Завтра утром - Лайза Джексон

Да, она и правда с ума сходит.

Это прекрасно.

Пусть она в последние минуты жизни рехнется от страха, пусть поймет, что выхода нет, что, как бы она ни боролась, умоляла и рвалась, она обречена.

Почувствуй, каково это, богатая сучка.

Глава 25

— Говорю же, этот тип не появлялся последние пару дней. — Дэн Оливер, управляющий домом, где располагалась квартира Шевалье, просто горел желанием их впустить. Выглядел он лет на пятьдесят, и его ожесточенное лицо, как бы говорившее: «В моей жизни нет ни минуты покоя», свидетельствовало, что свои юношеские мечты он потерял много лет назад. Под козырьком грязной бейсболки светились небольшие глазки, а лицо было чересчур мясистым. Он едва бросил взгляд на ордер на обыск, которого успели добиться Рид и Морисетт. Похоже, Дэн ждал их с нетерпением и повел по неровной кирпичной дорожке вниз — несколько ступенек по лестнице. Квартира была под землей — небольшая каморка, какая-то мастерская ремесленника, который пустил постояльца в надежде срубить несколько лишних баксов.

— Он где-то работает? — спросил Рид, хотя знал ответ.

— Да, у него есть работа. Если это можно так назвать. В видеомагазине. Этот парень долбанутый, по-моему, целыми днями смотрит порнуху. Думаю, у него сменная работа, но я за ним следить не нанимался. Это не мое дело, а проверяющего офицера, так ведь?

— Но вы не замечали ничего необычного? — упорствовал Рид.

— Он маньяк и убийца — разве это обычно?

— Не поспоришь, — сказала Морисетт. Открылась дверь. Оливер остался снаружи и закурил, а Рид и Морисетт вошли. Квартиру скорее можно было назвать могилой — влажные потрескавшиеся стены, оголенные провода и два маленьких окошка, не просто покрытых, а залепленных грязью. Свет внутрь не проникал. На полу лежал засаленный и покрытый пятнами коврик, кресло, скрепленное изолентой, стояло перед телевизором, с которого свисала замотанная фольгой антенна. Телевизор стоял на ветхом книжном шкафу, в котором находились старые музыкальные альбомы, хотя не наблюдалось, на чем их можно проигрывать.

— Уютненько, — буркнула под нос Морисетт, заглянув на кухню, которая состояла из электроплитки и маленького холодильника. Туалет был в кладовке. — Прямо со страниц «Прекрасного дома».

— Его недавно выпустили. Он еще не успел сходить к дизайнеру, — ответил Рид, рассматривая кровать Лироя Шевалье — армейскую кушетку в углу, покрытую спальным мешком. Над кушеткой было единственное украшение во всей квартире — изображение Девы Марии, с благословением взирающей вниз, как бы на кровать Шевалье. Хотя она была полностью одета, было видно ее сердце. Лицо доброе. Любящее.

— Так что он сделал? Забил еще одну семью? — спросил Оливер и глубоко затянулся сигаретой.

— Мы просто хотели с ним поговорить.

— Конечно.

— У него были посетители?

— Не знаю. Он все больше держится один. Большинство его друзей в тюрьме.

— Телефона нет? — спросил Рид, оглядываясь. — И компьютера?

Оливер расхохотался так, что закашлялся.

— Он не слишком хорошо разбирается в технике. Это было похоже на правду — а ведь Гробокопатель связывался с ними по электронной почте, устанавливал в гробы беспроводные микрофоны, умел использовать технику в своих целях.

— Смотри-ка. — Морисетт натянула перчатки и достала из книжного шкафа альбом с вырезками, затерявшийся между пластинками. Положила его на кресло и начала листать пластиковые страницы. Вырезки из новостей, сейчас уже пожелтевшие, были аккуратно вставлены в кармашки. — Да он тащится от этого.

— Так где он? — спросил Рид, и ему стало совсем не по себе. Что-то здесь не так, чего-то он не понимает. Если только Шевалье не хамелеон, если он не пытается их обмануть этой своей убогой хибаркой. Если только он не держит их за дураков.

Риду все это не нравилось.

Что-то он пропустил.

Что-то важное.

То, что может стоить жизни Симоне Эверли.

Полиция приближалась.

Супергерой слушал новости по полицейской волне. Ощущал, как они придвигаются все ближе, чувствовал, как они все жарко дышат ему в спину. Они нашли квартиру, как он и ожидал. Как он и планировал. Он уже предвкушал их следующие шаги.

Срезав угол, он перешел улицу и направился по узкой аллее, где располагались мусорные баки, а с забора на него настороженно глазел кот. Его грузовик стоял на общей парковке. У всех на виду. На этот раз, чтобы машину случайно не опознали, он оттащил одурманенную Симону и свои инструменты на кладбище, в густые заросли. Отогнал грузовик и вернулся на кладбище позже, до пробуждения Симоны, чтобы закончить работу. Он нашел ключи и забрался в машину. Его распирало от удовлетворения. Он доставил свой груз; все прошло, как он и ожидал, как он и хотел. Он знал, что скоро на его след нападут. Если только они не совсем остолопы. Но он опять всех обманул. Вся эта чушь с числом двенадцать была нужна, только чтобы раздразнить их, указать направление, но не раскрывать свою подлинную цель.

Он ехал, не превышая скорости, чтобы не нарваться на неприятности, и остановился на аллее. Убедившись, что за ним не следят, что никто не подозревает, где скрывается его берлога, он сбежал по ступенькам и вошел в комнату, где мог быть один. Где был его мир.

Посмотрев на одежду Симоны Эверли, он улыбнулся. Вспомнил, как раздевал ее. Конечно, она была без сознания, когда он снимал с нее спортивный костюм, шорты и футболку. Он снял бюстгальтер, тихонько лаская грудь. Боже, она была прекрасна; светлые линии свидетельствовали, что загорала она в крохотном бикини. И на самом белом участке ее кожи контрастно выделялись соски. Темные. Круглые. Совершенные. Он не удержался и поласкал их, стянул с нее спортивные шорты и добрался до главного сокровища.

Алые трусики.

Они еле прикрывали ее и врезались между крепких круглых ягодиц. Ему захотелось укусить их, взять ее сзади, глубоко вонзить в нее твердый член, но он удержался. Его руки трепетали, когда он стягивал алую ленточку, которую она называла трусиками. Он понюхал их, лизнул, и пришлось подождать, чтобы успокоиться. Потом он овладел собой, связал Симону, как овцу, и завернул ее в брезент, оставив дырки для воздуха. Нужно было быть осторожным на случай, если она очнется по дороге или когда придется оставить ее на полчаса в густых зарослях, окружающих кладбище.

И потом он доставил ее к последнему пристанищу.

Он быстро сел и прослушал запись ее криков, услышат мольбы о пощаде и почувствовал ее ужас. Прекрасно, подумал он, снова и снова слушая эти звуки. Он не стал отказывать себе в удовольствии, прошел к письменному столу, потер пятнышки крови на поверхности и потянулся к ящику, где его ждала награда. Между пальцами заструились шелк и кружева.