Скифы: расцвет и падение великого царства - Валерий Гуляев

На шее погребенного оказалась деревянная, в золотой фольге шейная гривна в виде головок кошачьих хищников – излюбленного персонажа различных народов Евразии, живших в скифское время.

Мужчина имел два кожаных пояса. Оба они сохранились плохо, и все же внешний, которым была подпоясана шуба, хотя и фрагментарно, но все-таки дошел до нас. Он был изготовлен из прекрасно выделанного черного хрома, украшенного деревянными накладками красного цвета. К поясу был подвешен железный боевой чекан на деревянной рукояти – грозное оружие для своего времени.

Под шубой, на поясе мужчина носил бронзовое зеркало в войлочном мешочке, гребешок из рога и деревянный кинжал в деревянных же ножнах. Это несомненно имитация металлического оружия. Настоящее – из бронзы и железа – было достаточно дорогим, вот и обманули пазырыкцы своего умершего соплеменника, отправив его в иной мир с деревянной копией кинжала.

Шубу, как и остальные предметы, обнаруженные в могиле, удалось не только спасти, но и отреставрировать.

Илл. 132. Образцы татуировок на мумиях из Пазырыка и Укока

Главный сюрприз – тело умершего было мумифицировано перед захоронением. Мумия сохранилась прекрасно. От времени пострадали лишь мягкие ткани лица, головы и левой руки. Светлые или рыжие волосы заплетены в две косы, прямая челка спадала на лоб. На правой части груди и плече прекрасно сохранилась татуировка крупных размеров, изображающая оленя или лося в классической для скифо-сибирского искусства манере.

Ранее считалось, что мумификации и художественной татуировке подвергались только социально значимые члены пазырыкского общества, т. е. знать. Теперь же очевидно, что все было гораздо сложнее. А это значит, что духовный мир носителей пазырыкской культуры был значительно многограннее и богаче, чем представлялся учеными ранее.

Почему еще столь большую ценность для ученых представляют мумии, обнаруженные в археологических комплексах?

Дело в том, что генетики научились сегодня извлекать из мягких тканей тысячелетней давности ископаемое ДНК, что дает возможность более доказательно говорить о проблемах, связанных с этногенезом древних популяций далеких предков современных сибиряков. Этой проблемой сейчас занимаются специалисты из Института цитологии и генетики Сибирского отделения РАН.

Вот такие открытия подарил Укок.

Выше немало говорилось о том, что по степени информативности «ледяные» гробницы Горного Алтая не имеют себе равных в скифо-сибирском мире. Однако речь шла, в основном, о находках мумий (часто с татуировкой) женщин и мужчин Пазырыкской культуры, о трупах лошадей (в желудках которых сохранился даже тот корм, которым они питались перед жертвоприношением) и многочисленных изделиях из дерева, кожи, войлока, тканей, кости и рога. Но феномен Пазырыкской культуры дает нам нечто большее – возможность воссоздать достоверные картины жизни, ушедшей две с половиной тысячи лет назад. Ниже я вновь возвращаюсь к материалам Укока, обработанным ныне и археологами и представителями естественных наук.

Плато Укок, расположенное на высоте около 2500 м над уровнем моря на самом юге горного Алтая, является территорией России, но лежит на стыке границ четырех государств: России, Казахстана, Монголии и Китая. Географическое положение Укока было чрезвычайно выгодным. Оно позволяло, несмотря на труднодоступность, поддерживать необходимые связи с окружающим миром. Люди, чьи могилы найдены археологами на Укоке, вероятно, не проживали там постоянно. Плато служило для пазырыкцев пастбищем, на котором они проводили самую суровую и длинную пору года: зиму и весну. Они приходили сюда не ранее конца октября. Мы можем достаточно уверенно говорить об этом, так как, по многолетним наблюдениям, снежный покров на Алтае образуется обычно в конце октября – начале ноября, а откочевка на зимние пастбища всегда связывалась (у тувинцев, например) с выпадением постоянного снега, заменявшего животным питьевую воду. Переход на зимники откладывался в отдельные годы даже до начала декабря. В настоящее время на зимние пастбища У кока жители алтайского села Джазатор поднимаются в начале ноября, а возвращение на летние пастбища происходит обычно в июне. Но, оставляя здесь погребения своих сородичей, носители пазырыкской культуры как бы закрепляли за собой территорию У кока, которая с появлением могил становилась для них сакральным пространством.

