Глубокие раны - Неле Нойхаус

Когда Боденштайн и доктор Энгель ни с чем вернулись из Мюленхофа, так как там никого не оказалось, в комиссариате уже ждал Зигберт Кальтензее.

— Что ты, собственно говоря, от него хочешь? — спросила Николя, когда они поднимались по ступеням в офис.

— Узнать, где находятся Моорманн и Риттер, — ответил Боденштайн с яростной решительностью. Слишком долго он концентрировался на очевидном — и при этом просмотрел то, что напрашивалось само собой. Зигберт всю свою жизнь прожил в тени Эларда и использовался своей матерью, так же как и любой другой человек в ее окружении.

— Почему он должен это знать?

— Он пособник своей матери, и именно она приказала сделать все это.

Энгель остановилась и удержала его.

— Как ты узнал, что Ютта Кальтензее хотела заманить тебя в ловушку? — спросила она с серьезным лицом.

Боденштайн посмотрел на нее. В ее глазах читался искренний интерес.

— Ютта Кальтензее — очень честолюбивая женщина, — сказал он. — Она поняла, что убийства в окружении ее семьи могут невероятно навредить ее карьере. Сенсационная биография, которая порождает негативные заголовки, — это последнее, что ей нужно. Кто из них распорядился убить Роберта Ватковяка и его подругу, я еще не знаю, но оба должны были умереть, чтобы пустить нас по ложному пути. Следы к Эларду Кальтензее были проложены, чтобы он также попал под подозрение. Когда мы все еще продолжали копать, она решилась на отчаянный шаг, задумав меня скомпрометировать. Полицейский, возглавляющий следствие, который принуждает члена семьи Кальтензее к сексуальным действиям — что может быть лучше?

Николя задумчиво смотрела на него.

— Она договорилась со мной встретиться, чтобы якобы рассказать что-то, — продолжал Боденштайн. — Я мало что помню из того вечера, хотя выпил всего лишь один бокал вина. Я был как в тумане. Поэтому вчера я сдал кровь на анализ. Доктор Кирххоф определил, что мне тайно подлили «жидкую экстази». Ты понимаешь? Это был ее план!

— Чтобы тебя остановить? — предположила Николя Энгель.

— Иначе я не могу себе этого объяснить, — Боденштайн кивнул. — Она хочет стать премьер-министром, но вряд ли ей это удастся — с матерью-убийцей и скелетом на территории семейной усадьбы. Ютта дистанцируется от семьи, чтобы выжить. А с помощью того, что она проделала со мной, она намеревалась оказывать на меня давление в экстренной ситуации.

— Но у нее ведь нет доказательств?

— Конечно, есть, — горько возразил Боденштайн. — Она достаточно умна, чтобы не воспользоваться тем, на чем имеются следы моей ДНК.

— Правда на самом деле могла бы быть на твоей стороне, — сказала Николя, чуть подумав.

— Она и есть на моей стороне, — добавил Оливер. — Вот увидишь.

Какое-то время в подвале было совсем тихо. Пия глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

— Вы можете спокойно рассказать об этом, Эдда Швиндерке, — сказала она громко и с поднятыми руками вышла на свет. — Нам вообще-то известно, что здесь произошло.

Элард Кальтензее повернулся и пристально посмотрел на нее, как на привидение. Вера, она же Эдда, испуганно вздрогнула, но быстро оправилась от удивления.

— Фрау Кирххоф! — крикнула она слащавым голосом, который был знаком Пие. — Мне вас сам бог послал! Помогите, пожалуйста!

Пия не обратила на нее внимания и подошла к Эларду.

— Не создавайте себе проблем. Отдайте мне оружие. — Она протянула руку. — Нам известна правда, и мы знаем, как она это сделала.

Элард опять посмотрел на стоящую перед ним на коленях женщину.

— Мне все равно. — Он энергично покачал головой. — Я не для того ехал тысячи километров, чтобы сейчас все бросить. Я хочу услышать признание этой страшной старой ведьмы. Сейчас.

— Я привезла с собой специалиста, который будет искать здесь останки убитых людей, — сказала Пия. — Даже через шестьдесят лет можно еще взять ДНК-пробы и идентифицировать личность. Мы можем предать Веру Кальтензее суду в Германии за несколько убийств. Правда всплывет в любом случае.

Элард не отвернулся от взгляда Веры.

— Идите, фрау Кирххоф. То, что здесь происходит, не имеет к вам отношения.

Внезапно из тени стен возникла крепкая невысокая фигура. Пия испуганно вздрогнула; она не заметила, что в помещении был кто-то еще. С удивлением она узнала Августу Новак.

— Фрау Новак! Что вы здесь делаете?

