Череп в небесах - Ник Перумов

– Разрешите открыть огонь? – осведомился вахмистр. И тотчас же выпалил – в тот самый миг, когда я выкрикнул «нет!».

Всё-таки стрелял господин старший мастер-наставник неплохо. Он вогнал двадцатимиллиметровый снаряд своего нештатного «штайера» прямо в охватывающий вздутие «головы» поблескивающий пояс, нечто вроде «смотровой щели» в защитных доспехах.

Брызнули сверкающие осколки, фонтаном хлынула тёмная кровь. Щупальцы взмахнули в последний раз, и дбигу распростёрся на выжженной земле.

А меня вдруг охватило знакомое дурнотное чувство близости биоморфов.

Биоморфы? Здесь? На Омеге?

– Отходите, вахмистр!

Он едва успел – разъярённые октопусы всадили в то место не менее пяти снарядов. Точнее, это я склонен был назвать их «разъярёнными» – на самом деле кто знает, какие эмоции они испытывают…

Дурнота моя отступала. Биоморф – если только он действительно тут имелся – скрылся. Нет, это не Туча, с ней ничего спутать невозможно.

Нам удалось оторваться. Три поредевшие роты, весь батальон майора Мёхбау поспешно отступал, огрызаясь и показывая зубы. Правда, Дбигу очень ловко навострились сбивать нацеленные в них ракеты: тоже что-то вроде ручного гранатомёта, правда, никаких «снарядов» этот агрегат не выбрасывал.

Да, это вам не лемуры на Зете-пять и даже не Туча, мельком подумал я.

– Господин лейтенант! Господин лейтенант, вы меня слышите?

На миг мне показалось, что я брежу. В наушниках звучал знакомый, хотя и основательно поздабытый голос dame политпсихолога Шульце.

Чином – гауптманн – она превосходила меня ещё в те незапамятные времена. А сейчас могла и до подполковника дослужиться.

Внушительных габаритов, истинная валькирия, госпожа политпсихолог выросла передо мной, словно разъярённая Брунхильд. За ней толпилось десятка три фигур в броне.

– Собрала отстающих, господин лейтенант, – доложила она мне, словно вышестоящему. – Поддавшиеся временному ослаблению мотивационных комплексов, господин лейтенант, все, как один, горят рвением кровью искупить свою вину перед Рейхом…

Все три десятка «поддавшихся ослаблению» истово закивали, насколько это позволяло им устройство бронекомбинезона.

Цепь алых точек на дисплее тем временем вновь угрожающе приблизилась к нашим позициям.

– Благодарю вас, dame… (я только сейчас разглядел её чин) dame майор.

– Без чинов, Фатеев, вы здесь командуете. Поступаем в ваше полное распоряжение, господин лейтенант.

Мы контратаковали. Едва пять десятков десантников, без тяжёлого вооружения, с рёвом бросились на Дбигу, причём рёв этот слышали только мы сами, и напугать, даже теоретически, противника он никак не мог. Госпожа политпсихолог не кланялась взрывам, и Дбигу словно бы в растерянности отступили перед её натиском.

Контратака удалась.

…Батальон майора Мёхбау «закрепился на новых позициях». Омега-восемь, весёлая и зелёная планета. Здесь хватало горных вершин, просторных степей и крутых холмов. Оседлав такую гряду, мы и остановились; километрах в пяти, если верить моему дисплею, проходил «передний край обороны противника».

От Дбигу мы оторвались. Собственно говоря, октопусы нас и не преследовали. Вся их вылазка больше напоминала хозяина, вышедшего пнуть докучающую пустолайку. Пнули – и убрались к себе обратно.

ПВО и ПРО у них почти абсолютная, если сбивает даже активно маневрирующие сверхзвуковые крылатые ракеты. И нет им до нас особого дела. Не враги они, эти люди. Мёртвые врагами не бывают. Даже если ещё могут швыряться ядерными боеголовками.

На этом месте моя логика неизменно давала сбой. Цивилизация потому и цивилизация, что действует, руководствуясь разумом. Иначе она просто не в состоянии достигать поставленных целей. Равно как и ставить оные.

Конечно, муравьи способны возводить циклопические (если учесть собственный размер строителей) сооружения, однако Дбигу-то ни с какой стороны не муравьи!

Наступала наша первая ночь на Омеге, рота развернулась, закопалась в землю, нам подбросили тяжёлого вооружения, приготовились к работе зенитные комплексы, всё по уставу. Сообщили, что комадование пыталось достать «объект Ночь» с воздуха и с орбиты – безуспешно. Дбигу продолжали методично разрушать всю созданную поселенцами инфраструктуру; флоты над Омегой обменивались ракетными залпами и держались подальше друг от друга.

Исход боя, как встарь, должна была решить пехота.

Я не находил себе места, однако больше ничего не чувствовал – жуткая армия Дарианы Дарк больше себя никак не проявила. И тут…

– Господин лейтенант?

– Гилви? – удивился я. – Что ты тут делаешь? Штаб бригады высаживается только завтра!

– Упросила Валленштейна взять меня с собой в первой волне, – dame шарфюрер точно рассчитанным движением поправила волосы. На Гилви даже камуфлированный бронекомбинезон сидел, словно вечернее платье. – А ты хорошо тут устроился, Рус!

В наскоро выкопанной землянке…

– Да уж, – хмыкнул я. – Как у тебя, Гил?

– У меня? – она смешно округлила глаза. – Да что у меня может быть, у тыловой крыски? Вот вы – это да! Я давно у Валленштейна прошу, чтобы он меня в поле бы перевёл.

– Что тебе там делать? – искренне поразился я. – В сестры милосердия решила податься?

– Зачем в сестры? На это другие есть. Более квалифицированные. А я могла бы работать оператором разведывательного или ракетного комплекса, наводчицей, расчётчицей… мало у нас вычислителей в боевой цепи?

– Хватает, – кивнул я. Нет, зря Валленштейн так безоговорочно вычеркнул её из круга подозреваемых. Я не вычёркивал ни на день, ни на миг.

– Расскажи, – она села рядом, коснулась тонкими пальцами моей ладони. – Расскажи, как вчера всё было? Валленштейн чуть не рехнулся, ваши доклады слушая. Видео шло с перебоями…

– Да вы ведь всё равно больше нашего увидели! – попытался увильнуть я. – Сколько каналов транслировало на штаб и сколько – ко мне? Да и ничего особенного мы не видели. Ну, осьминоги. Ну, в броне. Танков или другой техники – не появлялось. Так что… – я развёл руками.

Она сидела совсем близко, и я чувствовал слабый аромат знакомых духов. Гилви не изменила своим привычкам, даже сменив легкомысленный наряд «подружки» на чёрный мундир Государственной Тайной Полиции.

– А как твоя опухоль? Ну, помнишь…

– Помню, – перебила она меня. Достаточно резко перебила. – Как такое забудешь… яйцеголовые от меня отступились, шрам исчез, опухоль сошла, разве что синяк небольшой остался, запудривать приходится, когда… на свидание идёшь, – она лукаво стрельнула глазками.

– И ничего не болит? Не беснопокит?

– Нет. А почему ты спрашиваешь, Рус?