Дарованный остров - Кристина Камаева

Подлый Слютко не уставал издеваться над Фридой, каждый вечер просовывая ей в клетку полную миску фисташек.

— Ну, разве твоя мечта не исполнилась? — елейным голосом спрашивал он всякий раз при этом. А та ни разу с тех пор, как попала в плен, не притронулась к орехам.

В тот день Арменелос гудел, как растревоженный улей. Ещё бы! Такое событие не могло остаться не замеченным. «Новый храм осквернён!» «Кто-то подшутил над Сауроном.» «Вы думаете Слютко и Громилло к этому причастны?» — шептались люди. Слютко и Громилло вовсе не были к этому причастны, напротив, они сами были в ужасе от происшедшего и трепетали, ожидая расправы, ломая головы над тем, как им оправдаться.

А случилось вот что. Когда рассвело, многие прохожие были поражены необычным обликом нового храма. Как правило, чёрный и мрачный, он был на этот раз расцвечен гирляндами флажков и воздушных змеев, завешан лентами серпантина и плакатами. Люди подходили ближе. Прежде всего, бросалась в глаза знакомая всем надпись: «Цирк Слютко Хохмача», только теперь призывная вывеска помещалась над входом в храм. А с обеих сторон свешивались сразу несколько плакатов в стиле тех, что зазывали публику в популярный цирк. Эти плакаты гласили:

«В цирке Слютко ХохмачаВам покажут палача —Идола-истуканаМелкора-великана!Чучело из СредиземьяВсем на увеселенье,И от радости фырчаОн вам спляшет ча-ча-чаПод дудку ВыдрычаГромиллыча!»

…и тому подобная всячина. Плакаты были расписаны яркими красками, а на стенах храма красовались карикатуры на Громиллу и просто весёлые рожицы.

Недоумение, смех и страх отражались на лицах, а толпа вокруг храма всё росла.

Саурон, которому донесли о надругательстве в храме, был вне себя от бешенства. Обычно сдержанный и сладкоречивый, он взревел, и шея его побагровела, жилы на ней вздулись, казалось, он с трудом ловит воздух. Он еле сдерживался, чтобы не послать весь Нуменор в геенну огненную.

Больше всего он был возмущен тем, что из короны Моргота исчез один из трех драгоценных камней. На алтаре корявыми белыми буквами была начертана надпись: «Здесь был Берен».

Фаразон тоже был возмущён тем, что в его столице кто-то посмел проделать все эти невероятные по дерзости вещи, но с другой стороны его забавлял гнев Саурона, которого, казалось, ничем не проймёшь. Впрочем, устойчивая ярость Саурона по поводу осквернения храма скоро вселила страх в короля. Саурон пророчествовал, что Мелкор не потерпит такого шутовства, и, чтобы умилостивить его, необходимо принести в жертву посягнувшего на его величие негодяя. Ещё больше этой жертвы жаждало уязвлённое самолюбие Саурона.

Прежде всего, Сауроновы разведчики наведались в цирк. Слютко, хозяин цирка, уступавший Громилле и в росте, и в весе, был ни жив, ни мертв, встречая их, да и братец его утратил былую прыть.

— Да, — утверждали они в два голоса. — Из цирка исчезли вывеска, флажки, серпантин и другой материал. — Но ни один из них не посмел бы глумиться над храмом даже в мыслях, более того, королю нигде не найти более почтительных и верных слуг, чем Хохмач и Выдрыч, а разукрасил храм, должно быть, их общий недруг.

Они, в самом деле, нисколько не походили на возмутителей спокойствия, но на всякий случай их всё-таки арестовали, цирк тщательно обшарили, перепугав «артистов». Братьев увезли на допрос для полного выяснения их причастности к преступлению.

Панику в городе посеял, конечно же, юный Исилдур. И кто знает, может быть, и на этот раз его лихие выходки сошли бы ему с рук, будь он осторожнее и не вздумай остаться в городе, чтобы полюбоваться плодами своего творчества. На этот раз Исилдур решил не подвергать опасности милую Лиэль, поэтому весь свой план мести он привёл в исполнение сам, не посвящая в него девушку. Краски и парусину для надписей ему добыли рыбацкие мальчишки, которые восприняли его идею с восторгом и визгом. Он связал их уста клятвой молчания, и знал теперь, что после такой клятвы они скорее умрут, чем нарушат ее. Ночью он подождал, пока Лиэль уснёт, нежно коснулся ее щеки губами и вышел во двор. Тихим свистом подал сигнал к сбору для своих маленьких друзей, и все они отправились в Арменелос. Там они быстро, бесшумно и с удовольствием немного почистили цирк и украсили храм. Мальчишки были ловки, как кошки, и не помнили на своём веку забавы веселей, чем эта. После того, как операция по превращению храма в цирк была завершена, Исилдур распустил всех помощников, наказав им держаться тише воды и ниже травы. Никто из мальчишек и не подумал возвращаться домой в ту ночь, все они сгорали от любопытства, им непременно надо было увидеть, как же воспримут горожане их ночные старания. Исилдур и сам еще не покинул детства, и поступил так же, как эти мальчишки.

