Грань - Джеффри Дивер

— Я была вне себя. — Джоанн резко хлопнула себя ладонями по бедрам. — Неужели ты не понимаешь? В таком состоянии люди часто говорят то, чего вовсе не думают. Перестань! Ты не должна уезжать от нас!

— Я давно хотела это сделать.

— Но ведь не обратно к Эндрю, надеюсь?

— Да, к нему. Он изменился.

— О, я тебя умоляю, Мари! Такие мужланы, как он, не меняются никогда. Они только притворяются. Могут наизусть цитировать брошюры программы «Двенадцать шагов». Но на самом деле остаются прежними.

— Не желаю обсуждать это с тобой.

— Но он уложил тебя на больничную койку!

— Все, хватит! — резко выкрикнула Мари, обрывая разговор взмахом руки.

После нескольких мгновений напряженного молчания обе женщины повернулись наконец ко мне.

— Прошу уделить мне немного внимания. Должен сообщить вам обо всем, что произошло, — сказал я.

Бросив на сестру еще один взгляд, огорченный и недовольный, Джоанн уселась на диван.

— Где Райан? — спросил я.

— Здесь, — донесся голос полицейского, входившего в гостиную. Он пил кофе, но, вероятно, сдобренный порцией виски, хотя запаха спиртного я не уловил. Пройдя мимо жены и ее сестры, Райан опустился в кресло с высокой прямой спинкой, стоявшее в углу комнаты. Присутствия женщин он, казалось, даже не замечал, пристально глядя в мою сторону.

Вызвав сюда же Лайла Ахмада и Тони Барра, я обратился ко всем собравшимся:

— Мы арестовали заказчика, а Лавинг покинул окрестности Вашингтона. Подтвердилось, что нанял его Загаев. Но с терроризмом дело не связано, по крайней мере прямо. — Я посмотрел на Джоанн. — Его целью было выбить из вас ценную информацию, которую он собирался выгодно продать.

Райан Кесслер никак не реагировал на мои слова, а на жену даже не взглянул.

— Значит, все закончилось? — спросила Мари. — В таком случае мне хотелось бы отправиться домой. То есть к ним домой, чтобы забрать свои вещи.

Пришлось ее разочаровать.

— Мне очень жаль, но пока это невозможно. Мы еще не арестовали Лавинга и его партнера. Я на девяносто девять процентов уверен, что вам больше не грозит опасность, но для всех лучше пожить здесь до окончательного завершения операции.

Я ожидал услышать ответ в том же стиле, в каком Мари разговаривала с сестрой, или возразить на любое иное проявление недовольства, но она окинула меня неожиданно мягким взглядом и вымолвила:

— Если вы считаете, что так надо, значит, надо.

Я не сразу понял ее перемену в отношении ко мне. Тем более что слова сопровождались легкой улыбкой.

— А что с моей дочерью? — спросил Райан.

Он употребил местоимение в единственном числе. Это заметил я, но и Джоанн явно не пропустила мимо ушей.

— Теперь она может присоединиться ко всем нам, как и Билл Картер. Я уже связался с ним, и один из моих знакомых тюремщиков везет их сейчас к условленному месту. Я отправлюсь за ними и доставлю их сюда.

У Джоанн помертвел взгляд. Она понимала, что либо ей самой, либо мужу придется серьезно поговорить с девочкой о прошлой работе ее мачехи.

Я отправился к себе в закуток и откинулся в кресле, издавшем подо мной уютный легкий скрип. Фредди сообщал, что вертолет уже доставил опергруппы в филадельфийский аэропорт, где офицеры ФБР заняли позиции на парковке и вокруг терминала, приступив к изучению обстановки. Если исходить из того, что по пути в аэропорт Лавинг едва ли осмелится гнать машину с превышением скорости, прибыть туда он должен был только часа через полтора.

Потом меня ждало общение с Ароном Эллисом, которому тоже пора было узнать окончательные подробности происшедшего.

— Полагаю, ты ожидаешь от меня поздравлений? — спросил мой босс, и его фраза неловко повисла в воздухе. А когда он продолжил, тон его не предвещал ничего хорошего: — Корт, мне звонил сенатор Стивенсон.

— То есть не Сэнди Албертс, а сенатор собственной персоной?

— Да. И звонил он мне по поводу тебя.

— Подожди секунду. — Я поднялся, плотно закрыл дверь своего «кабинета» и снова сел за стол. Сделал глубокий вдох. И вернулся к разговору с Ароном. — Ну, рассказывай.

— Он задавал мне вопросы, на которые я не мог ответить. — Эллис помолчал. — Мне нужна правда, Корт. Ты попал на прицел к Стивенсону?

