Война буров с Англией - Христиан Девет

Заседание закончилось молитвой.

Заседание открылось молитвой. Вице-президент Бюргер считает своим долгом еще до начала прений доложить об отказе президента Оранжевой республики М. Штейна от занимаемой им должности вследствие тяжкой болезни. Президенту пришлось отдать себя в руки неприятеля, чтобы получить медицинскую помощь. Далее он сообщает, что главный коммандант Девет назначается вице-президентом. Он высказывает перед уполномоченными свое глубокое сочувствие огромной потере, называя президента Штейна скалой, на которую опиралось все дело. После этого вице-президент Девет благодарит вице-президента Бюргера за его сердечные слова.

Г-н Ноде (Претория) предлагает некоторые вопросы, касающиеся колонистов, сражавшихся заодно с нами. На это отвечает генерал Смуте. Далее г-н Ноде спрашивает: ожидается ли от уполномоченных решение вопроса о независимости?

Генерал Бота отвечает, что правительства ответили лордам Китченеру и Мильнеру, что они не были уполномочены решать этот вопрос. Решение его принадлежит исключительно народу, которому и был сделан запрос, после чего уже уполномоченные явились на теперешнее собрание.

Г-н Ноде. В таком случае на собрании двух правительств в Клексдорпе уже было известно, что уполномоченные могут прийти здесь к окончательному решению. Если это так, то он поставлен в затруднение. Депутаты или обмануты, или являются жертвами недоразумения, так как ему, например, не было сказано, что он выбран уполномоченным решать вопрос о независимости республик. Что бы там ни говорили юристы, он явился сюда представителем, на которого возложено только одно поручение, и у него имеется голос народа только по одному пункту. Его бюргеры сказали ему, что отдать независимости нельзя. А между тем документ, лежащий на столе, принуждает к противному: поэтому он (г-н Ноде) не дает своего голоса. Его бюргеры настойчиво требовали, чтобы не класть оужия, а также чтобы родной язык, голландский, был сохранен в школах и в суде. И в том и в другом этот документ отказывает. Он не может принять его. Кроме того, он стоит за продолжение войны. Если его спросят: из-за каких расчетов, то он напомнит настроение бюргеров в Вармебаде. То было время тяжелое. Их посетил тогда коммандант-генерал. который сообщил, что нам нечего уже более терять и остается только выигрывать. Этого было для него тогда достаточно. Тогда тоже как будто и не было никакого просвета, и мы не знали, где спасение. И все-таки с тех пор мы его всегда находили. А какие темные дни были, когда Претория была взята! И почему же снова не появится свет после того, как уйдет нависшее над нами темное облако?

Генерал Деларей старается выяснить, что никто не мог быть введен в заблуждение на собраниях. Каждый документ, вручаемый ему правительством, был прочитываем и предлагаем на обсуждение присутствовавших. Затем он переходит к вопросу г-на Ноде: можем ли мы решать вопрос о независимости? Да, обязанность решения лежит на г-не Ноде так же, как и на всех уполномоченных. Решать нужно не только за свое село, свой город или за свой округ, а за всю страну.

Г-н Ноде. Я не желаю освобождать себя от ответственности, но я нахожусь здесь с определенными уполномочиями.

Судья Герцог дает снова юридические объяснения по этому вопросу. Нужно задаться вопросом: если бы народ был здесь, что бы он решил? И сообразно с этим надо действовать. Затем он говорил о деле вообще; сперва о причинах, на основании которых следует продолжать войну. Мы ослабели, да, но и Англия значительно ослабела. Это скажет всякий, у кого есть глаза; главным образом это касается денег. Конечно, Англия может израсходовать еще миллионы, но, в конце концов, и она утомится от расходов. Что и теперь уже есть сильные затруднения в платежах, доказывается, между прочим, налогом на зерно. Этого никогда не было бы, если бы положение не было так серьезно. Далее, зачем Англия не допускает нашу депутацию до переговоров с нами? Всего понадобилось бы каких-нибудь две недели, чтобы приехать ей сюда для совета с нами. Но нам в этом отказывают. Почему? Отвечают, что это было бы «военной неправильностью» (militaire ongeregeldheid). Но ведь наше собрание здесь есть та же «военная неправильность». Нет, за этим скрывается нечто совсем другое.

Возьмем дело с другой стороны. Положение страны ужасно; она совершенно разорена. Лошади уничтожены. Но это еще не самое главное! А вот что ужасно: много людей из нашей собственной среды сражаются против нас! Вот это беда большая. Положение женщин и детей внушает серьезные заботы, и страшно становится за женщин в нравственном отношении. На него лично эта мысль действует угнетающе. Никто из людей, имеющих сердце, не может думать об этом без содрогания. И за это проникаешься особенным уважением к генералу Боте, сердце которого в этом отношении заставляло говорить его то, что мы здесь все слышали. Нынешняя война представляет собою самое чудовищное, что можно себе представить. Он сомневается в том, чтобы когда-либо на свете происходила война, в которой было бы столько мучительных и унизительных страданий. Но все это, как бы оно ни было ужасно, не могло бы привести его к окончательному решению, если бы он видел возможность в конце концов от всего этого освободиться. Тогда можно было бы решительно всем пожертвовать и, наконец, сражаться до смерти. Не разорение, а положение страны представляет, по его мнению, весь ужас. Есть нечто, что еще тяжелее этого — это факт собрания в Фереенигинге. Он никого не обвиняет. Все делалось с наилучшими пожеланиями. Но… это была большая ошибка. Собрание здесь — смертельный удар нам всем. К чему оно повело? К тому, что коммандант-генерал объявил во всеуслышание: «Вот каково положение страны!» Последствием этого явилось то, что бюргеры, бодрые до сих пор, потеряли все мужество, когда услышали все то, что здесь говорилось. По его мнению, это самое ужасное и непоправимое из всего, что произошло до сих пор. Можно было бы сказать, что все усталые бороться оставили бы лагеря; но теперь оказалось, что и бодрые потеряли мужество. За исключением этого все поправимо. Он думает, что существующий принцип верен: «Если ты сомневаешься в том, что делаешь, то не останавливайся, а иди дальше в том же направлении».

