1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

Во время этого визита, и при дальнейших посещениях Варшавы, Берлина и Парижа, Якушев, Потапов и другие агенты КРО ОГПУ, заверяли руководство ВМС и РОВС в том, что террор против Советов в настоящее время «…себя не оправдывает, необходимо сконцентрировать все внимание на пропаганде и вербовочной работе, нужно планомерно накапливать силы для реальных действий в будущем». Позднее отказ вести «активную борьбу» с Советами облекался в более обстоятельные объяснения: «Трест» обладает достаточными силами, чтобы попытаться сбросить советскую власть. Но «Трест» боится «следующего дня» после победы. Вряд ли удастся удержаться. Погубив лучшие силы… Время работает на нас. Рисковать в нашем положение нельзя. Нужно бить наверняка. И для этого надо ждать и уметь вовремя воспользоваться благоприятными обстоятельствами»[636].

В воспоминаниях одного из участников этих встреч, бывшего сенатора, выполняющего в то время обязанности консультанта по политическим вопросам в представительстве барона Врангеля, Н.И. Чебышева, сохранилось описание первого визита Якушева: «На диване сидел приличный господин лет так под пятьдесят, держался спокойно, говорил без всяких жестикуляций, скорее равнодушно. Лицо было обрамлено небольшой темной, аккуратно подстриженной бородкой. Говорил ни тихо ни громко, гладко, самоуверенно, немного свысока…»[637]. В других воспоминаниях встречается совершенно иное описание Александра Александровича: «Сутуловатый, лысый человек, желтоватый, нездоровый цвет лица, высокий лоб, некрасивый нос, проницательный взгляд острых черных глаз»[638].

Уже на первой же встрече Якушев предлагал собравшимся (Климовичу, Маркову, Чебышеву, Шульгину и др.), если у них возникнет желание изучить деятельность «Треста» и перспективы его дальнейшей борьбы с Советами, то его организация сможет организовать переброску через границу в Советскую Россию. Желающих не оказалось[639].

После того как Якушев покинул совещание, все стали обмениваться мнениями. С особым суждением выступил Чебышев. Он сразу же предположил, что вероятнее всего этот «посланец» связан с советскими органами (имеется в виду ОГПУ). Остальные не поддержали бывшего сенатора, и сотрудничество с «Трестом» началось. Несмотря на довольно не свойственные для эмигрантов взгляды на тактику борьбы с советской властью (полный отказ от восстаний, террора и диверсий, частичный — от иностранной вооруженной интервенции) «Трест» со временем в глазах руководителей монархических кругов превратился в «настоящую подпольную организацию в Совдепии».

Уже после провала «Треста» многие отметили тот факт, что, находясь за границей, «трестовцы» стремились вести «дела и разговоры со всеми». Как заявлял Якушев — его сторонников в России раздражает трусость и вялость отдельных эмигрантских лидеров, и они вынуждены устанавливать контакты с разными представителями эмигрантских политических партий. Руководство «Треста» проводило довольно «странную» политику. Добиваясь формального примирения между разными течениями белой эмиграции и сохраняя тем самым хорошие отношения с разными монархическими организациями, «трестовцы» одновременно всячески пытались поселить раскол в разрываемую противоречиями русскую эмиграцию.

Якушев и Потапов делали все, чтобы «вбить клин» и в без того непростые отношения Врангеля и Кутепова. Так, в адрес Кутепова частой была лесть: «Вы и только Вы спасаете Россию, только Ваше имя пользуется у нас популярностью, которая растет и ширится». Отмечалось, что руководство «Треста» желало бы видеть на посту главнокомандующего вооруженными силами белой эмиграции именно Кутепова. Позицию же Врангеля, который с недоверием относился к МОЦР, оценивали скептически: «Как барон может не замечать мощи и силы нашей организации»[640]. Далее следовали рассуждения о слабости политических позиций Врангеля, о необходимости его замены, как главного виновника распада белой армии.

Вероятно, в годы «Треста» руководство КРО ОГПУ начало разрабатывать планы оперативного вывода Кутепова на советскую территорию. И представители «Треста» делали для этого все возможное. Однако генерал проявлял осторожность и, несмотря на предложения лично ознакомиться с положением дел в антибольшевистском подполье Совдепии, так и не решился «…лезть в чуждую для него обстановку»[641].

