Юрий Долгорукий - Алексей Карпов

Последний также ускорил свое движение. Он переправился через Случь, затем через Уж, и здесь, около города Ушеска, его нагнали передовые части Владимирка и Андрея. От захваченного в плен «языка»-галичанина Изяслав узнал, что и сам Владимирко находится поблизости, за лесом, ожидая подхода своих основных сил. Изяслав очень хотел воспользоваться этим и напасть на галицкого князя, однако дружина отговорила его. Решено было выполнять прежний план, принятый самим Изяславом, то есть двигаться дальше по направлению к Киеву до тех пор, пока сражение не станет неизбежным: «Аже ны Володимер где постигнеть, а ту с ним ся биемы… аче ны Гюрги усрячеть (встретит. — А.К.), а с тем ся бием». При этом советники Изяслава убеждали его в том, что по мере продвижения на восток его силы будут возрастать: «…а что ти будешь на Тетереви (следующем за Ужем притоке Днепра. — А.К.), а ту к тобе дружина твоя вси приедуть, а что ти Бог дасть и до Белагорода доидеши… а боле дружины к тобе приедеть, а болши ти силы».

У Святославлей Криницы (где-то между Ужем и Тетеревом) Владимирко наконец нагнал волынского князя. Обе рати расположились так, что волынские сторожа могли видеть галицкие огни, а галичане — огни Изяславовой рати. Но Изяславу и на этот раз удалось обмануть Владимирка и вновь оторваться от преследования. Он повелел своим воинам разложить побольше огней, а сам ночью снялся с места и двинулся к Мичску — городу на Тетереве. И здесь он был принят как князь: «и ту усретоша и дружина, многое множество, иже седяхуть по Тетереви, и ту поклонишася Изяславу, и мичане с ними, рекуче: “Ты наш князь!”». Переправившись через Тетерев и дав отдых коням, Изяслав продолжил свой путь к Звиждену, где устроил совет с младшими князьями — братом Владимиром, сыном Мстиславом и Борисом Городенским, а также венгерскими воеводами. «…А се Володимер за нами… — рассуждал Изяслав, — а се другая рать перед нами Гюрги; то же того съждем, то нам, братие, будет трудно…» Изяслав предлагал идти к Белгороду — крепости на реке Ирпень, прикрывающей Киев с запада. Население города, по его расчетам, должно было поддержать его, однако полной уверенности на этот счет у князя не было: «Оже ны будеть лзе (можно. — А.К.) на Белъгород въехати, то Гюрги готов перед нами бегати, а мы поедем в свои Киев… аже въедем в не (в Киев. — А.К.), то аз веде, ти ся за мя биють. Пакы ны нелзе будеть поехати на Белъгород, а в Черный клобукы въедем; аже уже в Черный клобукы въедем и с ними ся скупим (объединимся. — А.К.), то надеемся на Бога, то не боимъся Гюргя, ни Володимира». Венгры поддержали его: «Мы гости есме твои. Оже добре надеешися на кияны, то ты сам ведаеши люди своя. А комони (кони. — А.К.) под нами, а добро, княже, друг прибудеть…»

Изяслав отправил к Белгороду своего брата Владимира, а сам с основными силами обещал следовать за ним. Если бы белгородцы вступили с Владимиром в бой, тот должен был послать к Изяславу и продержаться хотя бы до середины дня. «А сам биися заутра и до обеда, — наставлял Изяслав брата, — ать аз пакы любо на Обрамль мост (через реку Здвиж. — А, К.) перееду, любо другоиде (то есть другим путем. — А.К.) въеду же в Черныя клобукы, а скупяся пакы с черными клобукы, поеду же на Гюргя Кыеву». Если же удалось бы занять город без боя, то Изяслав присоединился бы к брату в Белгороде.

Княживший в Белгороде сын Юрия Борис проявил удивительную беспечность. В то время когда Владимир Мстиславич подступил к городу, он пьянствовал «на сеньнице» со своей дружиной и «с попы белогородьскыми». Если бы не некий мытник (сборщик дани), вовремя заметивший неприятеля и успевший «переметать» (поднять) мост через крепостной ров, Мстиславич беспрепятственно вступил бы в город и захватил Бориса в плен. Так Борису удалось спастись, однако защитить город он не сумел. Воины Владимира, подступив к городским воротам, вострубили в трубы; Борис в страхе бежал, а белгородцы поспешили «помостить» (опустить) мост и открыть ворота: «потекоша противу к мостьку, кланяющеся и рекуще: “Княже, поеди…”».

Успех был полным. Оказалось, что Борис совершенно не ожидал нападения, а значит, и Юрий не имел точных сведений о наступлении Изяслава на Киев, Ни белгородцы, ни жители других городов к западу от Киева не удосужились известить его о наступлении Изяслава. Юрий оказался в информационной блокаде. (В. Н. Татищев объяснял неведение Юрия тем, что «черные клобуки везде по дорогам крепкие стражи имели, чтоб кто от Владимирка и детей Юриевых с ведомостью не проехал, которых, перенимая, побивали, а иных держали под стражею».) Владимир Мстиславич немедленно известил обо всем старшего брата: «Аз ти в Белъгород въехал, а Борис выбегл, а вести у Бориса не было, ни у Пор-гя нету вести, а поеди вборзе».

Изяслав поспешил к Белгороду. Еще до рассвета он вступил в город, а на следующий день, «исполчив» полки, вместе с венграми двинулся к Киеву. Брата Владимира Изяслав оставил в Белгороде на случай появления здесь Владимирка Галицкого.

Так Изяславу удалось не допустить соединения сил Юрия и Владимирка. О случившемся киевскому князю стало известно только от сына Бориса. Когда тот прибежал к Киеву, Юрий отдыхал в своей загородной резиденции на Красном дворе — по всей вероятности, на старом княжеском дворе своего деда Всеволода Ярославича, близ Выдубицкого монастыря{235}. Очевидно, все свои надежды Юрий возлагал исключительно на галицкого союзника, даже не допуская мысли о том, что тот пропустит Изяслава к Киеву. Защищать город Юрий не решился — «убоявся киян, зане имеють перевет ко Изяславу и брату его (Вячеславу. — А.К.)», как свидетельствует суздальский летописец{236}. Как и год назад, князь предпочел бежать. Причем бежать немедленно, лишь с немногими людьми, даже не заезжая в Киев и бросив находящуюся там дружину: «не може собе ничим же помочи, въсед в насад, бежа на ону сторону, и въеха в Городок». Позднейший московский книжник, автор Никоновской летописи, вкладывает в уста Юрию такие исполненные горечи слова: «Увы мне! Где ся имам дети (то есть куда могу деться. — А.К.) от Изяслава Мстиславича? Камо аз бежу? Не имам избыти его; воистину враг ми есть и детем моим!» Так, «ужасеся зело» и «услыша, яко близ есть и со многою силою без числа грядеть на него, разуме же и киян своих, яко наипаче любять его (Изяслава. — А.К.)», «встав, побежа ис Киева»{237}.

(Между прочим, летописное сообщение вызывает некоторое недоумение. Дело происходило в начале весны 1151 года, по-видимому, в последних числах марта, когда Днепр обычно находится подо льдом. Юрий же воспользовался «насадом», то есть речным судном, ладьей. По всей видимости, зима в тот год, несмотря на ранние заморозки, оказалась необычно теплой, и Днепр не замерзал вовсе.)