— Элард прав, — сказала она вместо ответа. — Вас это не касается. Эта женщина нанесла моему мальчику глубокие раны, которые не заживают уже шестьдесят лет. Она украла у него его жизнь. Это его полное право — узнать от нее, что здесь произошло.

— Мы слышали историю, которую вы рассказали Томасу Риттеру, — сказала Пия приглушенным голосом. — И мы верим вам. Тем не менее я вынуждена сейчас задержать вас. Вы убили трех человек, и без обоснования причин, двигавших вами, вам придется провести в тюрьме остаток жизни. Даже если вам это безразлично, удержите по меньшей мере вашего сына от глупости и не позволяйте ему совершить сейчас убийство! Эта женщина не стоит того!

Августа растерянно посмотрела на оружие в руках Эларда.

— Кстати, мы нашли вашего внука, — сказала Пия. — Как раз вовремя. Еще пара часов, и он умер бы от внутреннего кровотечения.

Элард поднял голову и посмотрел на нее мигающим взглядом.

— Почему умер бы от внутреннего кровотечения? — спросил он суровым голосом.

— При нападении он получил повреждение внутренних органов, — ответила Пия. — Из-за того, что вы притащили его в этот подвал, его жизнь оказалась под угрозой. Зачем вы это сделали? Вы хотели, чтобы он умер?

Элард Кальтензее невольно опустил пистолет; его взгляд упал сначала на Августу Новак, затем на Пию. Он затряс головой и простонал, пораженный услышанным:

— Бог мой, нет! Я хотел спрятать Маркуса в безопасном месте, пока не вернусь. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы ему повредить!

Это удивило Пию, но потом она вспомнила о встрече с Кальтензее в больнице и решила, что поняла, в чем дело.

— Вас и Новака связывает не просто мимолетное знакомство, — сказала она.

Элард покачал головой.

— Нет, — подтвердил он. — Мы очень близкие друзья. Собственно… даже значительно больше, чем…

— Верно, — кивнула Пия. — Вы родственники. Маркус Новак — ваш племянник, если я не ошибаюсь.

Элард отдал ей пистолет и провел обеими руками по волосам. В свете прожектора было заметно, что его лицо было смертельно бледным.

— Я должен немедленно ехать к нему, — пробормотал он. — Я этого не хотел, действительно нет. Я ведь только хотел, чтобы ему никто не причинил зла, пока я не вернусь. Я… я не мог ведь представить, что он… Боже мой! Он ведь поправится?

Элард поднял глаза. Его месть разом стала ему безразлична, в его глазах стоял неприкрытый страх. И здесь Пия поняла, какого рода отношения были между Элардом Кальтензее и Маркусом Новаком. Ей вспомнились фотографии на стенах в его квартире в Доме искусств. Изображенный сзади обнаженный мужчина, темные глаза на большой фотографии. Джинсы на полу ванной комнаты. Маркус Новак действительно обманывал свою жену. Но не с другой женщиной, а с Элардом Кальтензее.

Зигберт сидел совершенно поникший на стуле в одном из помещений для допросов и пристально смотрел перед собой. Боденштайну показалось, что со вчерашнего дня он постарел на несколько лет. Его румяное и жизнерадостное лицо стало серым и ввалившимся.

— У вас появились какие-то новости о вашей матери? — начал разговор Боденштайн.

Кальтензее молча покачал головой.

— Мы между тем узнали очень интересные вещи. Например, что ваш брат Элард на самом деле вовсе не ваш брат.

— Что вы сказали? — Зигберт поднял голову и в упор посмотрел на Боденштайна.

— Мы задержали убийцу Гольдберга, Шнайдера и фрау Фрингс, она дала признательные показания, — продолжал Боденштайн. — Настоящие имена убитых — Оскар Швиндерке, Ганс Калльвайт и Мария Виллумат. Швиндерке был братом вашей матери, настоящее имя которой Эдда Швиндерке. Она являлась дочерью бывшего казначея имения Лауенбург.

Кальтензее недоверчиво покачал головой. На его лице отражалось отчаяние, когда Боденштайн подробно рассказывал ему о признании Августы Новак.

— Нет, — пробормотал он. — Нет, этого не может быть.

— К сожалению, это так. Ваша мать лгала вам всю свою жизнь. Законным владельцем Мюленхофа является барон Элард фон Цойдлитц-Лауенбург, отец которого был расстрелян вашей матерью 16 января 1945 года. Эту дату и означало таинственное число, которое было написано на каждом месте преступления.

Зигберт закрыл лицо руками.

— Вы знали, что Моорманн, водитель вашей матери, раньше работал на «Штази»?

— Да, — сказал Кальтензее глухо. — Я это знал.

— Мы считаем, что вашего сына Роберта и его подругу Монику Крэмер убил именно он.