Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин

А вот еще слухи: где-то у кого-то пешка — в ферзи вышла, теперь королева! А королевам, им что? Ходят как хотят. Один конь без проблем, скачет себе буквой «Г», как будто сказать хочет: все вы — «Г».

А на этой вот доске король один остался, всех потерял. Мат ему не ставят из жалости и еще потому, что он матерных слов терпеть не может. Корону он снял — тяжело, подошел к краешку и… бултых.

Калинин спит. Пора и мне. Завтра хотим еще раз махнуть на взморье. Купаться, загорать — и никаких шахмат.

I августа 75 — Рига

Это уже переходит в дурную привычку — отмечаться накануне Нового года. Вот и сейчас осталось несколько часов уходящего. Вспомнил про эту тетрадку, хотя давно понял бесполезность затеи. Все, конечно, врут или, в лучшем случае, недоговаривают; но недоговаривать себе — это уж я придумал вместе вот с этой книжонкой.

Сегодня был спокойный день. Никуда не ходил, ничего не делал, отмокал в ванне полдня — этим он и запомнится. Грехи мои стекли в городскую канализацию, и я теперь как младенец — готов пятнать себя новыми.

Сейчас сходил в магазин, купил себе подарок, пришел, поставил подарок на стол и сказал (!): «С Новым годом, дорогой Николя, желаю тебе всего доброго». Поглажу рубашку, пойду к друзьям пить водку.

31 декабря 1975 г. Омск

1976

Задерживают вылет. Кто-то не явился на посадку. Поет Брегвадзе. Сейчас 7–30 местного времени. Ясный, прозрачный вечер. В небе одинокое облачко, вытянувшееся, бледное. Омск там, вдали… Какой-то незнакомый. Где-то там Танюша. Сейчас начинается спектакль. Малышка моя, родная… Сколько себя помню — все сижу в самолетах и переживаю. Моторы взревели. Поехали. Только два часа назад расстались с тобой. Два часа. Самолет развернулся. Заходящее солнце бьет в глаза. 5 ноября 1973 года. Боже, как давно.

Первый, кого увидел в Омске, была — ты. Взлет. Летим над городом. Вот театр. Слышишь? А ведь было время, когда мы не знали друг друга! Вот ужас! На крыле солнечный блик. Внизу степь.

18 апр. 76. Омск-Москва

Сейчас еду до «Лермонтовской». Застаю дома сразу всех: и С., и Т., и Севку. Его я вижу первый раз. 10 месяцев мальчишке. Трудно представить, что это она его родила. Говорим допоздна, ходим курить на балкон. На тихую громкость ставим пленочку с последними песнями. Поет он сам. Здорово. Утром Серый играет на рояле какую-то полечку, Сева пляшет в кроватке. Через полтора часа буду в Таллине.

19 апр.

Метро «Парк культуры».

Тогда был страшный дождь, редкостный дождь. Стоял транспорт. Потоки грохотали по асфальту. Мы добрались до станции метро. Стоим на эскалаторе. Тесно. Все вокруг промокшие. У тебя капельки на волосах. Был июль (какое число, теперь мы уже не вспомним).

Июль 1976-го

Еду в Ульяновск. Вернее, лечу сегодня ночью через Москву. Книжечку эту оставляю здесь, вот интересно будет через год! Как-то все обернется. Еще немного!

6 сент. 76. Перевальск

Липси устала и замерзла. Сейчас Зч. 20 мин. ночи. Ехали в такси до аэропорта в Ворошиловграде, потом самолет до Внукова, потом полтора часа в автобусе… Сидим в Быкове. Достал из чемодана свой плащ, завернул ее, уложил. Покормил колбаской. Вздрагивает. Действительно холодно. Даже мне. В Москве +7 гр.

Самолет на Ульяновск в 7–40 утра. Еще один рывок, и все начнем с начала.

7 сент. 76. Москва.

Счастливых дней на все года и сладостного, Кира, Вам! Глотни и вспомни иногда про Шамиля Закирова.

Без даты

1977

Год прошел. Ничего интересного. Все случается не так, как представляешь заранее… Проще. Ульяновск — симпатичен. Был там дня 2, кажется. Сейчас опять лечу. В Омск. Через год, буду жив, отмечусь здесь. Через год… Это как «письма в никуда».

15 сент. 1977 г. Перевальск

1978

Год прошел, ровно год! Не хуже, не лучше других; рискую постареть в однообразной тоске. Парус мой накренился, воды касается…

Завтра еду в Ростов, оттуда сразу в Омск. Опять Омск, еще раз — наверное, последний. Силы еще есть, еще вполне-вполне достаточно, но желания бороться все меньше с каждым годом, а годы сыпятся, как горох из дырявого мешка.

В пьесах, вообще в литературе, развязка всегда короткая, ясная, на то она и «развязка», в жизни — наоборот, самое длинное, самое тягостное — развязка, наверное потому, что в жизни это всегда еще и начало новой истории, нового сюжета, и так до… Так будьте счастливы, друзья мои.

13 сентября 1978. Перевальск

1979–1989

1979

Еще один год! Только перелистывая эту книжицу, понимаю, что время утекает совсем не незаметно, а уходит прочными, твердыми, хорошо ощутимыми шагами. Мне тридцать два года. Сегодня улетаю в Омск. С остановкой в Москве.

Перевальск

1979, Хабаровск

Таня разбудила утром: «Нужно ехать к Юре, у него умер папа». С папой мы сидели позавчера до поздней ночи и говорили, говорили. Полненький, добрый, несколько даже щеголеватый, бывший режиссер музыкальной комедии с большой-большой биографией. На этот раз он рассказывал о своих встречах с Акимовым, удивительных своею фатальностью…

Юрка подтрунивал над ним весь вечер, пел под Вертинского, сам себе аккомпанируя на фортепиано, временами специально страшно фальшивя.

Расходились очень поздно. Леонид Николаевич проводил нас сердечно и искренне — и все… И вот сегодня меня будит Таня и говорит, что надо ехать, что звонил Юра…

Было десять утра. Он еще лежал на полу в прихожей… Нас 6–7 лбов беспомощных и не знающих ничего, что нужно знать взрослому человеку. Юру трясет…

Телефонные звонки, милиция, скорая помощь. Жуткое состояние беспомощности. Нужно сообщить матери в Тюмень, она там на гастролях.

Нужно сделать все необходимое. Увезли тело в морг. Сидим целый день в той же самой комнате. На столе трубки, книга, раскрытая на том месте, где он читал только что, несколько часов назад.

27.8.79

Подлетаем к Южно-Сахалинску. Погода прозрачная, виден внизу Татарский пролив. С Хабаровском расстались безболезненно, скорее с радостью и облегчением.

Владивосток — самое приятное воспоминание. Ах, какой город! Может быть, лежи он в другой точке планеты, и не был бы таким щемяще не похожим ни на что… Туманы, туманы Владивостока, Русский остров, Амурский залив, океан — как бы сохранить все это, как бы не потерять эту вибрацию души…

Пошли на посадку. Танюша спит.