Фельдмаршал Кутозов. Мифы и факты - Николай Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понял тогда, что тема «Двенадцатого года» для меня закрыта, и на два десятилетия, до перестроечных времен, отошел от работы над ней.
В постсоветской России ни о войне 1812 г., ни о Кутузове историки и писатели не забывают. В 1995 г. журнал «Родина» организовал даже «круглый стол» историков специально о Кутузове[102]. Свободны от «патриотических» домыслов 40—80-х годов книги В.П. Тотфалушина о М.Б. Барклае-де-Толли и (в меньшей степени) В.Н. Балязина[103]. Тот же Балязин избегает чрезмерных прикрас и в своих трудах о Кутузове[104]. Новаторскими и строго документированными выглядят книги В.Н. Земцова и А.И. Попова о Бородинском и А.А. Васильева о Малоярославецком сражениях[105]. Много и творчески занимаются историей «Двенадцатого года» В.М. Безотосный, А.М. Горшман, С.А. Малышкин, А.А. Смирнов, А.И. Ульянов, С.В. Шведов. Но тяга «к Жилину» довлеет еще над историками и сегодня. «Последний из могикан» сталинской школы В.А. Дунаевский в 1997 г. опубликовал очередной панегирик Кутузову как «Спасителю России»[106], отметив здесь, что Сталин Кутузова лишь «вроде бы почитал» (С. 29), то есть, по Дунаевскому, недохвалил. Как Жилин, представляют себе Кутузова и некоторые постсоветские историки — например, A.В.Шишов[107] и, особенно, Л.Л. Ивченко — та, которая за «круглым столом» в журнале «Родина» утверждала, что критиковать Кутузова могли только обидчивые и завистливые «недоброжелатели»[108]. Статьи Ивченко очень амбициозны. К примеру, она объявила суждения А.Г. Тартаковского и В.В. Пугачева «бесполезными» и «смехотворными», а меня «отчитала» за то, что я (по ее наитию) «никогда не был на Бородинском поле»[109].
Наиболее показательна для современных оценок Кутузова новейшая биография фельдмаршала, которую составили Ю.Н. Гуляев и В.Т. Соглаев к 250-летнему кутузовскому юбилею[110]. В ней есть приметы нового, более научного подхода к теме, по сравнению с трудами П.А. Жилина: отвергнут жилинский вымысел о «конфликте между Кутузовым и царским правительством», без «патриотических» гипербол рассмотрены итоги Бородина и причины пожара Москвы, разысканы новые данные о самом Кутузове и его времени. Но большей частью новая биография Кутузова повторяет официозно-советскую трактовку темы с характерным для нее прикрасами, умолчаниями и домыслами. Успехи Кутузова (и, вообще, россиян) преувеличиваются, а неудачи умаляются — с опорой «на цифирь», даже устаревшую и опровергнутую, лишь бы она была «в нашу пользу». Главное же, Кутузов и здесь идеализируется как «Спаситель Отечества» (это его титло вынесено в название основной главы о войне 1812 г.), а критические высказывания о нем его соратников и современников, включая генералиссимуса А.В. Суворова и канцлера А.А. Безбородко, адмирала А.С. Шишкова, генералов Н.Н. Раевского и П.И. Багратиона, объясняются, в основном, «недопониманием масштабности полководца».
Не вышла из плена старых, слишком апологетических по отношению к Кутузову мифологем и последняя по времени его биография (рассчитанная на учащихся школ, гимназий, лицеев и написанная, надо признать, очень ярко[111].
В художественной литературе постсоветского времени о войне 1812 г. (главным образом, это — биографические романы о современниках и соратниках Кутузова) процесс освобождения из-под груза сталинских догм идет заметнее, чем в историографии[112].
Пожалуй, для науки важнее всех, имеющихся на сегодня, биографий о Кутузове 6-томное собрание его документов. Личный архив фельдмаршала, о котором канцелярия военного министра князя А.И. Чернышева еще в январе 1843 г. сообщала: «Где ныне находится, неизвестно», так и не разыскан до сих пор. Но в разное время, с 1870-го до 1950 года, в различных изданиях печатались многочисленные документы самого Кутузова и о Кутузове, извлеченные из других архивов. Почти все они были собраны, дополнены вновь открытыми материалами и опубликованы в 6-томнике 1950–1956 гг. Для биографов этот 6-томник бесценен. И все-таки полагать, что «в нем представлены документы, отражающие всю многогранную деятельность фельдмаршала»[113], неверно. Во-первых, совершенно отсутствуют в нем (намеренно не включены, дабы не бросить тень на репутацию Кутузова) документы о карательных акциях, по его приказам, против крестьянских бунтов и волнений, неоднократно публиковавшиеся до 1917 г… Во-вторых, иные документы печатались с купюрами: изымались тексты, «порочащие» Кутузова, — например, отзыв Александра I в его письме к сестре принцессе Ольденбургской Екатерине Павловне 18 сентября 1812 г. о Кутузове, Барклае-де-Толли и Багратионе как «одинаково мало способных быть главнокомандующими»[114].
