Королевский казначей - Томас Костейн

Больная женщина слегка пошевелилась. Врач поспешил к кушетке и коснулся пальцем ее лба, губ и, нахмурившись, задумался.

— Пока она не пострадала от свежего воздуха, — заявил врач. — Но ее следует сразу перенести в спальню. Господин Кер, должен вас предупредить, что я был против ее встречи с вами и неохотно уступил ее просьбам. Я знаю вас слишком хорошо. Вы не то лицо, что приносит успокоение. Вы ведете разговоры, что-то требуете и отдаете приказы. Вам не место в комнате больного.

Де Пуатеван дважды громко хлопнул в ладоши. Когда появился слуга, врач приказал ему сразу же отнести кушетку в спальню госпожи.

Кер взглянул на умирающую и поразился: черты ее лица вдруг стали более мягкими и к ней вернулась красота. Он понял, что в душе мадам Агнес царил мир, она даже слегка улыбалась.

— Моя милая госпожа Агнес, — тихо произнес Кер, — вы мне больше ничего не желаете сказать? Может, вы хотите мне что-либо приказать?

Если она его слышала, то не сделала никакого знака, а слабые глаза были прикрыты. Врач взял Кера за руку и отвел в конец комнаты.

— Свершится чудо, — шепнул де Пуатеван, — настоящее чудо, господин Кер, если наша бедная мадам проживет еще ночь.

Одну из ставен закрыло ветром, а другая хлопала по раме окна. Кер запер ставни. Несколько минут он оставался один в полной темноте, вспоминая прошлое, связанное с Агнес Со-рель. Какой она была, когда впервые появилась при дворе. Такая молодая, она искрилась жаждой жизни. Ее красота была настолько безупречной и неземной, что мужчины, впервые увидев ее, не могли промолвить ни слова.

«Тогда я поклялся ей в преданности», — вспоминал Кер. Никто не мог сказать, что он хоть раз нарушил свою клятву. Он помогал ей, давал советы. Они вместе старались, чтобы Карл вел правильную политику. Это было идеальное партнерство. Они понимали друг друга с полуслова, доверяли друг другу важные тайны.

«Никто даже не догадывался, насколько преданным было мое отношение к ней. Теперь всему приходит конец», — думал Кер.

Кушетку вынесли из комнаты. Кер подождал, пока замерли шаги слуг, а потом тихо сказал врачу:

— Мне будет тяжело жить в мире, где нет Агнес Сорель.

Кер и Валери вышли на улицу, полуденное солнце осветило все вокруг. Повсюду лежал снег, только кое-где пробивались кусты и трава. Поля сверкали и переливались, словно бриллианты, под лучами солнца.

Их встретил Никола, сообщил, что из аббатства прибыл гонец.

— Господину Керу сразу же надо отправляться туда, — заявил он.

Кер приветствовал знакомого гонца.

— Вы привезли приказ короля?

— Да, сударь.

Кер повернулся к Валери и подумал: «Она разволнуется, когда я скажу, что тайна ее рождения наконец разрешена!»

Он ласково улыбнулся девушке и поднял к губам ее руку в перчатке.

— Дитя мое, мне нужно вам сказать что-то необычайно важное. Мне сейчас нужно идти, поэтому вам придется немного подождать. Но клянусь всеми святыми, это очень хорошая новость! Ваши хорошенькие глазки будут сверкать от радости, когда я расскажу вам все, что узнал сегодня… и к какому я пришел решению!

— Возвращайтесь быстрее, сударь!

Кер отправился в аббатство. Его сопровождал Никола, протестовавший оттого, что Кер едет слишком быстро. По дороге Кер обдумывал свои дальнейшие действия. То, что госпожа Агнес сказала ему об отношении короля, поколебало его уверенность в его величестве.

«Ей известна только жизнь двора, — думал Кер. — Поэтому она обо всем судит только по его стандартам. Ей неизвестна власть, которой обладаю я, и она не верит в то, что возможно бороться с врагами своим собственным оружием. Я пользуюсь влиянием, у меня множество полезных связей, о которых ей ничего не известно. Я умен, и у меня накоплены огромные богатства».

Кер воскликнул вслух, испугав Никола:

— Они поймут, что Жак Лисица может сражаться, когда придет нужное время, и станет походить на разъяренного волка или льва.

Глава 7

В тот день аббат решил обедать в трапезной, где обычно принимали пишу монахи. Согласно правилам, на нем было кольцо епископа и он сидел в центре возвышения. С двух сторон от него сидели приглашенные придворные. Аббат молча наблюдал за монахами. Сначала гости с неудовольствием хлебали жидкий супчик. Но потом их побаловали пикшей, жареной олениной и прекрасными булками с приправой из имбиря. Гости запивали еду прекрасными винами из монастырских подвалов и, казалось, все были очень довольны.

Аббат во всем сохранял умеренность и ел то же, что и остальные монахи, — сушеные бобы, сыр и хлеб.

— Господа, я очень расстроен, — сказал аббат, когда обед подошел к концу. — Король оказал нам огромную честь тем, что приехал сюда, и этот факт будет зафиксирован в исторических записях. Все будут вспоминать об этой чести с гордостью. Но должен вам признаться, что все это подрывает дисциплину монахов.

Один из гостей, который с явным удовольствием попивал винцо, небрежно заметил:

— Наверное, членам монашеского ордена будет приятно снова увидеть жизнь по другую сторону монастырской стены.

Аббат сразу решительно среагировал на нежеланную ересь. Казалось, он пытается затоптать противное насекомое каблуком сандалии.

— Мои милые братья вступили в орден, чтобы отказаться от контактов с земной гордыней и различными грехами, — заявил он. Его голос окреп, и он начал ораторствовать. — Они оставили позади себя искушение жизнью и похоть плоти. Но как бы низко они ни опускали глаза, когда идут по территории аббатства, они все равно видят, что вокруг творится. Господа, я должен признать, что вы внесли в нашу скромную жизнь проявления опасных и неприятных форм внешней жизни. — Аббат резко оттолкнул от себя чашу с вином, как будто она была воплощением того мира, которого следовало избегать. — Взгляните на монаха в другом конце зала. Он стоит неподвижно, и руки у него скрещены на груди. Это брат Пеллион. Его застали, когда он болтал и смеялся с горничной одной из ваших дам. — От возмущения голос у аббата стал низким. — Эта служанка — очень нахальное создание с распутным языком, и в ее глазах можно прочитать животную похоть. Брат Пеллион стоит на этом месте уже два дня, и во все это время он не получил ни кусочка еды. Он продолжит стоять здесь и в то время, пока мы будем принимать пишу. Это наказание продлится до тех пор, пока я не освобожу его или он сам не свалится от усталости. Господа, боюсь, что его ждет последнее.

Один из гостей попытался протестовать:

— Не кажется ли вам, что наказание слишком сурово по сравнению с проступком?

Аббат проглотил корочку хлеба с таким видом, словно это была горечь.