Конец легенды - Денис Ватутин

— Но, как я понимаю, — возразил я, глядя на лениво плывущих по реке бегемотов, — мы сейчас общаемся именно с Древними, разве не так? По крайней мере, Сатана и Отшельник…

— Крис говорил что-то — что для общения с людьми они используют свои квантовые слепки, что-то вроде копии, но абсолютно живой, просто уменьшенной и упрощенной. Если встретить их в натуральном обличье, они могут блокировать свои поля, чтоб человек успел отойти от них на достаточное расстояние… А тут… Его родители тоже работали в «Пантеоне». Крис считает, что их убили случайно, просто никто из Древних даже не подумал экранировать их от собственного излучения. Он сказал, что примкнул к ренегатам только потому, что уверен в наплевательском отношении Древнейших к людям. Словно к животным… Он решил отомстить… Но у него ничего не вышло, понимаешь? У каждого в этой истории совсем своя история.

— Возможно, это и в самом деле была случайность? — спросил я. — Не похожи они на маниакальных убийц или пышущих презрением вседержителей. Больше на шизофреников, да простят меня боги за сравнение…

— Я сказала ему то же самое, уже здесь, в госпитале, но он убедил себя в другом, даже встал на сторону Царей Земли, утверждая, что любая жизнь священна. А ведь он знал и раньше, в отличие от меня, допустим, что Эол человека после смерти редко разрушается — копия его сознания живет… Если это можно сравнить, конечно, с жизнью в туловище… Если бы Эолы не играли во Вселенной и эволюции роль посредников…

— Как ни странно, — ответил я, — я не удивляюсь — я думал о чем-то похожем раньше. Но Крис… Его действительно жаль: такая сильная личность — и истратил себя на месть… Жить с отсутствием равновесия внутри себя — это настоящий ад при жизни…

Мы замолчали.

Лес кончился, и потянулись холмистые равнины, покрытые зеленой травой и редким кустарником.

Где-то далеко, там, где поворот реки терялся меж холмов, за ними виднелись голубоватые силуэты каких-то гигантских пирамидальных построек.

Через какое-то время мы увидели, как изгиб реки, объятый двумя высокими горами, скрывается в черном провале арки, вырезанной в каменной стене, которая над горами становилась причудливым комплексом остроконечных пирамид, выраставших друг из друга по краям.

От масштабности этой картины захватывало дух: солнце сверкало бликами на полированных гранях этих огромных строений, которые приближались к нам подобно ладони великана, собравшегося разглядеть гостей, нарушивших его покой.

По краям арки, в которой в высоту было добрых метров десять, стояли симметрично два каменных пьедестала.

Только сейчас я разглядел, что на каждом из них тускло пульсируют два S-образных силуэта, словно дуги раскаленной плазмы, — кажется, недавно я видел что-то похожее.

Не знаю, видели ли вы выступления «огненных людей», или fireshow. Это когда специально обученные уличные артисты ловко вращают различные пылающие предметы на тросах обеими руками, создавая во время движения замысловатые сложные фигуры.

Вот если это снять на видео, можно увидеть полосы разноцветного огня, имеющие форму, но постоянно пульсирующие в медленном танце.

Вот так выглядела эта субстанция: та, что слева, — пурпурно-красная, та, что справа, — сиренево-синяя…

Постепенно стали слышны гул и потрескивание, исходившее от них. Запахло озоном. Затылок мой резко закололо, а изображение в глазах стало мерцать и потемнело…

Я крепко зажмурился, и когда вновь открыл глаза, опять было темно, хотя покалывание стало проходить. Я повертел головой по сторонам и коснулся наугад ладони Ирины — она была ледяная, как астероид.

Я сообразил, что лодка вошла в тоннель. Стен я не видел, все скрывал чернильный мрак, только редкие светлые точки, словно звезды, кружили где-то над нами.

Все голоса и звуки смолкли, осталось лишь тихое плескание воды о борт лодки и какие-то странные далекие звуки. Только сосредоточившись, можно было разобрать хоть что-то: сиплый хор уставших ржавых труб и колодцев перемежался тысячей серебряных иголок из-за далекого горизонта, в которых иногда возникал тихий и задумчивый голос заоблачного рожка, словно потерявшегося или кого-то зовущего. Иногда начинало казаться, что это несколько громких голосов перекликаются, просто на огромном расстоянии от нас… Где-то тихо позвякивали стеклянные занавески под струями дождя и иногда ледяного ветра Горы Мертвецов… Наверное, это далекая музыка… Холодная и в то же время такая родная и близкая, что становится тепло и немного тоскливо… Словно ожили слова Аристотеля про Музыку Гармонии Небесных Сфер, что, благородная, рождается движением светил, рассчитанным по скорости и расстоянию, своими цифрами создаст порядок и любовь…

По телу пробежала приятная щекочущая волна, и наступило теплое оцепенение. Тихий восторг…

— Ира… — шепотом позвал я.