В зарубежной литературе Кутузов явно (что действительно обидно для нас) недооценивается. Разумеется, это не значит, что вся она, как утверждали П.А. Жилин, Л.Г. Бескровный, Н.Ф. Гарнич, только и делала, что «стремилась извратить исторические факты», а в особенности «чудовищным образом извращала» роль и деятельность Кутузова[115]. Французские историки, от Жоржа де Шамбре до Анри Труайя, признавали отдельные достоинства Кутузова как военачальника, — главным образом, «хитрость и терпение», — но преувеличивали его дряхлость и безынициативность[116]. Несколько выше ставили Кутузова английские исследователи: Вальтер Скотт считал его «опытным воином», «упорным полководцем», а Дэвид Чандлер, хотя и полагает, что «военные способности Кутузова были не так выражены, как у Барклая», отдает должное его «опыту в политических и военных сферах, который, вероятно, не знал себе равных». По мнению же Алана Пальмера, Кутузов к 1812 г. уже прошел путь «от романтического военного героя до скандального развратника».
Из немецких историков наиболее профессионально судил о Кутузове Карл фон Клаузевиц (1780–1831), сам в 1812 г. служивший в русской армии и лично наблюдавший за поведением Кутузова при Бородине. Клаузевиц — общепризнанный классик мировой военной науки и, наряду с А. Жомини, самый авторитетный знаток и критик наполеоновских походов. В СССР его репутация менялась в зависимости от партийно-политической конъюнктуры: если, например, в 1947 г. Л. Г. Бескровный клеймил Клаузевица по-сталински за «махрово-реакционную сущность» взглядов и «ограниченность мышления»[117], то после смерти Сталина, уже в 1956 г., тот же Бескровный стал писать так: «В оценке теоретического наследства Клаузевица мы руководствуемся указаниями В.И. Ленина, который видел в лице Клаузевица одного „из самых глубоких писателей по военным вопросам“».
Клаузевиц точно подметил, что «относительно боевой репутации Кутузова в русской армии не имелось единодушного мнения: наряду с партией, считавшей его выдающимся полководцем, существовала другая, отрицавшая его военные таланты; все, однако, сходились на том, что дельный русский человек, ученик Суворова, лучше, чем „иностранец“». Сам Клаузевиц считал, что Кутузов «по природным дарованиям, безусловно, превосходил Барклая» и, хотя в дееспособности «представлял меньшую величину, чем Барклай», в целом все-таки был для россиян «гораздо большей ценностью».
Другие немецкие историки — консерватор Теодор Бернгарди, либерал Фридрих Кристоф Шлоссер и левый социал-демократ, марксист Франц Меринг — не находили у Кутузова больших способностей[118], а в капитальном труде знаменитого Ганса Дельбрюка Кутузов даже не упомянут.
Польский историк Мариан Кукель и американцы Леопольд Страховский (поляк, эмигрировавший в США) и Виллиан Слоон ценили у Кутузова «многолетний опыт», но порицали его за «хитрость», «хвастовство» и «робость»[119].
Резкое исключение в зарубежной литературе о войне 1812 г. и о Кутузове представила собой книга английского военного историка Роджера Паркинсона «Лисица Севера. Жизнь Кутузова, генерала войны и мира». Паркинсон осудил бытующее на Западе принижение роли и личности российского фельдмаршала и поставил его как стратега выше Наполеона[120].
Итак, зарубежная историография в целом уделяет Кутузову мало внимания и недооценивает его. Что же касается историографии отечественной, то она большей частью (исключая время с 1870-х до 1940-х гг.) идеализировала Кутузова, причем эта идеализация с 1947 г. до конца 80-х гг. переживала расцвет и проявлялась главным образом в трех разновидностях, которые отчасти практикуются доныне: 1) лакируется, приукрашивается быль, выгодно характеризующая Кутузова; 2) замалчиваются факты, невыгодные для его репутации; 3) измышляется небыль (версии или даже мифы) с заведомой целью поднять Кутузова в наших глазах «все выше и выше и выше…» его истинного уровня.