Одновременно КРО ОГПУ стремился показать опасность советской действительности, в которой приходится существовать представителям МОЦР. С февраля 1925 года от МОЦР посыпались жалобы на трудности, возникшие в организации: нехватка денег, а главное — провалы, произошедшие в результате «активизации действий ГПУ». Так, Якушев заявил одному из деятелей русской эмиграции: «Мы бедны, как церковные крысы. Для того чтобы сделать дело, для которого мы существуем, нужны «планетарные» суммы. Их мы ищем. Пока мы их не найдем, бессмысленно приступать к решительному шагу. Но на текущие надобности кое-что выколачиваем»[642]. Несмотря на крупные денежные суммы, которые «заговорщики» имели от иностранных разведок (так, за один из военных планов РККА от польской «двуйки» было получено около 10 тысяч долларов), за кордон постоянно шли просьбы о дополнительном финансировании тех или иных проектов их организации.

Финансовое обеспечение являлось самым больным местом для всех антисоветских эмигрантских организаций. Денег постоянно не хватало, а агенты КРО ОГПУ, выпросив некие денежные суммы, тем самым «…лишали противника возможности для действий в других направлениях». Впоследствии один из представителей РОВС А.А. фон Лампе авторитетно заявлял, нто благодаря «Тресту» «…ГПУ осведомлялось о деятельности эмиграции и существовало на деньги казны великого князя Николая Николаевича». Чекистская затея действительно вытянула из кассы РОВС значительные финансовые активы, в том числе и средства, поступившие от чешского общественного деятеля, первого премьер-министра независимой Чехословацкой республики К. Крамаржа[643].

Уже на первых этапах своей деятельности МОЦР сумела установить тесные контакты с разведками Польши, Финляндии и Эстонии. Через посредников удалось выйти на связь с представителями английской разведки в Прибалтике и Финляндии.

Встреча представителей «Треста» (Якушева и Потапова) и руководства 2-го отдела Польского Генштаба состоялась осенью 1923 года. В Варшаве остались довольны переговорами. Особо понравился бывший царский генерал Потапов, как более известная личность для польских разведчиков. Удалось договориться и о представителе «Треста» в Варшаве. Им стал знакомый Якушева Юрий Артамонов (оперативный псевдоним «Липский»).

Для польской разведки (как и для финских и эстонских спецслужб) сотрудничество с МОЦР оказалось плодотворным и сравнительно дешевым, как в смысле информационного и человеческого материала, так и в отношении материальных расходов. Как вспоминал один из руководителей польских спецслужб, в «двуйке» рассуждали так: «К чему… строить собственные линии, к чему прибегать к рискованной агентурной работе, к чему выбрасывать большие деньги, когда почти еженедельно из Москвы в дипломатических вапизах доставлялись красиво запечатанные конверты, содержащие ответы почти на все вопросы и дававшие большую надежду на углубление и расширение разведки во всех направлениях»[644]. МОЦР представил польской военной разведке отчет о своих агентурных возможностях в Советском Союзе («…организация имеет своих людей в аппарате Наркомата по военным и морским делам, Разведуправлении Штаба РККА, Главном артиллерийском управлении РККА, штабе Балтийского флота»). Поляки незамедлительно назначили МОЦР денежную субсидию. Поначалу сумма была небольшой — всего 500 долларов в месяц, но затем финансирование было увеличено. Также решили вопрос о кураторе от 2-го отдела ПГШ, с которым бы контактировали в Москве представители «Треста». Им стал сотрудник польской миссии ротмистр Недвзвинский[645].

По линии МОЦР в распоряжение иностранных разведок поступали документы о боевой и мобилизационной готовности Красной Армии, данные о дислокации, численности, боевой оснащенности воинских частей и соединений, пропускной способности железных дорог и мощности военной промышленности, списки и характеристики командиров и начальников штабов корпусов и дивизий РККА. Все эти материалы, большей частью носили дезинформационный характер. Нарастающий информационный поток подвиг Артузова к идее создания при ОГПУ специального Межведомственного бюро дезинформации, где создавалась бы «деза» политического, военного и экономического характера.

Однако из-за опасности, что называется, перекормить дезинформацией зарубежные разведки и тем самым демаскировать МОЦР, агентам ОГПУ передавались и реальные сведения о Красной Армии. В 1923 году Якушев представил польской военной разведке для фотографирования «доклад с подробными цифрами обеспечения техническим снабжением Красной Армии военного времени от 15.Х.1923 года за № 2143/сс за подлинными подписями С.С. Каменева, И.С. Уншлихта и Б.М. Шапошникова». В январе 1925 года руководители МОЦР организовали передачу подлинных материалов на командиров и начальников штабов и корпусов РККА, а также ряд других сведений о Красной Армии. В переданных списках фигурировали такие военачальники как П.Е. Дыбенко, И.Ф. Федько, Б.М. Фельдман, Н.Д. Каширин, И.С. Кутяков[646]. Одновременно за кордон уходили и отдельные документы НКИД (в частности Захарченко-Шульц писала о передаче письма Чичерина об отношениях с Финляндией), а также отдельные сводки ГПУ и материалы ГПУ «по церковным вопросам»[647].