Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги! - Иван Кузмичев

попал поздно ночью, после того как смог кое-как отбиться от посиделок государя и Ко. А мысль о том, что время, данное мне до отъезда, необходимо потратить с умом, все чаще и чаще появлялась в моей не совсем трезвой голове…

Кое-как открыв дверь, увидел расстеленную кровать. Сил, чтобы снять с себя ворох одежды, у меня, конечно же, не было, поэтому завалился спать в чем пришел.

Обычно, когда я сплю, то наутро не помню ни одного сна, а может, они мне и не снятся. Но сегодня, как только мои веки сомкнулись, я погрузился в мир сновидений – столь реалистичный, что я мог ощутить дуновение ветерка на своей коже. Хотя голова моя больше напоминала наполовину заполненную вином чарку.

Вначале я даже не осознал тот момент, как оказался на поле битвы, где чуть в стороне от моего взора развернулось танковое сражение, а в небе над железными «богами войны» летали истребители и штурмовики, выпуская десятки трассирующих пунктирных линий. Кто-то из общей массы хаоса смерти умудрялся прошивать попавшийся на пути корпус неудачника истребителя, отчего тот тут же вспыхивал, словно свечка, сгорая за пару секунд.

Грохот и треск стоял неимоверный, я мгновенно оглох, ориентируясь только на движения сражающихся в поле машин. Я глядел на разворачивающуюся передо мной битву, и приходило понимание, что участвующие в ней стороны до боли мне знакомы. И правда, вот на темно-зеленых корпусах танков белые кресты, а чуть в стороне юлили и петляли, словно танцовщицы перед скучающим посетителем, Т-34 с красными звездами на башнях.

Полки шли рекой, самолеты и пехота сместились чуть в сторону, ведя свою собственную битву, но для меня это было не столь и важно. Главное, что сейчас я наблюдал гордость вермахта, горящую черным огнем. Какова же была моя радость, когда я видел, что «тигры» и «пантеры» пылают, словно спичечные коробки! Радость, гордость и восхищение – и это лишь малая толика охватившей меня эйфории!

Но вдруг увидел словно в замедленной съемке: башня одного из «тигров» поворачивается чуть в сторону, почти сразу же выплевывая смертоносный заряд в сторону одного из танков с красной звездой на башне. Секунда – и у тридцатьчетверки, завершавшей маневр, сорвало слабый тыловой бронелист, из щелей советского танка повалил густой, едкий черный дым…

Я не вытерпел и побежал – так, как никогда в своей жизни не бегал. Но время, словно липкая и мутная паутина, замедлялось с каждым мгновением, не давая мне идти к горящему танку. Вот откинулся люк, показалась рука, тут же исчезнувшая в темном зеве люка. Понимаю, что танкистам уже ничем не поможешь, но что-то не дает просто так махнуть на них рукой.

Рывок, еще рывок, и, наконец, сопротивление начинает сходить на нет. Новый рывок – щелчок, и ко мне возвращаются слух, свет…

И вновь все меркнет перед глазами…

Вспышка – и мир преображается, открывая передо мной чистое поле, на котором стоит ощетинившаяся копьями небольшая кучка закованных в чешуйчатые латы воинов, обороняющих стяг с воином на красном фоне, держащим в правой руке овальный ростовой щит, а в левой – длинное копье. Вокруг смертников мельтешат на низкорослых лошадках лучники, посылая в них стрелы одну за другой. Каждую секунду кто-то из стоявших в окружении падал – стрелы выискивали бреши в защите воинов, насмерть вставших на защиту своего стяга.

Крики, ругань и стоны смешались в одну какофонию, грозя свести меня с ума.

– Да что это такое! – закричал я.

Но вместо крика из моего горла вырвался хриплый сиплый звук, меньше всего походивший на мой собственный голос.

Пытаюсь сдвинуться с места, но ноги становятся ватным и непослушными, я не могу сделать даже один маленький шажок! Все мои попытки ни к чему не приводят, разве что все мышцы в ногах страшно гудят. Занявшись собой, я пропустил момент, когда низкорослые воины пошли в лобовую атаку на обороняющихся. Единственное, что я увидел, это знамя, которое подпирал умирающий высокий витязь с тремя стрелами в груди.

Но в момент, когда силы пеших воинов, с упорством обреченных защищавших знамя, уже почти лежащее на земле, подошли к концу, над полем пронеслась новая мелодия – грозная, будоражащая кровь в жилах. А после я увидел конных воинов, врывающихся в ряды уставших и вымотанных воинов на низкорослых лошадях.

Удар, треск, снова удар – и тишина, только спины противника, удаляющегося в панике бегства. Появление свежих сил переломило исход сражения, как маленький камушек перевешивает чашу весов. Вот только на этих весах были десятки тысяч человеческих жизней…

Идея возникла из ниоткуда: не было ее, а потом раз – и появилась!

* * *

Конец марта 1709 года от Р. Х.

Воронеж. Резиденция Петра Алексеевича Романова

Утром меня разбудил громкий голос отца, кому-то что-то говорящий. Я хотел было встать и одеться, как дверь спальни распахнулась, и в нее вошел Петр, несущий в руках какой-то сверток в пару локтей.

– Горазд ты спать, Алексей, – усмехнулся отец, кладя сверток на стоящую рядом с моей кроватью невысокую тумбочку.

– Так когда же мне еще спать, батюшка, как не у тебя в палатах? Ведь когда я один, приходится постоянно проверять и перепроверять все дела и заботы, – смиренно ответил я, научившись на своих ошибках общению с Петром.

– Что правда, то правда, но я не за этим пришел. Возможно, ты будешь в Европе очень долго, и мне хотелось бы сделать тебе подарок на день рождения заранее.

– Но…

– Не перебивай меня! Но также я знаю, что заранее это нельзя делать, поэтому я, за заслуги перед Россией и мной лично, за веру и преданность царскому дому, дарую тебе сей клинок, изготовленный специально для тебя, под твою руку! – сказал отец, вставая с постели и беря в руки сверток.

Подождав, пока я наконец вылезу из постели, Петр откинул шелковую ткань, в которой лежали превосходные ножны с орнаментом в виде двуглавого орла с изумрудными глазами, держащего скипетр и державу. Не удержавшись, я вытащил клинок из ножен и невольно вскрикнул: синие ветвистые молнии и изумительная игра света просто не смогли оставить меня равнодушным!

«А говорили, что секрет булата потерян!» – восхищенно подумал я, гладя поверхность клинка, словно самую драгоценную вещь в мире.

– Я рад тому, что мой сын так сильно изменился! – с удовольствием сказал Петр, повторяя эту фразу чуть ли не сотый раз за все время нашего общения.

– ?

– Да-да, Алешка, именно так. Ведь каким ты был? А кто ты сейчас? И