Где пламя драконов правит - Николь Соловьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, — знакомый конюх, почесав седеющий затылок, рассматривал блокнот с пожелтевшей бумагой. Вновь и вновь перечитывая, коряво написанные, имена и фамилии людей, он нервно перелистывал одну страницу за другой, пытаясь найти три знакомые, принадлежащие путникам, выстроившимся перед ним с лошадями. — Где-то здесь, — он вновь перечитал списки и оторвавшись, издал пронзительный свист, вновь взглянув на бумаги.
Из коричневой темноты конюшни вышли три рыжих мальчишки-кота все в тех же брюках и жилетках.
— Так, вы, — и конюх, не отвлекаясь от списков, указал большой ладонью в сторону привезенных лошадей.
Мальчишки тут же кинулись к коням, отцепляя вереницу ослов, скидывая с них груз.
— А, вот, нашел! — список шлепнулся на высокую бочку, источающую запах прогретой, сладкой моркови. — Вот вы где, — и конюх указал на три имени и приписки к ним, гласящие: «эльф», «человек», «Сертан».
Фося внимательно рассмотрела записи из многострочного списка, словно это была проверка на подлинность подписей (или же она просто пыталась разобрать подчерк) и повернулась к Шарафу, указав на приписку.
— Скажи, почему ваша раса пишется с большой буквы?
Шараф внимательно всмотрелся в неразборчивые корячки букв, чуть не уткнувшись голубой мордочкой в край бочки. Следом выпрямившись, задумался.
— Ну, мне расскасывали, что на самом деле «Сертан» это не раса, а национальность и «Сертаном» ее насвали люди и этому есть объяснение. Им проще объяснять друг другу что мы прибыли ис семель пустынь, чем расскасывать, что мы прибыли из страны Кардшаман и потом долго повествовать о том, где находится эта маленькая страна.
— А почему «Сертан» с большой буквы?
— Ну, это не национальность и не раса, но пришилось вырашение в обществе еще много лет насад, как и «Кейв», и теперь пишется с большой буквы, потому что раньше считалось кличкой для всех приесших ис Кардшаман.
Фося задумалась ненадолго.
— Что-то как-то сложно.
— Просто говорить: «Кардшаманин» довольно трудно для людей, не привыкших к нашему ясыку.
— Друзья! — Эрс, вытягивала тюки с продовольствием в сторону. — Может, разберем вещи?
— Точно, — и Фося с Шарафом поспешили к мешкам.
Если бы у кого-нибудь были наручные часы, они бы удивились, сколько времени там провели. Но время летело быстро, как для мальчишек-котов, втаскивающих ослов в конюшню и закрывающих денники с лошадьми, так и для путешественников, которые все это время спорили и разбирались, где чьи вещи, расфасовывая их из мешка в мешок. В конце концов, перекусив найденными остатками еды, они получили залог обратно и теперь с чистой душой направились в сторону площади. Какого было их удивление, когда они увидели площадь.
На ветру, в связке с повседневными флажками висели желтоватые, крупные гирлянды, большие сине-серебряные флаги трепал ветер, покачивая ленты, на которых вилась вся вязка. Крыши и карнизы домов благоухали цветами и зеленеющими листьями, переливающимися в солнечном свете. По середине, в центре купола из лент, флагов и гирлянд, защищающих каменную кладку от солнечных лучей, в завершении всего праздничного одеяния площади, стоял шест, на вершине которого громоздился массивный, матовый череп. Горожане проходили по площади, восхищаясь украшениями и цветами, редко падающими на брусчатку, от сильных порывов теплого ветра.
Недалеко шумела ярмарка, в воздухе издавая мягкие звуки, реяли флажки.
— Ну, мне пора идти.
Они обернулись к Шарафу, который, проверив котомку и закинув на одно плечо мешок с вещами, протянул две розочки.
Фося взяла белую, осмотрев аккуратные лепестки, насквозь просвечивающиеся редкими, лучиками солнца из-под ярких лент.
— Тогда, встретимся на площади?
Эрс досталась красная, бордовая роза. Тронув, тяжелые, бархатные лепестки, она привязала цветок к шнуру котомки, болтающейся на поясе.
— Да, на площади за час до празднования.
И кивнув, Шараф поправил мешок за спиной и взмахнув голубой лапой, направился в сумрачные переулки, веющие теплотой и радушием. Фося, подтянув к себе мешок с вещами, махнула бледной рукой, под стук белоснежной звездочки на шнуре и направилась в одну из развилок от площади, где солнце уже не скрывало своих лучей, обогревающих горячую кладку. Вот и Эрс, взглянув на шест, скрывший за собой сияющее солнце, красуясь в его лучах, решила наконец отправится по улице к дому.
В почтовом ящике ничего не нашлось, кроме пачки газет. Заголовки пестрели названиями: «Нападения! Что говорят биологи?», — истерично кричала «Тень дракона», словно зная, что сейчас именно ее черед блистать перед читателями. Иные заголовки уверяли читателей в разрешении всех проблем со здоровьем, в домашних условиях. Эрс только покачала головой, с шорохом перелистнув несколько станиц с мудреными кроссвордами. «Создание телепорта!», — восклицала более-менее научная статья, повествующая о том, как страны приняли участие в гонке по созданию нового чудо-механизма. Да, чего только не придумают механики и техники. Вон, в воздухе, над крышами домов уже мчатся летательные аппараты. Что их ждет в будущем? И словно отвечая на ее вопрос, лист шелохнулся, отогнувшись и продемонстрировал новый заголовок «Проба чипа на человеке!» Устав от глупых статьей, она вновь перелистала все блоки газет и решилась уже покончить с этим делом, преодолевая новый лестничный пролет, как среди страниц промелькнуло что-то знакомое.
Она вернулась к сероватой странице с фотографией, на которой изображался знакомый, полупушистый силуэт, пролетающий в светлых небесах. Мелко написанные, длинные столбцы рассказывали о пролетевшем мимо города, драконе, который, к счастью, не планировал беспричинно нападать на селение. Ученные ссылаются на древний вид серебристых драконов, что предотвратило поимку и преследование существа. Дата говорила о съемке сделанном вчера днем. Тень дракона никогда не морочила голову читателям насчет даты съемок и отличалась честностью в этом плане.
Эрс задумалась. Ступеньки медленно плыли вниз. Первая, вторая, третья. Странно, ведь совсем недавно она нехотя уходила из офиса, а теперь, с таким же нежеланием возвращается в квартиру. Ее мгновенно посетила мысль, но она отогнала ее, как можно скорее взбежав по оставшимся ступеням, порывшись в котомке, найдя ключи, открыв дверь и тут же, с такой яростью, словно это были те самые мысли, выбросив газеты в корзину у порога. Обувь, рубашка, брюки — в стирку, платье, скрипнувший корсет, кухня, чайник, стул. Тишина.
И тишина здесь была другой. Понятно, она никогда ее не любила, но могла в ней находится хотя бы недолго. Нет, теперь она не чувствовала тишины, она слышала пустоту, пытавшуюся задушить ее вакуумом из черноты. Тишина для нее была в пении птиц на рассвете, в солнечных
