Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

— Ла Моль и Коконнас, мои коноводы.

— Так, хорошо. А какова роль Тюренна и Торе?

— Они должны привести сотню всадников.

— С которыми вы и рассчитывали бежать из замка?

— Да.

— Куда им надлежало вас везти?

— Этого я не знаю, об этом известно лишь Торе и Тюренну.

— На какое время назначен побег?

— На два часа ночи.

— Прекрасно. Сейчас половина второго, значит, через полчаса они будут здесь. Что ж, мы достойно их встретим. Я скажу, чтобы погасили факелы.

— А что будет со мной и с моими кузенами? — весь трепеща спросил Франциск.

— Это решит суд, — твердо ответила мать. — Но, что бы он ни решил, ничего хорошего для вас троих не предвидится. А сейчас идем к королю. Я должна доложить о готовящемся заговоре.

— О, матушка, только не к нему! — воскликнул Франциск, целуя ее руки. — Карл безумен и горяч, в порыве бешенства он прикажет всех нас казнить!

— И поделом, — холодно ответила королева-мать. — Вам надо было думать об этом раньше. Кстати, кто был посредником в вашем договоре с членами семейства Монморанси?

— Ла Моль.

— Снова он! Но чего ради?

— Из любви к Марго. Она просила его принять участие.

— Так тут замешана и Марго? — нахмурилась Екатерина. — Хорош клубок, нечего сказать: жена, ее супруг и любовник в одной упряжке.

— Нет, матушка, она совсем ничего не знает о предстоящем побеге. Она просто просила Ла Моля помогать собственному мужу в его делах…

— Направленных к нарушению приказов его величества! Хорош помощничек! Но я до него доберусь, и он за все ответит. А также до моего зятя, королька своего сказочного королевства. Вот только разведу их с Марго…

Они действительно направились к королю, но врач сказал, что не стоит его будить, ибо неведомая болезнь внезапно отступила, во всяком случае, проявления ее неожиданно исчезли, и король впервые за несколько дней крепко уснул. Разбудить его сейчас — значило дать толчок к нервному возбуждению, способному вновь заставить прогрессировать болезнь.

Екатерина вышла и решила действовать сама. Вначале надлежало арестовать Тюренна и Торе, и она тут же отдала соответствующие распоряжения по этому поводу, не забыв напомнить о том, чтобы загасили факелы и убрали из-под стен конные отряды, спрятав их в засаду. Но одного не учла хитрая флорентинка — условленного знака на случай провала. Мало того, она сама попросила зятя не гасить света в ком нате до двух часов ночи, дабы сообщники его снизу видели, что пленники в полной боевой готовности и ждут только их. Генрих Наваррский, улыбнувшись, добросовестно исполнил ее повеление, поставив по обеим сторонам подоконника два горящих подсвечника.

И никто действующих лиц этой интермедии не увидел в ночи двух всадников, беззвучно подъехавших к стенам замка и поднявших головы к окнам покоев наваррского короля. Негромко перемолвившись несколькими словами, всадники развернули коней и так же безмолвно, как и появились, скрылись в ночи.

Увидев, что ее замысел, неизвестно по каким причинам не удался, Екатерина этой же ночью, прекрасно зная о желании Карла видеть своих кузенов на охоте, но желая избежать в связи с этим новых волнений, увезла всех троих заговорщиков в Лувр. Войдя в свои покои, каждый из них обнаружил стальные решетки на окнах, а со следующего дня их комнаты регулярно, по нескольку раз на день обыскивали в поисках предметов, наводивших на мысль о побеге.

Через несколько дней Екатерина, согласовав свои действия с королем, отослала Конде в Пикардию в качестве наместника. Теперь ей стало легче, и она, дабы им не слишком вольготно жилось в Лувре, что способствовало бы возникновению у них новых планов побега, и чтобы они почувствовали наконец, что они пленники, а не гости, увезла Алансона и Генриха в Венсен, замок-крепость, где не было двора, танцев и любовниц, но были тюремщики и те же решетки на окнах, только массивнее прежних.

Это был загородный замок-резиденция французских королей, и здесь они иногда умирали от ран, яда или болезней. Сюда же Карл IX приказал привезти и его. Он медленно угасал и отходил в мир иной. Сам чувствовал это и пожелал умереть там, где и три последних Капетинга, сыновья Филиппа Красивого: Людовик, Филипп и Карл. Столетие спустя после Карла IV[67] здесь умер от неведомой болезни английский король Генрих V[68], и опять же почти столетие спустя после Карла IX, первый министр Людовика XIV[69] кардинал Мазарини[70].

Именно в те покои, где умирали французские короли, Карл и приказал перенести себя.

