Дэви. Зеркало для наблюдателей. На запад от Солнца - Эдгар Пенгборн

Одну деревню в этом краю я просто обязан вспомнить. Мы подошли к ней осенью 319 года, когда уже направлялись на северо-запад с мыслью перейти границу с Пенном около замечательного города Филадельфия. Мы катили по дороге с обычным веселым гамом, распевая «Я больше не буду бродяжничать» — песню, которая обычно встречала наиболее горячее приветствие. Когда мы остановились перед закрытыми воротами, я продудел в свой горн, чтобы сразу дать понять, что мы пришли с дружбой. Однако нам никто не открыл. Это рассердило папашу Рамли; а впрочем, целое лето, проведенное в Южном Катскиле, рассердило бы и святого.

Чтоб мне пусто было, — сказал папаша, — но мы в любом случае войдем внутрь и вежливо спросим, почему не открывают.

Бедняги, они просто не могли — те несколько человек, что находились в деревне, были мертвы уже многие месяцы. Дома начинали разваливаться, пока слегка — где-то дыры в соломенных крышах, проделанные белками; где-то дверь слетела с петель, потому что ветер чересчур часто хлопал ею… Мы зашли во все двадцать с лишним жилищ, найдя лишь скелеты, дочиста обглоданные муравьями-трупоедами и жуками-мусорщиками, — немного, около дюжины. Большинство из них лежали на плетеных из шнура или лозы койках, которые в этой стране использовали вместо кроватей. У двоих сохранились остатки седых волос. Все было спокойно. Поскольку все мертвые были в домах, а деревенские ворота закрыты от волков и собак, обо всем позаботились муравьи и жуки. Мы были удивлены, обнаружив, как мало кости пострадали от мышей и крыс. Папаша Рамли сказал, что крысы умирают от бубонной чумы точно так же, как и люди, чего я в то время не знал. Однако у меня было какое-то шестое чувство — думаю, оно было у нас у всех, — что это мог быть и какой-то другой вид чумы.

Один мужчина (а может, и женщина) был оставлен у городской виселицы. Вороны и стервятники расправились с ним: кости лежали маленькой кучкой под все еще болтающейся веревкой. В любом случае, преступник оказался сейчас в том же положении, что и уважаемые жители, которые оказались безнадежно больны или чересчур стары, чтобы уйти. Один скелет все еще сидел в кресле-качалке у закрытого окна. Судя по форме таза, это была женщина и, вероятно, старая. Высохшие хрящи все еще удерживали вместе позвоночник, ноги и одну руку. Я почувствовал, как ужас мой немного отступает, и заставил себя взглянуть на ее спокойствие. В том мире, который оставили нам люди Былых Времен, подобные вещи происходили достаточно часто. И произойдут еще не раз… Пени — страна искусных мастеровых, фермеров, художников, философов, поэтов, изобилия, лености… А почему бы им и не быть ленивыми, с такой мягкой природой, с этим запахом винограда и магнолии? В некоторых частях страны климат даже чересчур мягкий: кажется, что жара идет не от солнца, а от вас самих, изнутри. Эта иллюзия сильнее всего в восточной части страны, где морской ветер несет свежесть с залива Делавэр. Филадельфия-на-Заливе — чудесный маленький городок, расположенный довольно близко к развалинам Былых Времен, которые, как полагают, вполне безобидны. А по слухам, часть современного города и вовсе построена на месте старого. В Филадельфии делаются все необходимые работы — улицы чисты, дома аккуратны, — но вы никогда не увидите, чтобы хоть один человек, будь то раб или свободный, серьезно напрягался. В целом граждане больше похожи друг на друга, чем люди северных стран. Возможно, их предки в Годы Хаоса были исключительно доминирующей национальностью — темные, высокие люди, до странного напоминающие полинезийцев, какими они изображены на картинках Былых Времен, которые мне доводилось видеть. Тамошние девушки крупные; восхитительно красивые в юности, они остаются привлекательными до возраста примерно лет тридцати, когда вдруг начинают выглядеть старыми. А еще они очень добры.

Почти все в Пенне кажутся добрыми — в рамках, дозволенных религией и политикой. Их политика заключается в защите границы, каковой является река Делавэр, и получении преимущества в весьма прибыльной торговле лошадьми. Всего этого они умудряются добиваться с помощью отличного флота, состоящего из маленьких речных суденышек, и искусной армии, которой никогда не приходилось терпеть поражения и вступать на чужую землю. Торговле помогает пеннский посольский корпус, который представляет собой сборище самых заслуживающих доверия лгунов в мире — это слова Диона. Впрочем, наш с Ники опыт участия в высокой политике подтверждает его мнение.

Географическая особенность Пенна такова, что, кроме реки Делавэр между ним и Катскилом, и крохотного клочка земли на севере, который является границей с Мога, республика граничит лишь с лесной глушью. Полагаю, никто, кроме правительства республики, не имеет понятия о том, как далеко за границы этой глуши могут проникнуть пеннские исследователи. Я не могу вообразить никого более любезного, чем гражданин Пенна, меняющий тему, когда разговор касается запада. Мы были в Джонтауне летом 321 года. Это наиболее западная точка Пенна, в которой разрешено бывать какой-нибудь шайке Бродяг или другой группе иностранцев. И все же из этого города на запад, в горы, ведет небольшая дорога, хоть и проходит она мимо огромного знака, который гласит:

«КОНЕЦ ПУТИ».

Что касается религии, пеннцы воспринимают ее легко и спокойно, проходя все отправления, принимая всю святую болтовню и помалкивая при этом, как, наверное, поступала в Былые Времена немалая часть населения, избегающего, ради поддержания мира с соседями, резкостей истинно верующих священников. Это не совсем честный метод, равно как и не слишком красивый. Думаю, я никогда бы не смог так поступать. Но это служит хорошим манерам и некоторому спокойствию, и я не стану рьяно обвинять человека за то, что он пользуется таким методом, если У него нет достаточно прочных убеждений, чтобы принести им в жертву ангельский характер, или если он понимает, что молчаливое согласие с законами дураков — необходимая защита его дел.

Впрочем, я не считаю, что пеннцы — суперраса, тайно действующая при помощи всяких сказочных штучек. В Пенне вы столкнетесь с полным набором старинных мифов, невежества, набожности, неграмотности, варварства. Но у меня иногда появлялось ощущение, что за праздным и ленивым фасадом скрывается нешуточное волнение и любопытные мысли. И в присутствии пеннцев я часто чувствовал себя деятельным варваром — разумеется, не потому, что они мне давали это понять. Думаю, что Иенн и Нуин — самые цивилизованные из всех государств, которые мы оставили позади. И если придется жить где-то, помимо Неонархея, можно сделать гораздо худший выбор, чем оказаться в Пенне с одной или двумя полногубыми и полногрудыми женщинами и состариться там, имея достаточно забот, чтобы насладиться часами отдыха или любовью на теплом солнышке… Да-а-а, Пени не похож на другие страны.