О том, что пазырыкцы полностью освоили У кок, свидетельствуют могилы, оставленные ими на всех пастбищных угодьях этой обширной местности. У кок вполне отвечал основным требованиям, предъявляемым скотоводами к району проживания: большое количество хороших пастбищ, которые можно использовать значительную часть года; расположенные неподалеку источники добычи железа, золота, серебра, олова и других металлов, выгодное стратегическое положение и доступность сообщения с другими районами Центральной Азии. Преодолев несколько перевалов или двигаясь по долине р. Ак-Алаха, можно было выйти в Монголию, Казахстан, Северо-Западный Китай, Центральный Алтай.

Образ жизни пазырыкцев определяется не только их основным занятием – скотоводством, но и местом обитания – Горным Алтаем. Природа, окружающая среда и ландшафт имеют чрезвычайно важное значение для формирования культуры, и не только материальной.

Проживание на У коке было доступно далеко не каждому неподготовленному человеку, суровые климатические условия высокогорья требуют специальной физиологической адаптации. Об этом красноречиво свидетельствуют и патологические изменения, которые можно наблюдать практически на всех найденных останках скелетов. Возможно, это свидетельство того, что местные жители принадлежали к одной из групп кочевников, мигрировавших на У кок и не успевших адаптироваться к специфическим особенностям микроклимата плато.

С помощью методов дендрохронологии[65] было установлено, что все исследованные погребения У кока были сделаны в один временной период, который охватывает 39 лет. Разумеется, этого времени недостаточно для физиологической адаптации человека к району с экстремальными экологическими условиями. Наиболее распространенными у пазырыкцев Укока были патологии зубочелюстного аппарата (ранняя прижизненная утрата большинства зубов, сопровождающаяся воспалительными процессами в тканях, прилегающих к кариозным зубам), хронический полиартрит, поражение отдельных позвонков спондилезом[66]. Эти патологические процессы, как правило, предопределялись целым рядом социально-бытовых и профессиональных факторов и связанных с ними нарушений обмена веществ.

Средняя продолжительность жизни пазырыкцев У кока, определенная по материалам курганных захоронений, невелика: для женщин – 29,6 лет, для мужчин – 38,5 лет. При этом возраст трех из всех погребенных мужчин может быть определен как старческий – 50–60 лет. Останки мужчин очень редко имеют следы военных ранений, столь характерных для их соседей на юго-востоке, например улангомцев Западной Монголии. Можно считать, что пазырыкцы Укока умирали, в основном, из-за болезней, травм и старости, а женщины также из-за родов. Экстремальные условия проживания, образ жизни и занятия, вероятно, способствовали быстрому старению организма, истощению его ресурсов. При этом надо отметить, что почти все пазырыкцы, судя по костям и мумиям, были рослыми (от 160 см и выше) и крепкими людьми.

Одним из важных свидетельств хозяйственных занятий и культурных особенностей пазырыкцев является их рацион, о котором можно составить некоторое представление по находкам в погребениях. В комплексе бытовой культуры пища служит наиболее устойчивым и характерным элементом. Даже у тех народов, чьим основным занятием было скотоводство (как у пазырыкцев), мясо не являлось основой питания. Эти сведения, нашедшие отражение в целом ряде древних источников, в обобщенном виде выражены в «Своде странных обычаев» древнегреческого историка Николая Дамасского: «Млекоеды, скифский народ <…> питаются только кобыльим молоком, из которого, делая сыры, едят и пьют, и поэтому с ними весьма трудно бороться, так как они повсюду имеют с собой пищу». Эти сведения подкрепляются и более поздними этнографическими наблюдениями. О жителях округа Лхадо в Тибете П.К. Козлов писал: «Мясо у них, вообще говоря, большая редкость; даже богатые кочевники и те специально ради мяса убивают свой скот лишь в исключительных случаях. Лхадосцы едят мясо преимущественно состарившихся животных или задавленных зверем, не брезгуют они также и мясом издохшей скотины или, тем более, мясом убитых и изловленных зверей». То же самое можно сказать и о тангутах Тибета.

Возможно, впечатление о преимущественно мясном рационе скотоводов складывалось в связи с тем, что, по словам путешественников братьев Грум-Гржимайло, «будучи очень гостеприимными, к гостю, если он не заурядный посетитель, даже бедные подводят барана, которого тут же на его глазах и закалывают». У археологов такое же впечатление сложилось из-за постоянного присутствия костей животных в погребениях скотоводов, пазырыкцев в том числе. Но находки лучших – и всегда одинаковых, крестцовых, – частей туш баранов и реже лошадей в пазырыкских могилах свидетельствует, как мне кажется, именно об исключительности этого явления: ритуальная пища не могла быть повседневной, обыденной. В древних традиционных культурах обильное поедание мяса домашних животных было обычно связано с жертвоприношениями и не могло быть событием, повторяющимся часто.