Избранное. Т.1 - Кейт Лаумер

Я смотрел на Меллию, мою Меллию. Лицо у нее побелело как мрамор. Она застыла, не в силах вымолвить даже словечко.

— А кто вы, мои дорогие? — спросила женщина, повеселев. Она не видела лицо Меллии. — Я почти уверена, что знаю вас.

— Я — оперативный агент Рейвел, — заговорил я. — Это — агент Лайза Келли.

Меллия обернулась ко мне, но тут же спохватилась, прекрасный пример самообладания.

— Счастлива встретить… э-э… коллегу, агент Гейл, — сказала она совершенно бесцветным голосом.

— Да, когда-то я вела самый активный образ жизни, — сказала старая леди с улыбкой. — И жизнь бурлила в те дни, перед… перед катастрофой. У нас были такие высокие устремления, такие благородные цели! После каждого задания мы собирались у большого экрана, чтобы оценить эффект преобразований, поздравить или посочувствовать друг другу. Это было время надежд.

— Конечно, я понимаю вас, — кивнула Меллия с застывшим лицом.

— Но после официального сообщения все переменилось, — продолжала старшая мисс Гейл. — Мы по-прежнему не оставляли попыток, мы так и не признали поражение, но уверенность ушла. А потом… Началось вырождение. Хронодеградация. Сначала в мелочах: утрата привычной уверенности, пробелы в памяти, противоречия. Мы чувствовали, как разматывается клубок жизни. Многие сотрудники ушли. Некоторые совершали прыжки в надежде найти стабильный годограф. Часть пропала без вести в темпоральных искривлениях. Некоторые просто дезертировали. Я, конечно, осталась. Я всегда надеялась… почему-то… — она резко прервалась. — Но это сейчас некстати?

— Нет, нет!.. Продолжайте, прошу вас, — сказала молодая Меллия.

— Да что там говорить! Пришел день, когда нас в Центре осталась лишь горсточка. И мы согласились, что дальше невозможно поддерживать излучатели в рабочем состоянии. Больше года никто из оперативников не возвращался, хронодеградация оборудования ускорялась, и нельзя было предсказать, какой дополнительный вред мы можем причинить темпоральной ткани разлаженными преобразователями. Так мы отключили аппаратуру. Ситуация продолжала ухудшаться. Возросло количество аномалий. Мы совершали скачки и везде наблюдали регресс… во всех временах. Началась паника. Мне стало страшно. Я уверяла себя, что ищу возможность где можно сосредоточить стабилизирующие силы… искала оправдание. Я совершала множество скачков, наконец очутилась здесь. Станция показалась мне тихой гаванью, где царили мир и стабильность, пристанищем безлюдным, зато безопасным. Некоторое время я была счастлива… пока не обнаружила ловушку, — она болезненно улыбнулась.

— Дважды я пыталась вырваться, — тихо проговорила она.

— И каждый раз — после невообразимых ужасов — возвращалась в эту точку. Затем поняла. Я попала в защитную петлю. Я сдалась и приготовилась ждать…

Наши взгляды встретились, и я почувствовал себя убивающим старого калеку.

— Вы знакомы с оборудованием? — спросил я, чтобы заполнить возникшую в разговоре паузу.

— Да. У меня была масса времени, чтобы исследовать возможности аппаратуры. Ее потенциальные возможности. В данных условиях допустимо лишь минимальное воздействие на окружающую среду — такое, как использование прогнозатора, векторы которого указали о помощи.

Вновь последовала улыбка, словно я бросился ради нее в океан.

— Дисплей, на котором вы работали, — сказал я. — Я никогда не видел ничего подобного. Это и есть прибор, который… э-э… предсказывает будущее?

— Дисплей? — она удивилась. Потом что-то вспомнила и поднялась. — Я должна проверить.

— Нет, нет, вам нужно отдохнуть! — запротестовала Меллия.

— Помогите мне, моя дорогая. Я должна подтвердить показания!

Меллия попыталась спорить, но я перехватил ее взгляд, и мы вместе помогли нашей пациентке подняться на ноги и повели ее вдоль коридора.

Освещенный экран показывал ту же картину: яркий зеленый прямоугольник с размытыми краями, который дрожал и пульсировал в крайнем правом углу. Старая леди слабо вскрикнула и стиснула наши руки.

— Что случилось? — спросила Меллия.

— Несущая основного ствола! — Она задрожала. — Исчезла. Ее нет на экране.

— А если настроить… — начал я.

— Нет! Показания соответствуют действительности, — решительно возразила она, и в голосе прозвучало эхо былой властности. — Идет терминальный отсчет!

— Что это значит? — спросила Меллия успокаивающим тоном. — Так серьезно…

— Это значит, что мы приближаемся к границе занимаемого темпорального сегмента. Для нас время подходит к концу.

— Вы уверены в этом? — спросил я.

— Абсолютно.

— Сколько же нам осталось?

— Часы, а может быть, минуты, — ответила старшая Меллия. — Думаю, что создателям оборудования просто не приходила в голову мысль о подобной возможности. — Она спокойно взглянула на меня. — Если у вас темпоральные приводы для скачка на любой вторичный ствол, то целесообразно ими воспользоваться без промедления.

Я покачал головой.

— Нет, мы сделали все, что могли. Добрались сюда и на нуле…

— Ну, конечно. В бесконечности все линии сходятся в одну точку. Время истекает, так должно быть и во всем остальном.

— А что, если воспользоваться станционными мощностями? — предложила Меллия.

Агент Гейл покачала головой: — Я пыталась, это бесполезно. Вы впустую окунетесь в бесконечные ужасы.

— И все же…

— Она права, — сказал я. — Так мы ни к чему не придем. Нужен другой выход. На станции масса оборудования. Есть ли здесь какая-нибудь аппаратура, которую можно использовать, переделать в крайнем случае и вырваться из тупика?

— Нужен специалист, — задумчиво ответила женщина. — Но это вне моей компетенции.

— Мы можем подзарядить аварийные приводы, — сказал я и почувствовал внезапную перемену в воздухе. То же ощутили и обе Меллии. Дисплей замерцал и погас. По всему пульту отключились лампочки индикации. Фоновые шумы сменились тишиной. Воздух посерел, сгустился в наэлектризованную полупрозрачность. На поверхности предметов задрожали крошечные радужные волны, как цветовая аберрация на дешевых линзах. В воздухе повеяло прохладой, будто распахнули дверцу гигантского холодильника.

— Конец, — совершенно спокойно сказала женщина. — Время останавливается, все волновые явления падают до нулевой частоты и тем самым прекращают существование, включая ту самую форму энергии, которую мы называем материей…

— Минуточку, — возразил я. — Это не природный феномен. Кто-то воздействует на хромосомы!

— Откуда ты знаешь? — спросила Меллия.