Генерал Мейер (член южноафриканского правительства) сообщает дополнительные сведения об опустошениях в округах, лежащих к северу от восточной железной дороги. Его мнение таково, что нужно спасти то, что еще можно.

Какое преимущество даст продолжение войны? Позднее уже не будет шансов на заключение мира. Что скажут наши потомки, если мы, продолжая войну, все потеряем? Они скажут: «Наши отцы были храбры, но у них не было рассудка». А если мы прекратим войну, они могут сказать: «Наши отцы боролись не только из-за личной чести». Он указал далее на то, что, как ни невыгодны английские условия, они заключают в себе обещание самоуправления. Говоря о прошедшем, он напоминает, что он всегда был против войны и подавал голос за «пятилетие». Народ тоже был против войны. Г-н Мейер был против потому, что был против пролития африканской крови. Теперь тем более нужно перестать проливать эту кровь. Затем он сообщил, что в Претории состоялся тайный военный совет после взятия Блумфонтейна, когда совсем почти решено было сдаться. И только Оранжевая республика этому воспротивилась. Правительства тогда решили продолжать войну. Год тому назад, в июне, опять было собрание. Было послано письмо в Оранжевую республику. Было совещание в Ватерфале. И опять оба правительства решили сражаться далее. Позднее правительство Южно-Африканской Республики снова писало в Оранжевую республику, но потом уже не было возможности повидаться и переговорить вплоть до съезда в Фереенигинге. Неужели и теперь опять не придут к концу? Нужно очень и очень об этом подумать. Наше дело обстоит теперь так, что остается спасать одно маленькое семечко. Если война продолжится, то нация должна погибнуть. Нет сомнения, что оружием победить неприятеля нет никакой возможности. Англичане научены теперь нами вести войну. Наши люди находятся на службе у них, они указывают им, как нужно делать ночные переходы и где лежат малоизвестные тропинки. При таких обстоятельствах борьба немыслима.

Коммандант Никерк (Кронштадт) указывает на то, что колонисты много принесли нам пользы и что они страдали вместе с нами. И мы должны за это представить их своей судьбе? Мы будем сами спасаться, а их бросим на произвол? Ужасно думать даже о том, чтобы можно было сложить оружие.

Генерал Бота говорит сперва о том, как он вел себя по отношению к депутатам. Он давал выбирать их с тем, чтобы они были уполномочены поступать каждый по своему усмотрению. Далее он указывает на те доводы, которые были за войну до ее начала. У нас был 60 ООО человек. Он указал на Капскую колонию, говоря, что никто не ожидал, что колонисты не представят нам своих железных дорог для перевезения войска. Он надеялся точно так же на возможность вмешательства держав. Но державы только смотрели, как Англия применяла совершенно новые, неслыханные методы ведения войны, противоречившие всем нормам международного права, и… молчали. Затем вначале мы имели провиант в изобилии, и отряды могли быть снабжаемы им на долгое время. Наши семьи тоже были обеспечены. Теперь все это изменилось. А что касается семей, так даже приходится радоваться, если они попадают к англичанам. Женщины и дети представляют, по мнению генерала Боты, самое существенное затруднение. Что же с ними делать? Здесь говорилось, чтобы заставить часть мужчин положить оружие и отвести семьи по домам. Но, во-первых, ведь жилищ больше нет, они все разорены. А во-вторых, женщины большей частью жены пленных бюргеров. Как же можно чужих мужей, да и кого же из них, заставить, сложив оружие, заботиться о неродных им женах, естественные защитники которых находятся в плену? Он указывает снова на то, что депутация была принята только одной державой — Голландией, несмотря на то что имела при себе кредитивные письма ко всем государствам. Произошло же это потому, что ни одна держава не хотела этого сделать. В то время, когда депутация еще могла писать, она писала: «Для нас в Европе мало шансов». Поэтому уполномоченные хотели вернуться назад, но правительства советовали им остаться в Европе, потому что возвращение их нанесло бы решительный удар всем ожиданиям. Вот почему депутация еще до сих пор в Европе. Позднее она повторяла нам, что шансов на вмешательство нет никаких, но что она полагала, что ввиду стольких уже сделанных жертв следует продолжать войну. Можно было, конечно, ждать осложнений в Европе и какой-нибудь войны, которая пошла бы нам на пользу. Но какие основания этого еще ждать? Большие нации не сообразуются с желаниями маленьких. В их выгодах всегда обессиливать эти последние. Далее он говорит о предательствах некоторых бюргеров, сражающихся против нас же. Он бросает взгляд на прошедшее. Мы сражаемся уже целый год с тех пор, как слышали о нашей депутации. И что выиграли мы с июня 1901 года? Мы так сильно ушли назад, что если дальше будет наша численность так же уменьшаться, то мы скоро не будем признаны воюющей стороной. Сколько мы перестрадали за этот последний год? В концентрационных лагерях умерло за этот год 20 ООО женщин и детей!