Нарушители спокойствия (рассказы) - Харлан Эллисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джеффти слушал радиопрограммы, передававшиеся из места, которого, если следовать логике, просто не могло существовать в естественном устройстве пространства и времени нашей Вселенной, как его представлял Эйнштейн. Но он не только слушал радиопередачи. Он получал по почте сувениры, которые не производила ни одна компания. Он читал комиксы, которые не выпускались уже почти три десятилетия. Он смотрел фильмы с актерами, умершими двадцать лет назад. Он был как приемная станция для бесконечных радостей и удовольствий прошлого, от которых мир давно избавился. В безудержном самоубийственном стремлении в будущее мир уничтожил свою сокровищницу простого счастья, залил бетоном детские площадки, оставил не у дел волшебников-отщепенцев. И все это невероятным, чудесным образом возвращалось в настоящее с помощью Джеффти. Возрожденное, усовершенствованное, сохранившее традиции, но при этом современное. Джеффти невольно стал Аладдином, силой своей природы превратив реальность в волшебную лампу.
И он пригласил меня в свой мир.
Потому что доверял мне.
Мы завтракали «Квакерскими воздушными пшеничными хлопьями» и запивали теплым шоколадным молоком «Овалтайн» из выпущенных в этом году кружек для молочных коктейлей «Маленькая сиротка Энни». Мы ходили в кино, и пока все остальные зрители наслаждались комедией с Голди Хоун и Райаном О’Нилом, мы с удовольствием смотрели фильмы с Хамфри Богартом в роли профессионального вора Паркера в снятой Джоном Хьюстоном потрясающей экранизации «Убийственной земли» Дональда Уэстлейка. А вторым фильмом показали «Лейнинген против муравьев», снятый Вэлом Льютоном со Спенсером Трейси, Кэрол Ломбард и Лэйрдом Крегаром в главных ролях.
Дважды в месяц мы ходили к газетному киоску и покупали там последние выпуски журналов «Тень», «Док Сэвидж» и «Поразительные истории». Садились рядом, и я читал Джеффти вслух. Особенно ему понравились новый короткий роман Генри Каттнера «Сны Ахилла» и новый сборник рассказов Стенли Вейнбаума, где действие происходило во вселенной субатомных частиц под названием Редурна. В сентябре мы с удовольствием читали новый роман Роберта Э. Говарда о Конане-варваре — «Остров черных» — в журнале «Странные истории»; а в августе нас немного разочаровали «Корсары Юпитера» — четвертая повесть Эдгара Райта Берроуза из его серии про Юпитер. Но редактор еженедельника «Сокровищница всяческих историй» обещал опубликовать еще два рассказа из серии, и для нас с Джеффти это стало такой приятной неожиданностью, что немного скрасило разочарование от не вполне удачного произведения.
Мы с Джеффти вместе читали комиксы и оба пришли к одному выводу, причем порознь, и лишь потом, в ходе обсуждения, выяснили, что нашими любимыми супергероями были Человек-Кукла, Аэробой и Громада. Мы также обожали стрипы Джорджа Карлсона в «Комиксах Джингл-дженгл», особенно нам нравился Плосколицый принц из серии «Сказки старого Претцельбурга», мы читали эти комиксы вместе и смеялись, хотя мне приходилось объяснять Джеффти значение некоторых запутанных каламбуров, так как он был еще слишком маленьким, чтобы понять скрытую в них иронию.
Как все это можно было объяснить? Я не знаю. В колледже я неплохо изучил физику, и у меня возникли поверхностные предположения, которые, скорее всего, могли оказаться ложными. Закон сохранения энергии иногда нарушается. Физики говорят, что такие законы имеют «небольшие отклонения». Возможно, Джеффти стал катализатором для небольшого нарушения в законе сохранения энергии, и нам только сейчас стало известно о его существовании. Я пытался почитать специальную литературу: о «запрещенном» распаде мюонов — гамма-распаде, в продукты которого не включается мюонное нейтрино. Но ничего из прочитанного, даже новейшие исследования Швейцарского института ядерных исследований, находящегося рядом с Цюрихом, не помогли мне разобраться в этом вопросе. Пришлось обратиться к ранним философским концепциям, согласно которым «науку» следовало бы называть магией.
Никаких объяснений, просто множество чудесных моментов.
Самое счастливое время в моей жизни.
У меня был «реальный» мир — мир моего магазина, моих друзей и родных, мир прибылей и убытков, налогов и вечеров с молодыми женщинами, которые рассуждали о покупках или ООН, о повышении цен на кофе и микроволновках. А еще у меня был мир Джеффти, в котором я существовал, только когда был вместе с ним. Прошлое становилось для него ярким и живым, настоящим, и я мог прикоснуться к нему только вместе с Джеффти. И грань между двумя мирами становилась все более тонкой, сияющей и прозрачной. Я брал все самое лучшее от обоих миров. И в глубине души осознавал, что не смогу ничего перенести из одного мира в другой.
Забывшись хотя бы на мгновение и предав Джеффти этой своей забывчивостью, я положил бы всему конец.
Я настолько предавался удовольствиям, что стал проявлять беспечность, забыл, каким хрупким была связь между миром Джеффти и моим. Прошлое почему-то всегда вызывает возмущения у настоящего. Я никогда не мог этого понять. Нигде в книгах о зверях, в которых борьба за выживание показывается как сражение когтей и зубов, щупальцев и ядовитых желез, вы не встретите утверждений о том, с какой яростью прошлое готово обрушиться на настоящее. Нигде вы не найдете подробного отчета о том, как Настоящее затаившись ждет, когда Прошедшее вдруг захочет стать Сегодняшним Днем, и тогда его можно будет изорвать в клочья безжалостными челюстями.
Кто может знать о существовании чего-то подобного… в любом возрасте… тем более в моем… кто способен это понять?
Я пытаюсь найти себе оправдания. И не могу. Вся вина на мне.
Это случилось одним субботним днем.
— Что сегодня показывают? — спросил я, пока мы ехали в машине в центр города.
— Кейн Мейнард в «Правосудии с хлыстом» и «Человек без лица». — Он продолжал улыбаться, словно пытался одурачить меня.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Ты шутишь! — сказал я. — «Человек без лица» Бестера?
Он кивнул,
