Смягчающие обстоятельства - Данил Корецкий

Это точно. Элефантов вспомнил, как тот вылетел из кабинета Крылова, жалкий, испуганный, словно побитая собака. Если бы Сергей не был уверен, что такого не может быть, он бы решил, что ему наподдали пониже спины.

— А что случилось?

— Что случилось?

Орехов резко затормозил и повернул к Элефантову круглое лицо с испуганно вытаращенными глазами.

— Время наступило другое, вот что случилось! Строгости, учет, контроль, ответственность! Помнишь Ивана Варфоломеевича? Сидит! Дом описали, имущество, бассейном, дурак, хвастался, а теперь это отягчающее обстоятельство! Он с Полковником крепко повязан, так что тот, считай, тоже погорел. Кстати! Тебе здорово повезло, что не успел с Семеном связаться!

Счастливчик!

Элефантов горько усмехнулся.

— А как твои дела?

— Нормально. Мне-то что до них! Я сам по себе. Когда ловят китов, плотве бояться нечего.

Орехов включил передачу и плавно тронулся с места.

— С ребятами сошелся замечательными: спортсмены — здоровые, веселые.

На стадион с ними хожу, в сауну — жир сбрасываю, пить почти бросил — только по субботам. Так что все хорошо! Хочешь, познакомлю с друзьями?

Характерной чертой Орехова было то, что у него в друзьях никогда не числились больные и неудачники.

Оказавшись дома, Элефантов подумал о Крылове. Они с майором держались за разные концы невидимой, прочной нити, тот медленно, но верно подтягивал ее к себе, рано или поздно они сойдутся вплотную. Интересно, о чем сейчас думает он?

А Крылов в этот момент размышлял об Элефантове и пытался понять, какие же мотивы заставили его прицелиться в Нежинскую. И почему он промахнулся.

Глава шестнадцатая

МОТИВ

— Твоя ошибка в том, что ты ее обожествлял. Неземная, возвышенная, необыкновенная, единственная, неповторимая! Этими представлениями ты связал себя по рукам и ногам, отсюда твоя необоснованная требовательность, подозрительность, глупые претензии… Все это только отпугивает женщину!

— Но…

— Она хорошая девочка, холостячка, отдельная квартира, кофе, коньячок, музыка. Можно отлично отдохнуть, развлечься, для этого надо вести себя свободно и раскованно, твоя закомплексованность сюда никак не вписывается!

— Но вся жизнь не сводится к отдыху и развлечениям, музыке, коньяку и постели, кое-что существует и за пределами этого круга…

— Немногое!

— ?!

— Особенно для свободной женщины.

— Говори прямо — для шлюхи!

— С такой прямолинейной категоричностью можно прилепить оскорбительный ярлык куда угодно.

— Работать в наше время необходимо, ну а после… Тут есть два пути: бежать в магазин, на рынок, выстаивать очереди, тащить тяжеленные сумки, торчать в жаре у чадящей плиты, стирать, гладить, шить, кормить мужа, проверять уроки у ребенка, убирать квартиру, оплачивать коммунальные услуги, размораживать холодильник — я даже перечислять устал!

— А второй путь?

— Парикмахерская, косметический салон, маникюр-педикюр, цветы, поклонники, шампанское, автомобили, музыка, рестораны, танцы, волнующий флирт, новые увлечения…

— Так живет бабочка-однодневка.

— Ну и что? Для нее этот единственный день длится очень долго, всю жизнь. Радостную, красочную, беззаботную… Ласковое солнце, изумрудная трава, сладкий клевер, веселые товарищи и подружки, непрерывный причудливый танец… Удовольствие, удовольствие и еще раз удовольствие! Если бабочка ощущает себя, то наверняка испытывает счастье. И, уж конечно, не завидует ломовой лошади, которая весь свой век тянет лямку в каменоломнях!

— Но в конце концов наступает время расплаты.

— Знаю, знаю. «А зима катит в глаза!» Такие поучительные концовки встречаются только в баснях. В жизни расплачиваются другие: растолстевшие, потерявшие привлекательность, пропахшие кухней… Извини меня, но где твоя Галина? И почему ты сохнешь по яркой и бездумной стрекозе?

— Она вовсе не такая!

— Конечно, конечно. Вечное заблуждение влюбленных. Но сказал ты это без убеждения. Значит…

— Хватит копаться в душе!

— Помилуй, ты же для этого меня и пригласил! Или я не прав, тебе не нужен мой опыт в чуждой для тебя сфере и мой дельный совет?

— Совета я пока не слышал — одни поучения.

