Звездные часы и драма «Известий» - Василий Захарько

Растянувшаяся во времени чеченская война накладывала тяжелый отпечаток на жизнь всей страны, в первую очередь на экономику, и газета это доказывала. Так, в статье «Почем нынче война?» сообщалось, что по расчетам Минэкономики расходы на восстановление жилого фонда, инженерных сооружений и прочих объектов могут составить 2,3–2,7 триллиона рублей, отдельно на восстановление нефтегазового комплекса требовалось минимум 700–800 миллиардов. Самые сдержанные оценки всех экономических потерь в результате конфликта располагались в интервале 3,1–3,5 триллиона рублей. Близкими к этим были и прогнозы Министерства финансов. А вместе с военными расходами бойня в Чечне могла стоить 7,5 триллиона рублей.

С макроэкономической высоты взглянул на ситуацию Отто Лацис, анализируя только что обнародованную оперативную информацию о социально-экономическом положении России в 94-м году. По его выводам, прошедший год можно было бы считать прологом к выходу страны из глобального экономического кризиса, поскольку начали появляться признаки отступления кризисных явлений, хотя и очень медленного и неустойчивого.

«Нужен, — писал он, — хоть небольшой стартовый импульс, чтобы двигатель подъема завелся. И в этот момент колебания на пороге подъема экономику подкосили неудачные политические шаги». В их числе — война в Чечне, активизировавшая инфляционные ожидания. Это подтолкнуло Центробанк к новому повышению ставки рефинансирования: до 200 процентов, что является практически запретительным уровнем для кредитов на производственные инвестиции. На взгляд доктора экономических наук Лациса, еще не все потеряно, еще политику стабилизации не постигла катастрофа, но начавший было проясняться горизонт вновь заволокло тучами.

Об этих «тучах» было много других публикаций в «Известиях». Состояние экономики и общественных настроений освещалось не только в связи с чеченской войной или сквозь ее призму. Выискивать информационные поводы не приходилось — жизнь предлагала их в изобилии каждый день и, как правило, с негативным содержанием. Одним из важнейших явлений, которым газета уделила в 95-м году пристальное внимание, стало повсеместное нарастание в России социальной напряженности. Тут разные жанры были к месту, но глубже всего суть происходящего вскрывали аналитические статьи, что хорошо видно на двух примерах — шахтерских забастовках и положении школьных учителей.

Как и остальная российская пресса, «Известия» в оперативном ключе сообщали о потрясшей страну в январе-феврале всеобщей шахтерской забастовке, в которой приняли участие около 500 тысяч работников отрасли. И так же, как другие СМИ, называли главную причину этого социального взрыва: многомесячные задержки заработной платы на общую сумму более 1 триллиона 300 миллиардов рублей. Но при этом газета шла дальше, выясняя, почему образовывались такие колоссальные долги и какую они несут дальнейшую угрозу всему обществу, государству.

В статье «Шахтеры Кузбасса на рельсах реформ» собкор в Кемерове Виктор Костюковский говорит об одном мифе, не первый год существующем в сознании общества, — мифе о неизбежной убыточности сырьевых отраслей, в первую очередь угольной. Это — полуправда в том, что касается всей России, отмечено в статье, и неправда в том, что касается Кузбасса. Характер залегания кузнецкого угля, горно-геологические условия его добывания, наконец, качество здешнего топлива таковы, что в условиях нормальной экономики добыча может и просто обязана быть рентабельной. Как прибыльна она, например, в США, Австралии, ряде других стран. Но пока нашу экономику нормальной не назовешь, из-за многих факторов (инфляция, дефицит бюджета, постепенный отпуск цен на энергоносители и т. д.) не может сложиться реальная рыночная цена. Отсюда добыча, транспортировка, реализация угля внутри страны и даже на экспорт, и впрямь дело убыточное. В этих условиях, продолжает Костюковский, поддержать угольную промышленность могут только государственные дотации, и они выделяются. Но огромная проблема в том, что они же, эти дотации, в свою очередь и стимулируют убыточность.

Описывая громоздкую схему распределения дотаций, наш собкор показывает, что она не дает развиться нормальной конкуренции, замедляет переход к настоящим рыночным отношениям, препятствует определению экономически сильных и слабых предприятий. Для директора угольной компании или шахты главным становится не добыча угля, не снижение расходов, а «добыча» дотаций. Нередко зарплата на убыточных шахтах выше, чем на рентабельных.

Известинская статья напоминает, что в ходе знаменитых стачек 1989–1991 годов шахтеры боролись еще и против всесилия Минуглепрома, который фактически заправлял не только всеми, до мелочей, сторонами работы объединения и предприятий, но и вообще всей жизнью в угольных областях, городах — от строительства и содержания жилья и соцкультбыта до распределения мяса и сахара. Теперь почти тем же занимается компания «Росуголь». Созданная с рыночной целью, она фактически превратилась в тот же Минуглепром. Ее руководители забываются настолько, что принимают приказные решения, определяющие жизнь и смерть акционерных обществ, без участия хозяев — акционеров.