Через несколько дней прибыл Монтгомери с союзническими войсками из Англии и высадился в Нормандии, откуда до Парижа было рукой подать. Екатерина не на шутку перепугалась: что там прошлые заговоры принцев против этого! Ведь теперь гугеноты пойдут войной на Париж с целью освободить их короля! И не собрать уже войска, чтобы остановить его — просто не успеть. Одна надежда — уповать на Матиньона, правителя Нормандии и послать ему еще людей в помощь. Только одно сейчас спасет ее — либо убийство, либо арест Монтгомери. Но каким образом все это произойдет — не представлял никто.

Узнав об этом, Генрих и Месье приуныли.

— Теперь она решит, что это делается с нашего ведома, — сказал герцог. — А покуда он прибудет сюда, нас отдадут под суд.

— Надо бежать из этого проклятого замка, — поддержал его Генрих, — и чем скорее, тем лучше.

— Бежать! Но как? Теперь нас охраняют еще строже. Венсен — не Лувр и не Сен-Жермен; сюда приезжают, чтобы умирать.

— Придется снова доверить дело двум твоим молодцам, кузен; кажется, твоя матушка не обращает на них внимания, наверное, до нее не дошло, что на них была возложена главная роль в деле нашего освобождения из Сен-Жермена.

— Видимо, другого выхода у нас нет, — пробурчал Алансон, не глядя на юного короля.

— Нас все еще ждут в Седане?

— Вместе с Монтгомери. Но она не даст нам времени дождаться его.

— Значит, надо действовать. Только бы все не провалилось, как в прошлый раз.

— У нее кругом шпионы, нам надо быть осторожными. Из-под недремлющего ока этого Цербера[71] или, если хочешь, Аргуса нелегко будет улизнуть.

— Скажи об этом своему Ла Молю.

— Он надежный человек, и все сделает ради моей сестрички Марго. Я скажу ему, чтобы он вновь вышел на Торе и Тюренна, благо им удалось выскользнуть из лап моей матери.

Глава 4

В гостях у слуги дьявола

Однажды вечером Ла Моль нанес визит личному астрологу и магу королевы-матери Козимо Руджиери. Тот жил ныне в самой высокой башне Лувра и оттуда наблюдал за небесными светилами, с помощью которых и, опираясь на познания в черной и белой магии, составлял гороскопы.

Три года спустя для этих целей Екатерина прикажет возвести другую башню, еще выше этой, с крыши которой можно будет обозревать весь Париж. Она будет построена Бюлланом на месте бывшего монастыря Раскаявшихся грешниц в Большом саду королевы, которая, выстраивая для себя новое жилище, прикажет заодно снести и дом арбалетчиков короля вместе с рядом жилых построек.

Мы уже как-то навещали этого почтенного мэтра, теперь вновь поднимемся к нему и посмотрим, что же привело сюда одного из приближенных герцога Алансонского.

В башню эту, кстати сказать, заходили немногие, боясь из суеверия обиталища властителя духов тьмы, как Руджиери все тогда называли, зато часто наведывались к нему домой на улицу Фонтене, где каждый за соответствующее вознаграждение мог полюбопытствовать по поводу своей или чьей-либо иной судьбы. Сюда приходили затем, чтобы узнать, сбудутся ли в скором времени их тайные помыслы и чаяния и, повинуясь воле астролога и некроманта, писали свое желание на клочке бумаги, потом переворачивали его текстом вниз и поджигали. Если бумага сгорала полностью, то это означало, что мечты сбудутся; если оставалась несгоревшей какая-то часть, то на пути к осуществлению желания кто-то или что-то стоит. Тогда маг разводил огонь в жаровне, лил в подвешенную над ним медную чашку жертвенную кровь и сжигал на пламени костра волосы младенца. Потом, глядя на испарения и дым, окутывавший его святилище, астролог, вызвав из тьмы дух дьявола, вопрошал его о том, что хотел знать. Иногда дьявол говорил это, лапой с когтями вместо пальцев указывая на таинственное видение, появляющийся образ того, кто мог помешать осуществлению его планов.

Руджиери частенько навещали знатные дамы, желавшие узнать, что ожидает их в будущем. Астролог заводил их в лабораторию и над пламенем жаровни растапливал в тигле белый воск, потом выливал его в металлическую миску с холодной водой и смотрел, что получится. Никто не знал, что предвещает изображение той или иной фигуры, и все с трепетом ждали слов мага и заклинателя. Внимательно оглядев застывший воск и найдя, что формой он напоминает либо дом, либо какое-то другое строение, астролог объявлял, что человека ждет успех в делах и в жизни; если воск застывал в виде грота, пещеры или горы, это означало, что в скором времени кто-то из ваших близких умрет. Если изображение получалось похожим на деревья, склоненные ураганом — это к грусти о какой-либо потере или к расставанию с кем-нибудь из близких; если деревья прямые — это значило, что в скором времени у вас будет радость. Зная образ жизни гостя по его ответам, астролог без труда угадывал как причину грусти, так и радости. Ну, а если воск застывал кольцом, то Руджиери предсказывал скорую свадьбу.