромном шелковом кринолине – леди с черными, узкими, как прорези, глазами на худом подвижном лице и в напудренном парике. На шее и на руках сверкали украшения. Леди стояла спиной к двери, не выпуская дверной ручки, и переводила взгляд с одного гостя на другого. Глаза ее стали еще уже, лицо просияло. Она засмеялась.

– Так кто же из вас мужчина, дети мои? – спросила она.

Прюденс отвесила поклон.

– С вашего позволения, я, мадам. Миледи быстрыми шажками двинулась к ней.

– О нет! Разве я тебя не знаю, душенька? Ну, Прю, дорогая моя! – Она обняла Прю и расцеловала в обе щеки. Робину тоже достался поцелуй, и юноша вернул его с большей ловкостью, чем его краснеющая сестра. Прюденс не любила светских ритуалов.

– А где же bon papa[2], дети мои? – вскричала леди, все еще держа их за руки.

– Мы надеялись, мадам, узнать это от вас, – сказал Робин.

Она вопросительно поглядела на них, склонив голову к плечу.

– Ах вот как? Вы не имеете о нем сведений?

– Это так, мадам. Мы потеряли старого джентльмена по дороге. Или он нас, – ответила Прюденс.

Миледи снова расхохоталась.

– Как бы я желала, чтобы он прибыл вместе с вами! Но этого нельзя ожидать! Да, он писал мне. Я вам расскажу... Но позвольте, вы устали! Вы должны сесть. Сюда, на кушетку. Мисс Мерриот... tiens[3], мне не выговорить такой фамилии! Прю, ангел мой, – шоколаду? Марта сама его приготовит. Вы помните Марту, да?

– Бог мой, толстуха Марта! – сказал Робин. – Я пил ее шоколад в Париже десять лет назад!

– Это она, душенька, только стала еще толще – о, просто гора! Вы не поверите своим глазам. Подумать только, что ты это помнишь, а ведь ты был тогда еще малыш, damin[4], и четырнадцати не было, правда? Но такой зловредный! А потом мы виделись в Риме, да?

– О нет, леди Лоуестофт, это было в посольстве... Мы тогда были... Кем же мы были? О, да, конечно, то был польский джентльмен с двумя сыновьями. А до этого, помнится, была та маленькая кутерьма в Мюнхене.

Миледи рассмеялась снова. Затем она окликнула пажа и послала его с приказаниями к Марте.

– Значит, старый джентльмен писал вам, мадам? – спросила Прюденс. – И сообщил, что пришлет нас?

– Сообщил? Роберт? Mon Dieu[5], да разве его когда-либо можно было понять? Конечно, все, что он написал, было очень таинственно, и никаких имен.

Прюденс фыркнула.

– Да уж, в этом мы не сомневаемся. Но вы поняли?

– A vrai dire[6], я догадалась – я знаю Роберта. О, он мог на меня положиться! Это связано с восстанием, нет? – Она чуть понизила голос, ее глаза были острыми, как булавочки.

Робин приложил палец к губам.

– Не буду скрывать, мадам. Я полагаю, что есть приказ о моей поимке.

Ее яркие губы сложились в трубочку, и она сморщила нос, тихо присвистнув.

– Значит, он и вашу голову сунул в петлю?

– Ах, мадам, говоря по правде, я был и сам не прочь. Прюденс была достаточно надежно спрятана в Перте.

Миледи с сияющей улыбкой повернулась к Прюденс.

– А я думала, что ты была в самой гуще боя, дитя мое. Но это хорошо. Где же вы обретались после восстания? Позвольте, ведь все это давно кончилось, а вы только сейчас появились у меня!

В глазах Робина мелькнуло горестное выражение.

Вместо него ответила Прюденс:

– Робин спасался в горах, миледи.

– В горах? – Миледи чуть подалась вперед. – С принцем, нет?

Робин сделал нетерпеливое движение. Он нахмурился сильнее.

– Некоторое время.

– Ходили слухи, что он скрылся. Это правда?

– Он в безопасности – во Франции, – кратко ответил Робин.

– Бедный молодой человек! А ваш bon papa? Куда же направился он?

– Господи, мадам, вы это спрашиваете у нас? – засмеялась Прюденс. – Во Францию, может быть, а может быть, он все еще в Шотландии. Кто знает?

Дверь отворилась, и паж; пропустил вперед толстуху Марту с подносом в руках. Это и правда была женщина-гора, с необъятной талией и круглым, как луна, лицом, на котором сияла улыбка. Как и ее госпожа, она взглянула на одного, на другую и разразилась смехом, от которого ее тело заколыхалось, как желе. Она поспешно поставила поднос и прижала руки к груди:

– Ой ля-ля! И подумать только, маленький мсье одет дамой!

Робин величественно подплыл к ней и низко склонился в реверансе:

– Ваша память изменяет вам, Марта. Я – Прюденс!

Она игриво шлепнула его по руке:

– Моя память, как бы не так! Нет, нет, мсье, у вас пока не хватает росточка, чтобы стать мадемуазель!

– О злючка! – шутливо простонал Робин и расцеловал ее.

– Марта, все должно быть в полной тайне, ты понимаешь? – настойчиво сказала ее хозяйка.

– Bien madame, я не забуду. – Марта приложила палец к губам. – Стойте, я сама буду обслуживать ненастоящую мадемуазель. – Она деловито спросила: – Джон все еще с вами?

– Как можно сомневаться? – ответил Робин.

– Тогда все прекрасно. Никто ничего не заподозрит. Пойду займусь спальнями.

Она ушла вразвалку, через некоторое время она уже была в комнате Робина и бранила Джона за какую-то провинность.

Глава 4

МИСС ПРЮДЕНС НАЕДИНЕ С СОБОЙ

От миледи Лоуестофт можно было много узнать об обществе и политике. Она вращалась в аристократических кругах и была там заметной фигурой, ибо обладала достаточным богатством, некоторой привлекательностью и живостью манер, явно чужеземной и поэтому интригующей. При всем этом она отличалась умом и проницательностью. Она овдовела чуть более года назад. Сэра Роджера Лоуестофта предали земле с соблюдением всех положенных условностей. Оплакав его надлежащее время, отмеченное приличествующим трауром, леди Лоуестофт начала самостоятельную жизнь, обещавшую куда больше удовольствий, чем в ее бытность замужем. Следует признать, что утрата сэра Роджера не стала для нее непереносимым ударом. Кое-кто слышал, как она говорила, что от его английской респектабельности у нее начинаются колики. Нет сомнений, что в дни девичества миледи была весьма живым созданием. Затем возник сэр Роджер и бросил к ее ногам свою благонамеренную особу вместе с немалыми богатствами. Она приняла и то и другое.

– Видите ли, я уже не так молода, – заявила она своим друзьям. – Пора и о себе подумать.