— Значит, так. Полковник в отъезде, вернется через неделю. Получишь свои десять штук, я тебя веду к одному человеку, отовариваешься по полной программе: сапоги, дубленка, норковая шапка — размеры знаешь? И отлично. Упаковываешь в красивую сумку, прикупаешь гастрономический набор:

«Мартель», икра, балык, две палки сухой колбасы — все это я тоже обеспечу, — и двигаешь к ней. «Примите, маркиза, в знак моей любви».

— По-моему, это все ерунда… Не возьмет.

— Берут не у всех, это верно. Тут надо постараться, дипломатично, тонко все изобразить. Будто не ты ей, а она тебе одолжение делает, и взамен ты ничего не просишь, просто уважение оказал, внимание проявил… поломается немножко для вида и возьмет. А какая любовь меж вами вспыхнет! Все другие враз с горизонта смотаются…

— Так не подарки делают, а взятки дают! — Элефантов выругался.

— Много ты знаешь про взятки! — почему-то озлился Орех. — Просил совета — слушай!

В прокуренном зале третьеразрядного ресторана шло бурное веселье.

Здесь жрали, пили, орали, пели, заключали сделки, ругались с официантами, ссорились, выходили драться и блевать в туалет, мирились, слюняво лобызались, клялись в верности и вечной дружбе. Оглушительно гремела музыка, черноволосые усатые молодцы, удачно торговавшие мандаринами на рынке, выводили из-за столиков торопливо дожевывающих некрасивых потасканных женщин, прекрасно понимающих, где и как закончится сегодня их путь, начатый первым шагом к пятачку для танцев.

Элефантов был пьян. Он с отвращением смотрел на колышущуюся толпу плотных, разгоряченных тел, белые и красные маски, соответствующие старательно разыгрываемым ролям. Здесь не было отрицательных персонажей: все, как сговорившись, лепили только два образа — галантного, мужественного, обходительного мужчины и добродетельной, безусловно порядочной женщины, хотя липкие похотливые руки и бесстыдно вихляющиеся зады напрочь перечеркивали старания актеров.

— Протоплазма. Танцующая протоплазма…

Ему было противно все происходящее и сам себе, а он в любом состоянии умел видеть себя со стороны — и сам себе он был противен.

Но слова Ореха казались убедительными, и он не жалел, что обратился к нему за советом. В последнее время он начал подозревать, что в опьяняющей вседозволенности, легкой бесшабашности отношений есть притягательная сила, которую он, жестко стиснутый рамками положенного и недопустимого, не в состоянии понять, и это делает его на голову ниже Марии. Рамки следовало раздвинуть или даже сломать вообще, и лучшего помощника, чем Орех, для этого не найти.

— Сейчас присмотрим баб-с… Классных девочек тут, конечно, нет, ну да какая разница, нам же не жениться…

— Я не желаю связываться с проститутками, — надменно сказал Элефантов.

— Опять ярлыки! Смотри на вещи проще — в этом твое спасенье. Все бабы одинаковы. Стоит тебе уяснить эту простую истину, и ты уже никогда не будешь мучиться любовными переживаниями.

— И превращусь в животное, — прежним тоном проговорил Элефантов, но Орех пропустил его слова мимо ушей.

— Кстати, вношу поправку в свой совет: зачем тебе тратить на эту птичку столько денег? Я подберу ей замену с учетом всех твоих пожеланий: рост, упитанность, цвет волос…

— В тебе пропадает торговец лошадьми! — изрек Элефантов. — Лучше ее никого нет!

— Бедняга, ты зациклился. Верней всего от подобных заблуждений способна излечить дурная болезнь. Если понадобится хороший доктор — у меня есть…

— Я тебе морду набью!

Элефантова бросило в жар.

— Хо-хо-хо! А хорошо бить старых друзей? К тому же я тебя учил драться, а не наоборот! — Орех выпятил челюсть.

— А мне плевать!

— Это за тобой водится, потому и уважаю. В бой с открытым забралом, не считая врагов! Молодец. Но обязательно сломаешь шею, и никто тебя не похвалит. Скажут — дурак!

— Боря Никифоров похвалит. Он молодец. Раздел вчера на партсобрании этого индюка Кабаргина. И за соавторства липовые, и за чванство, некомпетентность. Не побоялся!

— Тоже неумно. Доплюется против ветра! Чего ж ты у него совета не спросил?

— А он всякой хурды-мурды не знает. Он правильно жить учит, честно.

— Ты был с ним всегда заодно.

— Был. Пока не сломался…

— Вот то-то! Помнишь, что я когда-то говорил? Все ломается! Рано или поздно.

— Не все. Никифоров не сломается, потому мне ему в глаза глядеть стыдно. Уверен, еще много есть людей таких, как он, только я их, жалко, не знаю.

— Нету их, потому и не знаешь. Нетути!

Элефантов уперся в Орехова долгим изучающим взглядом.

— Жалко мне тебя, бедняга.

— Себя пожалей.