Пока все остается без радикальных изменений, — писал наш собкор, — без настоящей заботы о людях, шахтеры идут на рельсы, чтобы останавливать поезда и привлекать внимание страны к своим бедам. Выходят не только на Транссиб — они, можно сказать, ложатся на рельсы российских реформ. Тех самых, которых ждали, которые выстрадали, за которые боролись пять лет назад, ради которых терпели снижение уровня жизни и не поддавались на уговоры политических провокаторов.

Вообще-то, если судить по «Известиям», забастовочную эстафету принесли из прошлых лет в 1995 год не шахтеры, а работники народного образования. Первые забастовки прошли в январе-феврале в Читинской, Курганской областях. Затем их волны покатились по Бурятии, Поволжью, Уралу, центру России. Летние каникулы снизили накал борьбы, а с началом нового учебного года он резко пошел вверх. 26 сентября во всероссийской акции против нищенской зарплаты выступили 7437 коллективов учителей, всего около 500 тысяч работников народного образования. Своевременно сообщая об этих выступлениях, «Известия» и здесь выходили за рамки текущей информации. Лучше всех в газете истинное положение дел в школьной системе знала Ирина Григорьевна Овчинникова, сама в прошлом учительница, хорошо известная миллионам читателей по сотням статей, опубликованным за тридцать с лишним лет работы в нашей редакции. Раньше я уже говорил, что и она была в списке тех, кого незаслуженно поторопились выпроводить на так называемый заслуженный отдых 30 декабря 94-го, но не спешила им воспользоваться, согласилась на статус «внештатного корреспондента».

Ближе к концу марта Овчинникова поехала в подмосковный Волоколамск посмотреть, как там складывается ситуация с учительством. И увидела много такого, от чего и родители в Волоколамске были готовы поддержать всеобщую учительскую забастовку. Родители понимали, что учителя доведены до нищенского существования, просто опасного для тех, кого они учат. Отсюда и точный заголовок статьи: «Голодный учитель опасен для детей». Главный вывод очень компетентного автора: положение, в котором оказалось учительство подмосковного Волоколамска, ничуть не исключительно — так или примерно так обстоят дела по всей стране.

Нарастание социальной напряженности, массовые забастовки с экономическими требованиями были тем пессимистичным фоном, на котором развернулась политическая борьба в преддверии декабрьских выборов в Государственную думу и предстоящих в 1996 году выборов президента России. В «Известиях» специально не обсуждалось, какую здесь линию поведения должна занять редакция — в этом не было необходимости. Все мы, во всяком случае, абсолютное большинство из нас по-прежнему видели свою газету принципиально антикоммунистической.

На наши взгляды в один из дней хорошо поработал глава КПРФ Геннадий Андреевич Зюганов. Готовясь к выборам, его штаб усиливал контакты со СМИ, предложил и нам принять их лидера. Встреча редколлегии с ним продолжалась не менее двух часов, и за все это время мы не услышали от гостя ни одного тезиса, ни одной мысли, которые бы указывали на появление каких-то привлекательных новаций в идеологии компартии. Все звучавшее было ортодоксальным, до боли, до ужаса знакомым — от классовой борьбы до плановой экономики.

Мы очень не хотели назад, поворота к тому, что было раньше, а суждения Зюганова убеждали нас в том, что, придя к власти, коммунисты восстановят все, чему научились, к чему привыкли в управлении государством, народом. Сегодня, когда идут десятые годы XXI века, они кажутся немного другими, даже чуть почеловечнее, даже молятся Богу, а тогда, в 95-м, они были еще настоящие, железные, и потому газета старалась, чтобы социалистическое прошлое не стало будущим. Сегодня можно слышать горячие упреки в адрес тех, кто, как и «Известия», тогда, в девяностых годах, активно противостоял коммунистическому реваншу: у вашего, мол, страха были глаза велики… Вовсе нет, опасность не преувеличивалась, она была грозной — и это вытекало из многих наших материалов, в частности из аналитической публикации «Если коммунисты придут к власти» от 2 декабря (авторы М. Бергер, З. Бунина, Т. Мамаладзе, В. Никитин, С. Чугаев, К. Ященко). Она указывала на три краеугольных камня программных документов КПРФ, публичных деклараций ее лидеров, действий ее фракции в Думе. Это — восстановление Советов, восстановление социализма, восстановление Советского Союза. Они, эти основы, не оставляли сомнений в истинном характере нынешней компартии и сущности ее устремлений — реванш коммунизма, реставрация «социалистического строя» со всей присущей им практикой и моралью.