Охота на Уршада - Виталий Сертаков

Их запихали в душную полость между спинными плавниками, сверху завалили тюками и намертво притянули тюки ремнями. Дышать стало нечем, тело взмокло от пота, но после быстрого подъема ситуация резко изменилась. Гусеница раздулась, Марта и Толик в обнимку с нюхачом провалились во внутренний карман. Конечно, этот орган не имел никакого отношения к желудку. Скорее всего, судя по влажной жаре и густому переплетению сосудов, пазуха предназначалась для естественного теплоотвода. При желании, высунув голову, можно было наблюдать край горизонта и ноги погонщика в стременах.

Пока центавры не опустили за караваном сегуна шлагбаум, Женщина-гроза не расставалась с оружием. Но формальности удалось пройти очень быстро.

— Хочешь пожевать? — Женщина-гроза протянула комок, похожий на запылившийся белый пластилин. — Это белая шиша, она безвредна и даст покой. Мы оба устали. Теперь нужно поспать, отсюда кувшина три лета до Александрии.

— Почему ты непременно хочешь затеять войну? — спросил Ромашка, опасливо пробуя наркотик.

— Я не хочу войны. Это предел моей кармы… У вас нет такого слова?

— Слово есть, — оживился Ромашка. — То есть ты считаешь, что непременно должна отработать этот долг? Это для тебя вопрос чести — затеять восстание славян?

Женщина-гроза пощелкала пальцами, подыскивая верные слова. Слов не хватало. Стоило коснуться любой философской темы, как они начинали говорить на разных языках.

— Ты говоришь, что хочешь мира, а сама клянешься затеять войну ради памяти своего мужа? — Толик вдруг заметил, что усталость отступает. Белая шиша вызывала жжение во рту, от нее немел язык, зато голова прояснялась необычайно.

— Зоран Ивачич научил меня думать. — У Марты тоже заблестели глаза, черты лица смягчились. Толик неожиданно заметил в суровой воительнице сходство с нежными индийскими девушками, улыбавшимися с календаря в ординаторской его родного хирургического отделения… — Рахмани мало думает, его ведет долг перед Слепыми старцами. Их еще называют Одноглазыми. Считается, что тот, кто добровольно лишил себя зрения, имеет во лбу третий глаз… Но Зоран имел этот третий глаз с детства. Он спрашивал себя: отчего так происходит, что человек создан лишь для поклонения? Так говорят муллы, так говорят священные книги султаната.

Человеку поклоняются дэвы и светлые асуры, но сам он не имеет воли. Он рождается, чтобы пасть ниц перед Милостливым и вверить ему любые свои решения. Отчего же так, спрашивал Зоран у старших, отчего они отбирают нашу волю? Или наши отцы были неправы, когда строили валы и рыли рвы, чтобы защитить родину от султанов? Никто ему не мог ответить внятно, даже дядя его, князь Михаил, а это муж великой учености, ритор и книжник. Зоран уехал учиться на Зеленую улыбку, в университет Кенигсберга, хотя его семья возражала… Он поступил на факультет философии, чтобы ответить на те вопросы, которые воспаляли его мозг.

Когда он задал эти вопросы мне, я замерла, точно передо мной разверзлась бездна. Словно глубокая трещина пробежала по цветущей земле, и перешагнуть ее не было больше сил… Ивачич сказал мне, что ищет не славы, не богатства и даже не покоя. Он ищет ответ, ради чего живет так много людей на Хибре, пять раз в день поклоняясь Всевышнему. Вначале он вовсе не желал войны, о нет… Напротив, он убеждал меня, что хочет разобраться. Если зеленое знамя так ласково и всепрощающе ко всем заблудшим, если правду знает только Всевышний, не проще ли покориться и принять иную веру? Зоран стал искать, что же главное в жизни людей, мучивших его родину…

Марта замолкла, кусая губы. Ромашка затаил дыхание. Он никак не ожидал услышать от Женщины-грозы такие сложные признания. Домина говорила слишком быстро, смешивая местный сербский диалект с местным русским, или скорее тем славянским, из которого русский родится позже. Однако Ромашка не перебивал, он словно впал в оцепененье. Возможно, тому причиной стала липкая вяжущая жвачка во рту, или просто схлынул стресс последних часов…

— …С детства Зорана наставляли, что в учении святого Креста главное — любовь и прощение. — Марта выплюнула белую пену в кулек и протянула кулек Толику. — Слушай, лекарь, я не пьяна, слушай… В стране Вед главное — это карма, а у нашего нынешнего хозяина, сегуна Асикага, главное — это честь. Вот так. Македоняне видят смысл в накоплении мудрости, Волчий Хвост и его братья одержимы личным героизмом… Это их правда, пусть живут и умрут с ней. Но вера людей пророка означает лишь одно — покорность. Ивачич прочел сотню книг на разных языках, говорил с сотней мудрецов, он даже ездил в багдадский университет… Вместо причин веры он нашел лишь «пять столпов» ее… это хадж, намаз, честные налоги, пост и шахада. Зоран спрашивал меня — если Творец создал все сущее, чтобы оно безропотно поклонялось ему, для чего человеку голова? Для чего руки, если Творец все сделает сам? Для чего ученость, книги, знания, и для чего на твердях живут миллионы людей, кто верит в иных богов? Если же их Творец столь мудр и проницателен, что они не нуждаются в собственных мыслях, как он допускает столько смертей и столько мучений?..

Ромашка молчал, слегка ошарашенный. Он не понимал, наверное, трети слов, которые употребляла Марта, но даже того, что он понял, было предостаточно. Оказывается, люди на твердях Уршада не только резали, душили и стреляли друг друга, они точно так же искали истину, как и их «продвинутые» собратья на Земле. Толику внезапно стало до боли ясно, какое разочарование пережили в Петербурге Рахмани и домина Ивачич. Ведь они так верили, что мудрость и справедливость давно воцарились на четвертой тверди!

— А ты в кого веришь, лекарь? Ты веришь в Крест?

— Сложно сказать… Я верю в то, что бог когда-то все придумал очень правильно и хорошо. А потом он ушел.

— Куда ушел? — Женщина-гроза криво улыбнулась. Ее улыбка походила на змеиный изгиб, да и та сразу пропала. Ромашка внезапно понял, что после смерти Зорана смех умер на лице Марты.

Толик беспомощно оглядел живой горячий мешок, в котором они сидели. Как назло, не нашлось ни ручки, ни бумаги.

— Домина, я попытаюсь тебе объяснить… Вот у нас есть такой писатель, Милош Кундера. У вас он родится полторы тысячи лет спустя, если вообще родится… И он придумал, будто бог собрал компьютер. Эээ… компьютер — это такая штука, помнишь, у меня на столе в больнице?

— Помню, — кивнула Женщина-гроза. — Твой компьютер работает как световой телеграф, только не с одной следующей вышкой, а со всеми сразу. Ты мне уже объяснял!

— Ээ… гм… ну это не совсем телеграф, но неважно, — махнул рукой хирург. — Так вот. Бог придумал, как сделать так, чтобы всем было хорошо. Он вставил в свой комп загрузочный диск, убедился, что программа работает, а сам отправился дальше, покорять другие миры. То есть… как бы тебе понятнее… Скажем, на диске не указано, что я, Толик Ромашка, непременно должен закончить первый медицинский, затем должен жениться и развестись, а на пике своей карьеры оперировать раненых кентавров… Таких мелочей бог, конечно, не записывал, это допустимые отклонения. И про то, что мы будем преть в желудке гусеницы, он тоже не писал. Но он записал всю программу развития мира…