Сыновья Беки - Боков Ахмед Хамиевич

Мысль лихорадочно работала. Быстрый конь домчит их до Ачалуков, а там найдется, где спрятать Эсет. Это на первый случай. Потом они вместе с Исмаалом решат, как быть дальше. Хусен уверен, что старший товарищ поможет ему, все поймет…

– Вот такие дела, – закончила Эсет свой рассказ. – Скоро услышишь о моей смерти. Лучше руки на себя наложу…

Она сказала это так спокойно, что Хусен содрогнулся. «Бедная, – подумал он, – до какого же отчаяния надо дойти, чтобы с такой готовностью смотреть смерти в глаза».

– Нет, Эсет! Не дам я тебе умереть! – крикнул он а с ловкостью канатоходца подпрыгнул, перевесился через плетень и протянул ей руки, – Ну-ка, берись!

Эсет не сразу поняла, что он собирается делать.

– Зачем? – спросила она.

– Затем, что надо. Кончилась твоя жизнь в этом доме! Давай скорей руки!

– Прямо сейчас?

– Потом будет поздно.

– Эсет, где ты? Иди домой! – донесся от дома голос Кабират.

Хусен потянул Эсет на себя. Она, чтобы помочь ему, уперлась носками в щели, но тут что-то вдруг треснуло, и вслед за тем повалился прогнивший навес над плетнем.

– Отпусти. Теперь я и сама справлюсь, – сказала Эсет.

Она хотела спрыгнуть, но Хусен взял ее на руки и опустил на землю.

– Беги к гойбердовскому плетню, я подъеду туда.

В другое время Эсет едва ли набралась бы смелости ночью ходить по чужим огородам. Но сейчас ею владел только один страх – перед тем, что ждет ее дома, если она вернется.

Хусен понимал, что уехать, не сказавшись матери, равносильно тому, что оскорбить ее. Но можно ли медлить в таком положении. И он вывел коня из сарая и оседлал его.

– Ты что собираешься делать? – услышал Хусен совсем рядом голос матери.

Мгновение он молчал, не зная, что ответить.

– Я кому говорю?

– Нани, мне необходимо уехать, – сказал Хусен виновато.

– Почему так вдруг, что за спешка?

– Очень надо, нани, я не могу не ехать, – упрашивал он, боясь, как бы мать не схватила коня за повод, как в ту ночь, когда громили поместье Угрома.

– Очень надо? – усмехнулась Кайпа и покачала головой.

– Поверь мне, нани. Да и Исмаал будет волноваться из-за коня. Ездить на нашей кляче ему не очень-то приятно.

И Кайпа, как ни странно, отпустила его, только сказала:

– Ты бы хоть перекусил, у меня уж все готово!

Хусен удивился и обрадовался неожиданному миролюбию матери.

– Нани, милая, – сказал он, обняв ее за плечи, – что бы пи случилось – хорошее или плохое, стерпи, родная…

Кайпа ласково посмотрела на сына, а сама подумала: «Бог с ним, пусть едет. Каково ему, бедному, пережить такое. Ведь он любит Эсет, и пусть лучше его не будет здесь при этом сватовстве, не то не миновать беды!»

Хусен спешил. Он и так слишком долго задержался с матерью, как бы в доме Соси не поднялся переполох, тогда и погони не миновать.

Не знал Хусен, что, на их счастье, едва Кабират собралась на поиски дочери, во двор въехал жених. Оказывается, решено было все покончить в одну ночь: и сватовство, и явление[60] жениха. Это, конечно, не по обычаю, но делать нечего, время смутное, каждый час всякое может случится. И потому Соси с двумя стариками сватами так надумали.

Едва ли весть о том, что Эсет против воли родителей тайком убежала из дому и вышла замуж, произвела бы большее впечатление, чем сообщение о прибытии жениха. Все побросали свои дела и кинулись глазеть на него. Собрались парни, которым не сегодня-завтра придется выступать в этой роли, а потому не грех поучиться, как надлежит жениху вести себя в доме невесты, прибежали женщины – будет пища на неделю: посудачить о достоинствах и недостатках зятя Кабират. Тут же крутились ребятишки. Уж им-то все одно: каким бы ни был жених – косой или, быть может, рогатый – раздал бы побольше денег.

Хусен тронул коня. Кайпа пошла следом.

– Когда же ты теперь приедешь? – спросила она.

– Скоро, нани, скоро! – поторапливая коня, он выехал со двора и, обогнув плетень Гойберда, скрылся.