— Скорее всего да. — Скрывать это теперь не имело смысла.

— Каким же образом? — мрачно спросил Эллис.

Немного обдумав, как лучше ему это преподнести, я ответил:

— Когда Лавинг убил Эйба, мною овладело безумное желание добраться до этого гада. Но он ухитряется заметать следы, как никто другой, кого я когда-либо знал. И тогда мне удалось включить его имя в некоторые списки.

— И все?

— Признаюсь, это были не только списки особо опасных. Я добавил его имя в базу данных преступников, ордер на арест или прослушку разговоров которых можно было получить автоматически.

— Ты сумел проникнуть… — Эллис перешел почти на шепот. — Ты имеешь в виду, что не обращался ни к одному судье?

— Нет. Я получил прямой доступ в систему. Если бы я каждый раз дожидался, пока ордер подпишет судья, шансов поймать нашу птичку не оставалось бы никаких. И послушай, Арон, я не собирал таким образом незаконных улик, которые решился бы потом использовать в суде. Боже упаси! Мне это было нужно, чтобы найти Лавинга.

— Господи… Когда мы в субботу встречались с Уэстерфилдом, он сказал, что приказ «дознавателю» был перехвачен ими путем законной проверки электронной переписки. То есть существовал ордер. Это была одна из твоих проделок?

Да, это был мой фальсифицированный ордер, и пришлось признать:

— Увы, это так.

— Стало быть, когда ко мне заявился Албертс, чтобы поговорить с тобой, он уже что-то знал?

— Скорее, догадывался. — Я спрятал концы в воду довольно надежно, но в своем рвении добраться до Лавинга мог где-то наследить. — Он или сам Стивенсон пытаются выявить сейчас случаи выдачи «левых» ордеров, и там можно нарыть кое-что указывающее на меня. Албертс ведь и Фредди звонил. И тоже расспрашивал обо мне.

В трубке я услышал отчетливый скрип. Мне представилось, как мой босс в волнении раскачивается в своем кресле, ширина спинки которого точно соответствовала ширине его плеч.

Я понял, что Эллису лучше увидеть картину во всей ее неприглядной полноте.

— Самое хреновое, — сказал я, — то, что Стивенсону совершенно наплевать, спас мой фальшивый ордер от смерти семью Кесслер или нет. Я теперь много о нем знаю. Для него это вопрос принципа. Он собирается проводить эти слушания не для того, чтобы его переизбрали, не для роста популярности партии и появления своих портретов в газетах. Он искренне верит в закон и порядок. А слежка без ордера — преступление.

Как, разумеется, и слежка по подложному ордеру.

Мне припомнилось неприятное чувство, охватившее меня, когда я прочитал выступление Стивенсона и понял, что такой может быть моим злейшим врагом: могущественный политик с глубочайшей убежденностью в своей правоте. В особенности когда человек, которого он собирался сделать своей мишенью — то есть я сам, — был настолько очевидно не в ладу с законом.

Такое же гадкое чувство возникло у меня, когда я понял, что уже ищу компромат на Стивенсона, все, что заставило бы его отказаться от мысли вызвать повесткой на слушания меня. Да, признаюсь, я не идеален — и тоже в случае необходимости готов надавить на уязвимые точки людей. Но у Стивенсона их, похоже, просто не было. Ему нравились молоденькие девушки, но для холостяка это не выливалось в проблему. Его избирательные кампании финансировались большей частью из фондов политических организаций, поддерживающих консервативную партию в Вашингтоне. Но из тех же источников черпали средства все политики, только его снабжали деньгами охотнее и щедрее, чем многих других. Даже его помощник Сэнди Албертс проявил предусмотрительную щепетильность: перейдя в штаб Стивенсона, он оборвал все связи с компаниями, чьи интересы прежде лоббировал.

Зацепиться было не за что.

И я не располагал ничем, что мог бы предложить ему в обмен на иммунитет. К тому же я представлял собой именно то явление, которое он стремился разоблачить и искоренить: правительственный агент, работающий на глубоко законспирированную организацию и слишком легко обходящий законы своей страны.

— На чем вы со Стивенсоном остановились? — спросил я.

— Он затребовал материалы по всем делам, которые ты вел за последние несколько лет, когда доходило до суда над преступниками.

Чтобы установить, не были ли наемные убийцы или «дознаватели», которых я помог усадить за решетку, приговорены судом на основании незаконно полученных записей.

— Это касалось только Лавинга. Во всех остальных случаях я чист.

— На него этот аргумент едва ли подействует.