Батальоны идут на запад - Илларион Попов

Машина затормозила на опушке березовой рощи. Впереди на возвышенности аккуратные домики, белый дым цветущих садов. Это Славиборж. Ближе к нам, метрах в 300, наблюдательный пункт Бабичева. Над головой знакомо курлычут снаряды, свистят мины. Иногда чирикнет и пуля. Пригибаясь, кое-где перебежками, направились к наблюдательному пункту. Со мной - начальник разведки майор Иванов и заместитель начальника политотдела дивизии майор Ефройкин. Они пошли в цепь, я остался с Бабичевым.

- Какие новости, Максим Андреевич?

Он доложил, что курсанты дерутся отлично, с большим подъемом. Приходится даже сдерживать, чтобы не понести напрасных потерь.

Вдруг без видимой связи он сказал:

- Помните, Илларион Григорьевич, те пять высоток на красносельской дороге? У деревни Тешково? Как далеко ушли-то! Кажется, жизнь целую с той поры прожили. А всего-навсего неполных четыре года...

А на Славиборж катилось русское "ура", курсантские роты скрылись на его улицах. Из города сообщили, что остатки гитлеровцев бегут по дороге на Студену. Бабичев сигналом вызвал машины, укрытые в лощине. Надо сажать в них людей и продолжать преследование.

К нам подбежал сержант Дмитрий Прокофьевич Ковалев. Доложил, что на опушке дальнего леса, за низиной, появился белый флаг. Бабичев подал мне бинокль, но теперь я и без бинокля увидел белый лоскут на фоне зеленого леса и какие-то суетящиеся фигуры. Должно быть, сдавалась фашистская часть. Бабичев приказал минометчикам и пулеметчикам прекратить огонь, но быть начеку. Дал отмашку белым платком, дескать, вижу, понял, можете подойти.

С опушки к нам направились трое: офицер с белым флагом и два солдата-автоматчика. Парламентеры. Подошли к высотке, остановились в нерешительности. Бабичев посмотрел на меня:

- Разрешите?

- Конечно. К вам пришли, вы и разговаривайте.

Бабичев знаком подозвал офицера к себе. Тот подошел. Сильно волнуясь, путая русские и немецкие слова, сообщил, что послан командиром полка, что они готовы сдаться и просят выработать приемлемые условия.

- Никаких новый условий, - ответил Бабичев. - Условия вам известны: безоговорочная капитуляция...

- Но...

- Нет! Видите лощину? Полк поротно входит в лощину, складывает оружие, выстраивается на опушке. Там же оставляете артиллерию, боеприпасы, обоз и все прочее. Ясно?

- Яволь!

- На размышления даю вам двенадцать минут. Считаю с момента, когда вернетесь на опушку. Ясно?

- Яволь!

- Не уложитесь в срок, вызываю штурмовую авиацию, открываю огонь из всех видов оружия. Идите!

Обер-лейтенант повернулся кругом и в сопровождении своих солдат зашагал к опушке.

- Максим Андреевич, а почему ты дал сроку именно двенадцать минут? Не десять и не пятнадцать?

- Психология! - невозмутимо ответил он. - Так глубже проймет.

Видимо, у фашистов, все было заранее подготовлено. Обер-лейтенант вернулся на опушку. Не прошло и трех-четырех минут из отпущенного врагу срока, как к лощине двинулись гитлеровские подразделения. Полк складывал оружие.

Однако 9 мая этот эпизод массовой сдачи врага в плен был в нашей полосе единственным. Другие части и подразделения противника продолжали отчаянно сопротивляться и, когда мы перерезали им пути отхода на запад, пытались вырваться из окружения.

Когда из учебного батальона я приехал в Тржебонь, в батальон капитана Андреева, то как раз и застал подобную картину. Комбат был вынужден развернуть часть своих сил в северо-восточном направлении и так, с перевернутым фронтом, отбивал яростную атаку танков и пехоты фашистов, которые отвергли предложение капитулировать, попытались прорваться к американцам и были почти полностью истреблены. Все поле было забито горящими танками, самоходками, бронетранспортерами, грузовыми и легковыми машинами.

В этом же районе, близ реки Нежатка, серьезный бой выдержала батарея из 121-го гвардейского противотанкового дивизиона. При выходе из леса батарея неожиданно столкнулась с вражеской моторизованной колонной, в голове которой шли два легких танка.

Первым изготовилось к бою и открыло огонь орудие старшего сержанта Ахмеда Галиповича Беля-лова. Артиллеристы подбили танк, подожгли бронетранспортер. Гитлеровцы бросились к пушке Белялова, их разделяло не более полусотни метров. Артиллеристы, стреляя из винтовок и автомагов, отражали атаку пехоты, а сам Белялов бил из пушки по колонне.

Развернулись и остальные орудия батареи. Дружный огонь прямой наводкой превратил моторизованную колонну в груду металла на дороге. Остатки гитлеровского подразделения были взяты в плен.

Уже в сумерках вернулся я в штаб дивизии, который расположился юго-западнее города Тельч. За сутки дивизия прошла с боями более 100 километров; освободила десятки населенных пунктов, в том числе семь городов. В плен взяли несколько тысяч человек, причем стремились поскорей отправить их в тыл, чтобы высвободить наших бойцов, занятых охраной и конвоированием.

Едва я забрался в штабной автобус, чтобы впервые за день перекусить, во двор вбежала пожилая крестьянка. Она была очень взволнована. Успокоившись, рассказала, что на хуторе, в лесу, в трех километрах отсюда, прячутся фашисты, человек двадцать. Зарезали у нее последнюю телку, грозились убить, если расскажет про них русским.

Мы отправили на хутор автоматчиков. Они выловили прячущихся фашистов. Всю ночь то ближе к нам, то дальше вспыхивали перестрелки. Под утро довольно значительная группа вражеских солдат вышла в расположение штаба, и нам пришлось опять ее обезвреживать. Подполковник Цысь сказал, что это уже четвертое за сегодняшний день нападение на штаб. Был случай, когда к нему выскочили три немецких средних танка. Артиллеристы их подбили.

А тут еще Михаил Иванович Денисенко сильно простудился и слег, и мне пришлось временно принять на себя командование дивизией. Одним словом, День Победы был для меня одним из самых хлопотных дней с начала сорок пятого года.

С рассветом 10 мая дивизия продолжала преследовать части из группы немецко-фашистских армий генерала Шернера. Гитлеровцы по-прежнему стремились удрать за Влтаву, в зону американских войск. И хотя враг все более терял способность к организованному сопротивлению, нам приходилось то и дело пускать в ход артиллерию, чтобы разгромить очередную не желавшую капитулировать колонну. Конечно, враг нес громадные потери. Из-за упрямства фашиствующего маньяка Шернера и окружавших его генералов тысячи и тысячи немецких солдат погибли в эти последние дни, после того как фашистская Германия официально и на весь мир признала свое поражение и капитулировала.

Несли потери и мы. Только 10 мая в дивизии было ранено 38 человек и убито 26. Погиб и ветеран дивизии, замечательный артиллерист командир 165-го пушечного полка Петр Михайлович Левченко.