Некроманты, алхимики и все остальные - Яна Алексеева

— Почему? — Кэрдан склонил голову, тени четче обозначили запавшие щеки, острые скулы.

— Мы ведь еще живы…

— Как бы это не было странно, — согласился супруг. — Что теперь ты скажешь?

— Возможно, решение не будет принято. То, что нужно вам. Потому что есть Иттинар, саеш Черной Жемчужины, племянник и проигравший соперник…

— На этот счет, — по губам мужчины скользнула хищная усмешка, — у меня тоже кое-что есть. Его, едва только Раттиар взглянет на бумаги… как это называется? Он демонстративно сжал пальцы, будто кого-то душа.

— Отрекутся от него… да? А не было ли это слишком рискованно, вот так, в одиночку…

Ведь многим эта сделка, если она состоится, встанет поперек горла. Поэтому мне — страшно. И ничуть не стыдно от того, что коченеет сердце и где-то в глубине души леденеет ярость.

— Я десять лет на Ожерелье… торговлей занимаюсь.

Отвернувшись, принялась считать звезды, мерцающие на черном бархате неба. Торговлей… Там, на Чужом, опасном и сумрачно-скалистом острове, где разрешено приставать чужим кораблем, полно контрабандистов, вольных авантюристов и прочего сброда. Есть и ронийские шпионы, выходит. Мне немножко смешно. Какие бы ни были на Ожерелье тайны, все они теперь откроются миру. Ведь саеш Тьелегрин должен знать, что происходит на вверенной ему территории и далее… ведь шпион должен доложить своему командиру о происходящем, ведь посол… расскажет государю о результатах переговоров… Возможно, что-то изменится на островах.

— Спать, — говорю я, поднимаясь с колен, опустошенная, — спать. Все прочее — завтра. Мужчина согласно кивнул.

Дни и ночи, бегущие вместе с луккой, слились в единое расшитое серебром полотно. Бархатные звездные ночи, соленые брызги дней, тихие разговоры и непрерывный надрывный стон корпуса. Попутный теплый ветер, безлюдные скалы, поросшие мшистым кустарником, и серебристо-синее волнующееся полотно моря. За четыре дня путешествия мы не увидели ни одного корабля. Только на горизонте промелькнули пару раз косые белые паруса. И хорошо… Кого бы мы могли встретить сейчас? Только противника.

А ночевки вполглаза на палубе из боязни пропустить момент, когда надколотая скорлупа корпуса окончательно развалится, не самое страшное, что могло случиться со мной. Это моя забота и моя обязанность, как капитана, довести «Красту» до места назначения, и высадить пассажиров целыми и невредимыми. Ну а то, что в таковых числятся сейчас матросы и саеш Тьелегрина, для моей морской ипостаси значения не имеет. Таковы правила. Как саеш и сеамни непогрешимы на суше, так капитан — на море.

Я знаю, что еще одного такого рывка мы можем и не выдержать. Очередная ловушка, бесполезная попытка убежать, и все… До земли мы не дотянем, и никаких абордажей не понадобится. Сами затонем… Вот будет бесславный конец для единственной в Ожерелье лукки с Крыльями! Между прочим… в конструкцию надо внести изменения, с учетом того, что скорость, теперь я знаю на деле, куда выше той, на которую рассчитаны блоки и рама.

И хорошо, что прорвавшись через морийскую сеть, мы здорово отклонились от прямого курса, и подбираемся к столичной бусине совсем с другой стороны. Нас ждут, да… Наверняка. Но не от скальной гряды, огибающей острова, и служащей дополнительным щитом от нападения с океана.

С мачты, вцепившись в гудящие от напряжения канаты, я всматривалась в серую, вырастающую на горизонте гряду. Чуть ниже, неслышно скользя в вечернем сумраке, троица матросов меняла паруса, заменяя белоснежную ткань на жемчужно-серую, сливающуюся с мрачным, тусклым и каким-то безжизненным морем. Небо было затянуто облаками, ровный ветер нагонял с горизонта черные грозовые тучи. Только белая пена у подножия скал разнообразила затягивающую сознание глубину, вместе со скалами разделяя мир надвое. Но предаваться созерцанию мира было некогда. Соскользнув вниз, заняла место у штурвала.

— Нам снова держаться? — тихо прошептал на ухо Кэр, осторожно касаясь моих волос. Он стоял рядом, вполне уверенно держась на ногах. Сощурив глаза, мужчина созерцал врага, с которым не имел возможности сразиться и победить. Напряжение и бессильная злость проступали на лице, в крепко сжатых, побелевших губах. Отступив на шаг, он оперся на перила, пережидая неожиданно накативший приступ слабости. В такие моменты сквозь загар на лице его проступала нездоровая серость. Яд айров уходил из его тела, но медленно, хотя я старалась выдерживать режим приема противоядия. Ощущать себя балластом, бесполезным грузом — тошно, понимаю. Он человек действия, но сейчас… Что он может сделать сейчас?