— Да… — так же шепотом ответила она.

Сейчас я почти впервые чувствовал себя благодарным зрителем — мне не нужно было ничего делать с окружающим миром, надо было только созерцать, а что делает он? Словно я сидел в кинотеатре и ожидал просмотра фильма, который потом станет самым любимым, и я знаю об этом…

А фильм начинался… Где-то в темноте проступило медленно пятно света, который стал ярко-лазоревым, сияя нестерпимо мощными пучками света. По краям этого пятна замерцали тысячи маленьких сиреневых искр, как будто тысячи сварщиков суетливо готовили каркас, на который растягивали свет дальше…

Постепенно голубое искрящееся сияние захватило нас в свои объятия, и все вокруг наполнилось невидимым глазу движением. Оцепенение тоннеля вмиг прошло и сменилось бурлящим в грудной клетке ликованием… Музыка стала чуть громче и ритмичнее, но по-прежнему звучала где-то далеко и как будто из банки. Но это ни секунды не раздражало.

Все вертели головами, даже циничный Сатана, казалось, интересовался пейзажем, умудряясь в такой обстановке курить трубку.

У меня возникло ощущение, что мы под водой: внизу, за бортом лодки виднелось отчетливое зеленовато-охристое песчаное дно, покрытое застывшими ребристыми волнами. Оно терялось в голубом тумане у горизонта. Сверху, из-под черепичного навеса, падал яркий, почти белый свет, слегка дрожащий плавными лучами. И вокруг виднелись довольно ясные, хоть и несколько размытые каменные пирамиды различных причудливых форм — от грубой призмы с массивными сквозными порталами на постаментах сверху до ажурных колоннадных конструкций с многогранными куполами из потрескавшегося эбонита или же кварца. Кое-где они были слегка обрушены и присыпаны песком. Некоторые немного просели на один бок, а другие же стояли четко, разрезая свет острыми гранями, на которых танцевали змеистые яркие пятна света, словно мы и действительно были под водой.

В этой нелепой идее я укрепился, когда над нами проплыли несколько ртутно-оранжевых рыб с красными плавниками. Вот из песка, покачиваясь, будто водоросли, нарушая все законы тяготения, висели кверху две старинные телефонные трубки, уходящие своими витыми шнурами в песок. Между силуэтами построек виднелись иногда огромные статуи в различных позах и стилях. Но возникло движение — какое-то существо на четырех высоких тонких суставчатых ногах, величественно вышагивая, скрылось за углом шумерского зиккурата, над которым пролетела стайка сияющих молочно-желтым светом лентоподобных глюков.

Наконец я набрался смелости и спросил громко вслух:

— А это типа так и должно быть? Мы сейчас где?

Мне никто не ответил.

— В этом континууме такая гравитация… Пространства бывают разные, — наконец сказал Сатана. — А где находится именно это, я, наверное, затруднюсь сказать.

Он затянулся трубкой, в которой полыхнул странным светом фиолетовый огонек.

— Иногда не совсем можно провести границу, — продолжил он, выдыхая розовато-серый пузырь дыма. — Мы воздействуем на пространство или оно воздействует на нас… Давно пора уже вам перестать называть частицы «элементарными»…

— Как это? — не понял я.

— Мы все, вместе с Эолами, являемся виртуальной, то есть вторичной, частью пространства, все существа, наделенные сознанием, — это словно бы зеркало Вселенной… Но зеркало избирательное — каждый в своем диапазоне. Мы поглощаем информацию, но, как и любая поверхность, мы что-то и отражаем. Конечно же это отраженное излучение и влияет на пространство-время, вот я и говорю…

— А зачем мы все запоминаем, записываем, копируем, изучаем?

— Когда наша Вселенная сожмется в булавочную головку и погибнет, пространство и время превратятся в ничто, все Эолы, все без исключения, соединятся в один, знающий и запомнивший — миллиарды сознаний… Да… Красиво, наверное, это будет… Они по знаку энергии нейтральны… Посему и останутся в этом одиннадцатом, контрольном измерении… У вас это, кажется, в «Теории Мембран» написано… Так вот… Энергия от слияния Эолов мертвой Вселенной создаст новую длину волны, и в освободившемся месте опять появится другая Вселенная, которая будет воссоздана во всех подробностях и деталях, с учетом прошлых ошибок и со встроенными новыми… И так далее… А вы будете считать, что это и есть Творец… Создатель…