Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии - Иулиания

Безмолвие есть непрерывная служба Богу и предстояние пред Ним. Память Иисусова да соединится с дыханием твоим; и тогда познаешь пользу безмолвия.

Преп. Иоанн Лествичник

– Ну ладно, ладно. Есть у нас пустая келья, туда тебя отведем. А когда нужно будет исповедаться, послужить, мы за тобой придем, – так решили братия.

– Хорошо, я не против.

Каждый из поселившихся в горах монахов, по словам отца Мардария, был по своему интересен и угоден Богу. У каждого, безусловно, была своя неповторимая судьба, свой крест. Целое братство. Все они жили недалеко друг от друга. И отец Виталий тоже там жил. Ему сказали, что отец Мардарий приехал, и вот мы с ним увиделись. Радости-то было! Он упал мне в ноги. Я смутился.

– Что ты, что ты, отец Виталий?!

– Отец Мардарий… Сколько лет мы с тобой не виделись. Говорю:

– Отец Виталий, дорогой. Лавру нашу закрыли, я теперь навсегда сюда приехал. Есть благословение жить здесь. И батюшка Серафим благословил.

– О, хорошо, хорошо!

И я сразу пошел в уединение. Так год или два прожил. И вот однажды, примерно в 1965 году братия приходят ко мне, зовут:

– Отец Мардарий, на Троицу на службу приходи. Сначала я ведь не служил, жил в той пустой келье, где они показали. Год, второй. А они видят, что никого нет. Отец Варсонофий отказывается служить, отец Амвросий куда-то ушел, батюшка Анемподист не хочет. Тут отец Виталий и отец Ахила за мной и пришли.

Тайный постриг

А у отца Виталия в то время такая скорбь была. Он инок был, а монашеский постриг батюшка Серафим никак ему не давал: «Даже и не спрашивай! Я знаю, когда тебя постричь, и не подходи».

Как же бедный отец Виталий скорбел! Ко всему прочему, незадолго до Троицы, с ним случилась беда. Он пошел в селение, а речка уже поднялась, потому что наступил летний сезон. Перед Троицей как раз снег в горах тает. Надо переходить вброд, а там воды по пояс, а он еще с ношей. Как до середины реки дошел, так его течением и понесло. «Господи, погибаю!!! Матерь Божия, спаси меня!!!»

А вода его крутит. Рядом никого нет. Один. Он к берегу. Рюкзак, чтобы не тянул, как-то сбросил. Рюкзак унесло. А он с Божьей помощью выкарабкался чудом. «Ой, слава Богу, живой еще остался! Ну, теперь все. Теперь, батюшка, как хочешь, а я монашество буду принимать. Хочу умереть монахом».

И вот на Троицу призвали меня служить там на поляне. Я пришел как раз перед Троицкой поминальной субботой. Закончилась служба. Вызывает меня отец Виталий на разговор в одиночку. Бледный после этого купания. Он ведь и так весь болезненный был.

– Отец Мардарий, у меня сильная скорбь. Раз ты прибыл сюда, то помоги мне.

– Отченька, если смогу, конечно, помогу. Какая? Он рассказал, как чуть не утонул, и про постриг, что

никак батюшка не соглашается.

– Вот, Мардарий, теперь все. Ты не бойся, я пострига хочу.

– Ну, а как?

– Хочу тайный постриг от тебя получить.

– А как батюшка? Отец Серафим? Как это?

– Это тайно будет. Ты только не бойся. Я все беру на себя. Ты только постриг соверши. (Дело в том, что отец Виталий стал болезненным давно. Еще со времени своего странничества у него был туберкулез в стадии кровохаркания. А тут, когда упал в реку и дополнительно застудился, возникла смертельная опасность. Когда туберкулез принимает тяжелую форму, то кровь идет горлом. Она может не остановиться, и человек может просто захлебнуться. Потому отец Виталий, чувствуя серьезность своего положения, решился на такой последний шаг (примеч. – монаха К.))

– Хорошо, давай соберем всю братию. Отцов Ахилу, Меркурия, Кассиана, Петра, Василия схимника, чтобы сообща обсудить и решить это дело. Раз постриг, то братия все-таки будут знать.

Он говорит:

– Я согласен.

– Отец Виталий, только не подведешь?

– Нет, – говорит, – нисколько виноват не будешь. И вот на Троицу все сошлись. Много было братии.

Отслужили службу. После литургии собрались, отец Кассиан и говорит.

– Ну, что ж? Батюшка уж столько лет тянет, а человек вот, смотри, больной, умереть ведь может. А каждому хочется монашества, ведь все-таки благодать такая.

Ну и решили его постричь тайно. А кому вести? Отец Меркурий был мантийным монахом, отец Кас-сиан еще не постриженный. Отец Ахила, правда, был священником, но отец Виталий отца Меркурия избрал. Они по духу сходились. Ну и все. Постриг решили назначить на Троицу. О! А ему-то! Боженька! Он как на небе! И семь дней ему по уставу в церкви находиться. А ему это самое и нужно. Он бы совсем там жил. Свечки ставит, да один там молится. Ну, мы на службу приходим, потом расходимся, а он там пребывает семь дней.

При постриге отцу Виталию дали имя Венедикт. Я не от себя дал, а братию спросил:

– Какое, братия, имя назначите? Отец Ахила открыл календарь и начал по святцам смотреть.

– Вот, Венедикт. Этот святой состоит в лике преподобных. А ему такое имя, кажется, и шло. Что-то схожее было у него с жизнью преподобного Венедикта. Виталий же и уставщик был, и певчий, и миссионер, и духовник.

Постригли. Все хорошо. Семь дней уже вышло. Братия решает. «Теперь у нас будет выход на озеро».

А раз отца Виталия постригли, то значит каждый в своей грамотке (помяннике) записал: «Монах Венедикт». И когда служба, то поминают.

Прошло некоторое время. И вот как-то раз один из братии, Петр, оставил свою грамотку в приозерной келье. Келье тайной, спрятанной между огромными камнями, где служили литургии для причастия матушек. Положил ее на окно, мол, завтра надо будет опять поминать, тогда заберу, когда к себе пойду. А одна из сестер, такая проныра, заходит и видит его грамотку. «Ну-ка, посмотрю, что там у него: записал он меня или нет?» Смотрит, она записана, и все-все братия: отцы Кассиан, Ахила, Меркурий и монах Венедикт. Она: «Что такое? А кто у нас такой монах Венедикт? Я ведь такая – всех знаю, кто ни придет». Через нее все люди идут. «Ладно». Положила грамотку назад. Приходит отец Петр. Она ему:

– Отец Петр, это ваша грамотка?

– Да, а что ты хотела в моей грамотке?

– Да я просто посмотрела, записал ты меня или нет? А кто у нас Венедиктом записанный?

– А тебе какое дело?

Он растерялся. Это же тайна: «Ой, Боже! Помоги!»

– Где?!

– А вот, в грамотке написано.

– Да это… да это… Ну… – в общем, начал ей придумывать. А она – ну такая проныра!

– Нет, кто-то у нас живет тайно. Мы не знаем. А почему? Мы должны же знать, продукты же надо носить.

Сколько-то времени прошло. Братия забрали ноши и пошли по речке к себе. А она поехала в город, как батюшка велел. Потому что благодетели к нему продукты привезли, и их надо было переправить на озеро. Пришла она к батюшке и взяла благословение.