— Да, мой господин, но мы пойдем очень-очень медленно, как водяная рысь, таящаяся в засаде, — и глухо приказала, мысленно отдавая благодарность серому, затянутому облаками небу, — убрать паруса кроме маскировочных!

Тихий голос прогулялся до гряды и обратно, пробился сквозь шум волн, потревожив птиц. Те с криками поднялись в воздух, белыми молниями разметавшись над скалами.

— Тир, Ран, на нос с глубиномером. Каждую лею промеряйте. Тишина.

Лукка скользнула вдоль каменных отрогов, повинуясь рулю. Чуть отвернув, прошла боком… Дальше, у скал в воздухе стояла влажная пелена от постоянно бьющихся о скалы волн. Трудно понять, есть ли проход.

— Две дюжины, свободно, — это Тир, подняв руку, тихо отсчитывает узлы у сброшенной за борт веревки с грузом. Ран, нервно отирая пот со лба, медленно выбирает канат из воды. На его смуглой коже выступили кристаллики соли.

Корпус дрогнул под напором течения, жаждущего уволочь нас на камни, в пенный водоворот. Паруса хлопнули, прижимаясь к мачтам. Резко вывернув влево, отчего лукка дернулась, вспенила за бортом серые барашки.

— Дюжина и семь, свободно…

Всматриваясь до рези в глазах в череду серого, черного и темно-зеленого, позволяю «Красте» двигаться по инерции. Буруны, водовороты, чуть прикрытые слоем колеблющейся воды острые камни. Ну же…

— На четыре тяжа затянуть, — тихо, стараясь не вспугнуть обитателей скал. Трое свободных матросов, замерших бронзово-серыми статуями, мгновенно ожили, заставляя паруса расправиться и вновь чуть выгнуться под напором вечернего ветра, гуляющего без направления, то вдоль, то поперек гряды.

— Дюжина и шесть, дно. Для боевых кораблей здесь прохода нет, а мы… мы проскочим. Вот здесь…

— Дюжина и три, дно поднимается.

Поворачиваем… не туда, где в просвете между двух приметных, черных с белыми прожилками скал виднеется тихая заводь. Там вода мелко-мелко рябит, а инстинкт капитана просто-таки вопит об опасности. Дальше, в буруны, закручивающиеся среди отполированных серых валунов, к подножию отвесной, гладкой стены, заросшей серо-зеленым мхом.

За полторы сотни лей от гряды «Красту» начало качать. Вверх, вниз, вправо, влево, носом, боком, вниз, кормой… И снова, и снова. Носом и вправо, от торчащих среди пены камней, вправо, сквозь пенный лабиринт, едва не снимая стружку с левого борта.

— Внатяг паруса, — перекрывая шум волн, приказала я.

Боковой ветер понес нас вперед, вбросив в сильное течение. В воздухе поднялся мелкий водяной туман,

— Дюжина и два… — донеслось до меня сквозь свист ветра и рев волн.

Вправо, влево, влево, вправо… штурвал вертелся, дерево едва не дымилось под пальцами, руки дрожали от напряжения. Еще вправо, и ветряной вихрь едва не притиснул «Красту»…

— Шесть и поднимается! — в голосе Тира мне послышалась паника.

Мельком оглянувшись на Кэра, поразилась его бледности. Стиснув пальцы на ограждении, он не отрывал взгляда от приближающихся скал. Вправо, с силой налегая на рукоять, еще! Ну же…

Полсотни, три дюжины. Почти ложась на борт и едва не черпая парусами воду, проскочили странные трезубые вилы.

Влево! Камни… гладкий чешуйчатый хвост, веера плавников. Хлестнув по волнам, длинное темно-зеленое тело исчезло среди волн. Благословенны будьте, морские боги!

— Десять лей…

Лукка влетела в узкий сумрачный проход. Треск… нависающий кусок скалы задел мачту, сшибая одну из рей. Запуталась, повисла на канатах. Гул и рев, отражаясь от темных скал, заметались следом за нами. Из стороны в сторону, едва не врезаясь, ныряя носом…

Сдирая кожу на ладонях, вцепилась в штурвал. Корабль мотало и трепало, камни, если я не успевала реагировать, едва не проламывали борта. А успевала я далеко не всегда. Две дюжины лей всего пролива… Надо пережить.

— Багры держать! — заорала, заметив впереди водоворот, выворачивая штурвал и уже силой притискивая «Красту» левым бортом к скалам. Мачты затрещали.

Двое схватились за шесты, смягчая удар. Шум воды заглушил треск ломающегося дерева. От удара меня швырнуло на палубу. Левое плечо пронзило болью. Стиснув зубы, вцепилась в спицы рулевого колеса и поднялась, краем глаза заметив проносящуюся мимо черную, бурлящую тиной воронку.