Кайпа отчетливо слышала звук постепенно удаляющегося цокота копыт. И вдруг все смолкло. «Может, решил отложить отъезд до завтра?» – одновременно и обрадовалась и встревожилась Кайпа. Но вот она снова услышала конский топот, теперь уже явно стремительный, и, глубоко вздохнув, пошла в дом.

Эсет ни жива ни мертва сидела, прижавшись к плетню, когда вдруг услышала приближение всадника. Она поднялась, и Хусен увидел ее, укутанную в шаль. Он остановился, Эсет протянула к нему руки, и тут раздался окрик Гойберда:

– Кто там?

Эсет в испуге хотела спрыгнуть назад в огород, но Хусен, перегнувшись, схватил ее за талию, приподнял а посадил на коня.

Гойберд застыл на месте, когда мимо него пролетел всадник с девушкой впереди. В ту же минуту вспомнил о своей Зали. «Нет, это не Зали, – успокаивал он сам себя. – Кому бы пришло на ум увезти мою дочь, которой даже одеться-то толком не во что? А если это все же она? Ведь с моего двора увезли. Чужой бы девушке зачем приходить в мой двор?»

Гойберд стремительно направился к дому. Честно говоря, он бы даже хотел, чтобы этой девушкой оказалась Зали. Подгоняемый своими думами, Гойберд, прежде чем поговорить с Кайпой, завернул к себе. Страшную весть должен сообщить он Кайпе; такое лучше поздно узнать, чем рано.

Войдя в дом и увидев свою дочь разжигающей огонь в печке, Гойберд недовольно скрипнул зубами и тотчас вышел.

– Ты куда, дади? – крикнула ему вслед Зали.

– В могилу! – буркнул он, не оборачиваясь…

Кайпа радостно пошла навстречу вошедшему соседу.

– Заходи, заходи, Гойберд. Как хорошо, что ты пришел. Присаживайся. Вот сюда, здесь тебе будет удобнее.

Гойберд молча сел на край подпара, положил рядом замасленную сумку из старой мешковины. Кайпа быстро взялась за дело: стала просеивать кукурузную муку для галушек. Хорошо, что Гойберд пришел, поест за счастливый путь Хусена. Ведь в этакую темную ночь ускакал, словно абрек или вор, не случилось бы беды.

– Посиди, Гойберд, вот только галушки опущу, и все готово, – суетилась Кайпа.

– Если ты ради меня затеваешь этот ужин, не беспокойся. Оставь хлопоты да присядь-ка лучше.

Кайпа удивленно пожала плечами.

– Не до еды мне, – сказал Гойберд, опустив голову. Он один знал, какая печальная весть ждет эту несчастную женщину. – Ничего сейчас не полезет в горло.

– Что ж, бывает, – согласилась Кайпа. – Может, беда у тебя какая? Я и сама вечно сыта своими горестями. Шутка ли, один невесть где, а другой сегодня опять умчался на Терек. В такую-то ночь, когда ни зги не видно…

На улице вдруг раздался оглушительный шум. Кайпа и Гойберд в недоумении уставились друг на друга, и в этот момент, когда она уже собралась выйти посмотреть, что же там творится, в дом ворвались сын Соси Тархан и с ним двое молодых людей.

– Где Эсет? – крикнул Тархан, прежде чем Кайпа успела открыть рот.

Кайпа удивленно смотрела на парня, не понимая, что ему нужно и почему он кричит.

– Я кого спрашиваю? Где Эсет?

– А вы что, поручили мне за ней наблюдать? Или, может, я сторожем была к ней приставлена? – сказала Кайпа сердито. – Откуда мне знать, где она?

– А где тогда твой сын?!

– У меня три сына, о ком ты? Если тебя интересует Хусен, то ему не приходится, как тебе, прохлаждаться дома, у него дела, и не ради себя одного он мерзнет у Терека! – проговорила она с гордостью за сына. Все недовольство, которое Кайпа высказывала Хусену, угасло, как угли, залитые водой.

– Какие у него дела, мы узнаем! – бросил Тархан и повернулся к двери, но тут он увидел только что вошедшего Султана.

– Ага! Один здесь! – Он набросился на мальчишку. – Где Эсет, знаешь?

Султан, отрицательно качая головой, жался к матери.

– Ты зачем приходил к нам? Эсет вызывать? Да?

Чтобы сильнее припугнуть малыша, Тархан потянул из ножен кинжал. Тогда Кайпа рванула сына к себе.

– Он же ребенок. Побойся бога!