Торжество жизни - Николай Дашкиев

Думать было трудно. Мысли приходилось переворачивать, как гранитные глыбы. Большим усилием воли профессор Петренко раскрыл веки, поднял голову и позвал:

— Таня!

Таня Снежко дежурила у его постели.

— Я вас слушаю, Семен Игнатьевич.

— Вот что, Таня… свяжись со Златогорском и запроси какие виды грызунов обитают в окрестных болотах… Попроси от имени ЭОН прислать нам по двадцать живых экземпляров каждого вида. А когда передашь, возьми, пожалуйста, листок бумаги и напиши письмо моей жене. Ее зовут Машей… Напишешь, что все, мол, в порядке, я сейчас не пишу сам потому, что нарыв на пальце… Да, не забудь поздравить ее с пятидесятилетием. — Он смущенно заморгал глазами: — Ну, в общем, напиши, что я ее люблю и целую… Вот и все.

Семен Игнатьевич вновь откинулся на подушки и, казалось, уснул. Таня, выйдя от него на цыпочках, бросилась к радиорубке. Мысль профессора Петренко о возможности передачи "болотницы" грызунами ее поразила.

И вдруг Таня вспомнила незначительный эпизод: в ту ночь, когда она искала исчезнувшую Лену, у одной из болотных ям, наполненных маслянистой черной водой, проскользнул небольшой зверек и плюхнулся в воду. Таня испуганно вскрикнула, но сотрудник, шедший с ней рядом, объяснил, что это обыкновенная болотная крыса.

— Болотная крыса! Грызун!!

Именем ЭОН Таня передала в Златогорск радиограмму, в которой предписывалось немедленно доставить на основную базу болотных крыс — причем обязательно с участков поражения. Крыс предписывалось ловить при помощи капканов, запрещалось прикасаться к капканам и крысам голыми руками, после охоты участникам надлежало продезинфицировать одежду и принять ванну.

На следующий день в двенадцать часов утра доставили первую партию крыс в отдельных клетках с указанием номеров участков. Именем Петренко Таня отдала приказ проводить исследование крови и мозга крыс.

А профессор Петренко в это время лежал в полузабытье, не имея сил раскрыть глаза. В его мозгу иногда мелькала мысль: "Грызуны!" Но что за грызуны? К чему эти грызуны? — додумать не удавалось. Болезнь приняла чрезвычайно острую форму.

Утро было холодное. Легкой изморозью покрылась трава. Тоненькой коркой льда затянулись лужи. Солнце поднималось медленно — большое, красное. Пробившись сквозь туман, оно вдруг ярко вспыхнуло. Его луч упал на подушку.

Профессор открыл глаза и тихо позвал:

— Таня!

Никто не подошел.

— Таня!

Он вновь впал в забытье, а когда проснулся, увидел, что Таня сидит рядом и плачет.

— Ну отчего ты плачешь, глупышка? Грызунов привезли?

Таня быстро вытерла слезы:

— Привезли. Болотных крыс.

— Болотных крыс? — Петренко даже поднял голову. — Так исследуйте немедленно!

— Уже исследовали… Ничего не обнаружено.

— Как исследовали?

— При помощи электронного микроскопа, а также на крысах, мышах, кроликах…

— Э, не то, не то! — Профессор Петренко поморщился. — Надо на высших животных… Хорошо бы на шимпанзе…

Он вновь поник головой. Таня несколько раз окликнула его, но он не слышал.

"Почему не на крысах? Почему не на кроликах?"

И вдруг она поняла, что имел в виду Семен Игнатьевич: и кролики, и белые крысы — грызуны. Они не заболевают, как не заболевают и водяные крысы, они лишь являются вирусоносителями.

"Хорошо бы на шимпанзе, но где его взять? И кто знает, восприимчивы ли шимпанзе к "болотнице?"

И Таня решилась.

Она нашла Мишу Абраменко и приказала ему дежурить у постели профессора Петренко; она попросила Лену исследовать кровь крысы с девятого участка — не обнаружится ли в ней каких-либо других микробов? — и унесла банку с этой крысой в радиорубку. Там, превозмогая отвращение, Таня сунула руку в банку. Крысу, видимо, отпугнул запах дезинфицирующего вещества, и она отскочила в сторону, но Таня резко ударила ее кистью руки по носу.

Лена ахнула и закрыла глаза, а когда она снова посмотрела, Таня уже высоко держала руку, словно голосуя за что-то, и из ее прокушенного пальца медленно текла алая струйка крови.

Лена перевела взгляд на крысу. Широкий чешуйчатый хвост, перепончатые лапы, взъерошенная шерсть были настолько отвратительны, что вызывали страх и тошноту. Но Лена переборола себя:

— Таня! Я тоже… Может быть, у тебя естественный иммунитет к "болотнице?"

— Не делай глупостей, Лена! — сердито ответила Таня. Никакого иммунитета у меня нет!

Глава XIII

Степан Рогов дни и ночи проводил в лаборатории профессора Кривцова.

В его распоряжении было первоклассное оборудование, неограниченное количество экспериментального материала, обширная специальная библиотека; Степан мог работать хоть двадцать четыре часа в сутки, мог производить любые эксперименты, профессор Кривцов предоставил ему все условия для работы. Казалось бы, осуществились мечты Степана. В лаборатории он занимался очень серьезными, — уже не студенческими, — научными изысканиями. Но если раньше ему научная работа представлялась именно такой, теперь он страдал от одиночества.

Никогда он не был так одинок, как в это время. Друзья еще не возвратились из экспедиции, профессор Кривцов уехал на Международную конференцию онкологов, а Коля… Что ж, Коля приходил ежедневно, прилежно помогал, но это была всего лишь помощь, а не совместная работа.

Ах, если бы Катя захотела стать вирусологом!

От Тани Снежко писем не было, и это беспокоило Степана. Экспедиция, видимо, все еще бьется над загадкой "болотницы", как бьется он над вирусом Иванова.

Степан привез препарат, в котором можно было надеяться обнаружить неизвестный вирус, — четыреста доз по пяти кубических миллиметров, и половина этого количества уже израсходована.

Вирус не прививался ни на каких средах — ни на естественных, ни на искусственных. Болезнью Иванова не заболевали ни пресмыкающиеся, ни членистоногие, ни млекопитающие. Видимо, и впрямь этот вирус был одним из тех вирусов, которые в процессе эволюции максимально упростили свою структуру и могли существовать лишь при строго определенных условиях.

Но каковы эти условия? Как передается и как воспринимается вирус? Перед Степаном стояли те же вопросы, которые стоят перед каждым ученым, встретившим что-то новое: "Как? Почему?"

Уже нельзя было рассчитывать, что ответ подскажут книги или профессор Кривцов.

— Если бы я это знал, вирус Иванова был бы давно открыт, — ответил полушутя Иван Петрович на один из вопросов Степана.

Профессор уже не мог указать конкретных способов действия, но те пять лет, в течение которых он готовил Степана к научной работе, не пропали даром. Теперь, прежде чем начать какой-либо эксперимент, Степан старался представить, что предпринял бы в таком же случае профессор Кривцов, старался найти в своей памяти какую-нибудь аналогичную работу, проведенную под руководством Ивана Петровича. Ему стало понятно, почему профессор Кривцов так строго добивался безукоризненности проведения опытов, которые казались Степану примитивными и ненужными: всякий сложный эксперимент, как правило, включал в себя ряд простых, но требующих острой наблюдательности и навыка в их проведении.