Лиэль, проснувшись по утру и не обнаружив друга, не на шутку переволновалась. Она прошлась по посёлку, но нигде не нашла его. К тому же в нескольких домах пропали сыновья, и родители были обеспокоены этим. Увязав в мыслях перешептывания Исилдура с мальчишками накануне, Лиэль поняла, что друг её ушёл в Арменелос, чтобы отомстить Громилле за его хамство.

Лиэль была девушкой неробкой и тосковать в неведении долго не могла. Она решила пойти в город и узнать, что там произошло. «Если его поймали, то и мне нет смысла оставаться на свободе», — рассудила она.

Гред не уследил, как и когда она выскользнула из посёлка. Мусорщик был прав, оба они сбежали, не прожив у гостеприимного рыбака и трех дней.

Если Исилдур с мальчишками обхитрили охрану и беспрепятственно обошли все наблюдательные посты по дороге в город, то Лиэль попалась в лапы первым попавшимся стражникам. Её тут же доставили к Арфесту, который горячо поблагодарил всех богов за такую удачу.

Арфест тоже догадался, что проделка с храмом — дело рук Исилдура, на него же указывал и Громилло Выдрыч, отличавшийся проницательностью. И кому же, как не Исилдуру, знатоку древних легенд, пришло в голову упомянуть славного Берена.

Желая выслужиться перед королём и Сауроном, Арфест пообещал им, что уже к вечеру этого дня главный преступник будет пойман. Его задумка пришлась по вкусу Саурону, и он разрешил Арфесту поиздеваться над Исилдуром прежде, чем принесут в жертву этого осквернителя храма. Фаразон тоже не возражал, но на душе у него было неспокойно, потому что не хотелось конфликта с Амандилом. А если Исилдур умрёт, то войны с Верными не избежать. Саурон же, напротив, на это очень надеялся.

День выдался жаркий и безветренный, люди не приступили, как обычно, к повседневной работе: их занимали другие чрезвычайные события.

Капитан «Торондора» был недоволен, не увидев толпы встречающих в порту. Ему едва оказали помощь при швартовке судна, а чтобы разгрузить трюмы, и вовсе не нашлось желающих. Уставшим от скитаний и вечной качки матросам не бросились на шею заждавшиеся женушки и невесты. Пассажиры, приехавшие налегке, потихоньку разбрелись; остальные сами начали выгрузку багажа. Им объяснили, что большинство людей собралось на площади Великого Мелкора.

Площадь заполонили люди, толпа, что собиралась прежде у цирка Слютко Хохмача, уже не казалась толпой по сравнению с этой. Люди буквально лезли на головы друг другу и вставали на плечи, но мало было счастливчиков, которые бы понимали, зачем собрались здесь. Все хотели увидеть или хотя бы узнать, что же происходит на площади, и упрямо проталкивались вперед, несмотря на то, что сквозь сомкнувшиеся ряды любопытных и муха не смогла бы пролететь. Однако, это плотное и с виду непроницаемое скопище вожделевших зрелища людей почему-то расступалось перед сумрачным рыцарем в фиолетовом плаще и его гигантским белым волком. Рыцарь шёл, тяжело ступая, в полном снаряжении. В такую жару он даже не снял шлема. Никто не ввязывался с ним в ссору, если он по неловкости задевал кого-нибудь рукояткою меча или латами.

Толпа волновалась и все теснее сжимала кольцо перед наскоро сооружёнными подмостками и столбом, к которому была крепко привязана злосчастная Лиэль. Исилдур тоже был тут, его приковали цепью за одну ногу, чтобы не смог убежать на сей раз. Арфест на норовистом жеребце гарцевал вокруг, а с ним — несколько приспешников. Зрелище, которым он угощал публику, состояло в том, что воины сражались между собой за вознаграждение. Этим вознаграждением была Лиэль.

Арфест не ошибся, когда предположил, что Исилдур пожелает принять участие в турнире. Он был схвачен и прикован к столбу длинной цепью. Впрочем, Арфест великодушно позволил ему отстаивать честь невесты, насколько у него хватит сил. От желающих попытать счастья отбоя не было, и Исилдур дрался отчаянно, сгоняя с подмостков всех поклонников эльфийской красоты. Но ему все труднее это удавалось. От рубашки уже ничего не осталось, пот и кровь струились по нему ручьями, в глазах розовые пятна перемежались с черными точками. Все удивлялись тому, что он так долго держится на ногах. Ненависть ко всему этому арменелоскому сброду, утратившему человеческое достоинство, жгла Исилдура. Он не смел взглянуть на свою нежную Лиэль, знал, что недолго осталось ему отражать натиск этих потерявших совесть удальцов, и когда он упадёт, ей не миновать беды и позора. Как горько ему было, он ведь хотел лишь отомстить Громилле за хамство и издевательства, а привел и себя, и любимую к недостойному концу. Лиэль вела себя по-разному всё это время: то безучастно глядела на враждебную толпу, то пыталась вырваться, то стонала. Силы оставляли ее, она это понимала и шептала Исилдуру пересохшими губами: «Убей меня».