Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер

Наряду с двумя главными персонажами Набоков также отводит центральную роль загадочной стране под названием Зембла. Хотя персонажи живут в обычном студенческом городке, очень похожем на набоковский Корнель, Кинбот считает себя королем-изгнанником Земблы, который сбежал из заточения и нашел убежище в Америке. Кинбот только и думает, что о поэме, которую пишет Шейд. Ему представляется, что она станет шедевром – рассказом об утраченной Зембле и скрытых сокровищах ее короны (они так хорошо спрятаны, что их никогда не найдут, хотя советские спецы вверх дном перевернули земблянский королевский дворец).

Кинбот перемежает рассказ о коммунистической революции, которая положила конец его счастливому правлению, бытовыми сценами, надерганными из литературы, истории и даже фильмов братьев Маркс. В комментарии особое внимание уделено королевской генеалогии, цареубийству, гомосексуальным устремлениям и педофилии Кинбота и его мастерству в пинг-понге. Драматическое описание побега Кинбота из Земблы занимает около тринадцати страниц романа. Свергнутый король добирается по туннелю за кулисы театра, потом едет в гоночной машине по горам, пересаживается на корабль и наконец прибывает в Париж.

Кинбот преподает в том же университете, что и Шейд, но живет совсем в другом, фантастическом мире. Ему слышатся голоса, мерещатся заговоры, и стихи Шейда в его интерпретации искажаются до неузнаваемости. Поэму о любви к жене и самоубийстве дочери Кинбот превращает в хронику истории Земблы.

Обитатели студенческого городка сплетничают за спиной Кинбота и в глаза называют его сумасшедшим, хотя у него и без их стараний развивается паранойя. Полученную записку – что у него пахнет изо рта, Кинбот толкует как свидетельство, что кто-то догадался о его галлюцинациях. Рассказчик мечтает, чтобы у Шей-да случился сердечный приступ, и тогда бы он, Кинбот, утешил друга в беде.

Похоже, Шейд единственный, кто сочувствует Кинботу; даже жена поэта избегает Кинбота и спешит выставить его за порог. По ходу повествования дела у бывшего короля идут все хуже, от него съезжают юные квартиранты. Остальные персонажи в книге понимают, до чего он нелеп, читатели прекрасно видят, насколько он жалок, и только сам он ни о чем таком не подозревает.

Тем не менее Кинбот, как и Пнин, – не просто комичный персонаж. Да, он, разумеется, странен и экстравагантен: левша, увлеченный настольным теннисом, он безуспешно пытается сблизиться с молодыми студентами колледжа, где преподает, и преодолеть патологическую тягу к юным мальчикам. Но если отвлечься от королевских замашек и самовозвеличивания Кинбота, становится понятно, что его вымысел пронизан горем. Лжемонарх мечтает о самоубийстве и освобождении от ужаса, который его преследует. Он пишет об искушении покончить с собой, но держится, ибо его долг проследить, чтобы историю Земблы записали для потомков.

Одержимость Кинбота поэмой друга сродни увлеченному набоковскому комментированию «Евгения Онегина». Отчаяние, в котором монарх покидает родину, сродни драме самого Набокова. А вот Зембла дешифровке не поддается, – и, похоже, так и было задумано. Когда перед публикацией романа встал вопрос, как подать «Бледный огонь» в прессе, Вера от имени мужа отправила издателю список, в семи пунктах которого указывалось, что можно и что нельзя говорить о фантастической земле. Набоковы в особенности противились тому, чтобы Земблу называли «несуществующей», объясняя: «Никто не знает, никому и не следует знать – даже Кинбот едва ли знает, – существует ли Зембла на самом деле».

Так что же такое Зембла? Настоящая страна – или плод воображения помешавшегося от тоски Кинбота? В одной из первых рецензий на «Бледный огонь» обозреватель New Republic Мэри Маккарти писала о «реальной Новой Земле – островах в Северном Ледовитом». Действительно, на старых европейских картах эти острова так и обозначены – Nova Zembla. Маккарти же отметила, что несколько столетий назад Александр Поп использовал слово Zembla по отношению к этим островам и в качестве метафоры чужого и далекого Севера[16].

В течение пятидесяти лет читатели увлеченно разбирали книгу по косточкам, но никто так и не догадался, что сумасшедший рассказчик «Бледного огня» не первый король Земблы. За несколько столетий до того, как Набоков загорелся безумным Чарльзом Кинботом, этот титул носил реальный человек, у которого был свой мучительный побег из королевства, одновременно реального и вымышленного, – и похоже, Набоков прекрасно о нем знал[17].

Из трех экспедиций на Новую Землю, совершенных бесстрашными голландскими мореплавателями в конце шестнадцатого столетия, первая оказалась успешной, вторая – нет, а третьей везения и неудач досталось поровну. Всеми тремя руководил Виллем Баренц, мечтавший найти Северо-Восточный торговый путь из Европы в Китай. В первое плавание морякам удалось выйти в неведомый доселе океан и достичь северной оконечности архипелага. Во втором путешествии команда потеряла одного из матросов, на которого напал невесть откуда взявшийся белый медведь, и застряла во льдах на южном краю Новой Земли.

В мае 1596 года, когда Баренц в третий раз вышел из амстердамской гавани, рассчитывая, что арктические воды уже оттаяли, моряков снова обступили ледяные глыбы. Голландцы смотрели в небо и видели три солнца в обрамлении тройной радуги. Если небесные миражи оказались им в новинку, то ситуация на воде была пугающе знакомой: все больше и больше льда собиралось вокруг кораблей – а вместе со льдом и полярных медведей. Споры о том, какого направления держаться, длились почти месяц, после чего пути двух кораблей разошлись. Медведи тем временем плавали вокруг судов в поисках пищи или забирались на дрейфующие поблизости льдины, чтобы перепрыгнуть оттуда на борт.

Двигаясь вдоль скалистого берега, путешественники обогнули северную оконечность Новой Земли. Но обледенение в том году началось раньше. Вскоре вышли из строя румпель и руль, а шлюпку раскрошило о борт корабля. После пятидневной битвы с замерзающим морем Баренц оказался в ледяной ловушке.

Дрейфующие льдины с оглушительным грохотом бились о корабль. Казалось, что судно развалится на части; его выдавливало из воды все выше и выше, а из океана подходили все более крупные айсберги. Баренц, две недели цеплявшийся за слабую надежду выбраться, понял, что команде придется зимовать на Новой Земле.

Морякам предстояло пережить шесть месяцев жестоких морозов, и они понимали, что без хижины им не обойтись. Деревья на островах не росли, а разобрать корабль означало лишить себя последнего шанса вернуться домой. Голландцы отправились на поиски прибитого к берегу плавника, и тут судьба преподнесла им волшебный подарок: с материка на Новую Землю принесло несколько цельных стволов. Деревья лежали довольно далеко от корабля, и моряки смастерили салазки, чтобы перетащить их.