Костычев - Игорь Крупеников

Система повышения плодородия подзолистых почв, которую начали разрабатывать Энгельгардт и Костычев, базировалась на комплексе мер — хорошей обработке почвы, правильном чередовании культур, — выгодном и для хозяйства и для наращивания плодородия, на обязательном применении удобрений. Важнейшее место в этой системе занимали кормовые травы, в первую очередь клевер.

В Смоленской губернии и в других нечерноземных районах крестьяне особенно сильно страдали от малоземелья и почти не имели выгонов. Во многих местах наблюдал Костычев, что крестьяне пасут скот на паровых полях и причиняют им огромный вред.

«В Средней России, — с горечью писал он, — паровым полем пользуются обыкновенно как выгоном для скота». Ученый настаивает на недопущении этого, рекомендует улучшить луга, расширить искусственное травосеяние, что создаст запасы кормов и избавит паровые поля от превращения в выпасы.

Важными и интересными были, конечно, и те наблюдения над искусственный травосеянием, которые ученому удалось сделать в южной части черноземной полосы. Здесь, при введении травосеяния, было допущено множество ошибок. Природные условия многих районов России и Западной Европы были совсем различны, и поэтому некритическое заимствование оттуда приемов травосеяния в данном случае было недопустимым. Однако первоначально высевались преимущественно заграничные травы, это принесло в конце концов известную пользу: разработали свои оригинальные приемы возделывания трав, отказались от посева их неподходящими для местных условий семенами, приобретенными у западноевропейских и американских фирм, и стали сеять свои травы: костер, овсяницу, русские люцерны, эспарцет. Часто бывая в Харькове, Костычев заходил здесь в университет к профессору агрономии А. Е. Зайкевичу. Это был большой знаток украинского сельского хозяйства. Он рассказал Костычеву, что в Харькове первые посевы дикорастущего эспарцета произведены были профессором ботаники В. М. Черняевым, который еще в 1842 году засеял семенами этой травы, собранными в степи, полторы десятины земли, принадлежащей университетскому ботаническому саду. Место было высокое, сухое, но эспарцет пошел очень хорошо и в течение 14 лет давал большие укосы. — Отсюда культура эспарцета распространилась и в другие места.

В Воронежской губернии, у помещика Стишинского и окрестных крестьян, Костычев наблюдал прекрасные поля эспарцета, люцерны, красного и шведского клевера. В засушливой степи вблизи Одессы известный лесовод и агроном В. П. Скаржинский (1797–1861) еще в 50-х годах провел удачные опыты введения в культуру обыкновенного типца. О типце Скаржинский писал, что овцы «страсть как любят эту траву». «Я замечал, — продолжал он, — да и всякий чабан подтвердит, что тонконог (типец), быв съеден овцами, в сутки поднимается густой щеткой на полвершка, так что при правильном разделении пастбищ, засеянных тонконогом, малое сравнительно пространство может кормить большое стадо и притом травой сочной, вкусной, питательной, очень любимой овцами, почему и зовут ее также овечьей травой».

Во время своих работ по изучению сибирской язвы Костычев заинтересовался судьбами русского овцеводства. В 1884 году в семи номерах журнала «Сельское хозяйство и лесоводство» он печатает переведенное им с дополнениями «Практическое руководство к разведению мериносовых овец». Южная Россия, по Костычеву, является краем, исключительно благоприятным для разведения в самых больших размерах лучших пород овец, дающих много шерсти отличного качества, а также и мяса. Однако в связи с сокращением площади естественных пастбищ и сенокосов дальнейшие судьбы овцеводства всецело зависят здесь от создания хорошей кормовой базы, то-есть от правильно организованного травосеяния. К этой мысли подходили южнорусские агрономы и ботаники — В. М. Черняев, В. П. Скаржинский, И. У. Палимпсестов и другие, которые занимались изучением и разведением трав в связи с нуждами овцеводства.

Критически осмысливая опыты практиков, Костычев приходит к твердому выводу не только о возможности травосеяния в черноземной полосе, но и о ею большом значении для всего южнорусского сельского хозяйства. Когда он снова побывал в южной половине Воронежской губернии, ему бросилось в глаза, что здесь сеется больше трав, чем пять лет назад, но травосеяние не везде является удачным: чаще всего на полях встречались клевер и тимофеевка, а они лучше удавались на севере и плохо чувствовали себя на юге. Из своих наблюдений Костычев делает заключение, что для теплого сухого климата и черноземных почв больше подходит не клевер, а люцерна, которая обладает высокой засухоустойчивостью. Значит, для влажного севера следует рекомендовать клевер, а для сухого юга — люцерну. Так обстояло дело с бобовыми травами. А как же поступить с кормовыми злаками? Тимофеевка здесь не годится, но чем ее заменить? Костычев вспоминает свои первые наблюдения над костром и советует испытать его в широких размерах.

Однажды Костычев поехал в Полтавскую губернию и посетил здесь большое имение «Карловку». Здесь уже много лет сеяли травы, причем самые лучшие результаты дала луговая овсяница — дикорастущий кормовой злак. Внимательно осмотрел Костычев все поля с посевами этой травы, расспросил рабочих, которые ее сеяли и косили, раскопал корневую систему, обратил внимание на почву. Оказалось, что луговая овсяница дает большие укосы прекрасного сена и очень засухоустойчива. «Посевы ее, — писал ученый об этой траве, — с большим успехом производятся в «Карловке» (вблизи Полтавы) и приспособленность ее к сухому климату доказана этими многократными опытами». Он заметил еще, что овсяница образует исключительно густую сеть мелких корешков в самом верхнем слое почвы и поэтому быстро содействует восстановлению ее комковатого строения. Но этим не исчерпывались достоинства новой кормовой травы: она давала дружные и буйные всходы, которые заглушали все сорные растения. «На пашне после нее совсем не будет пырея, все равно как после долголетней залежи», — писал Костычев.

Он каждое явление стремился оценивать многосторонне и только тогда стал усиленно рекомендовать овсяницу луговую, когда убедился в ее многих выдающихся качествах. Действительно, эта трава была засухоустойчива, хорошо восстанавливала структуру почвы, являлась одновременно надежным борцом с сорняками и давала много питательного сена. Исследования Костычева позволили ему говорить о необходимости внедрения новой русской кормовой травы на полях юга.

В консервативной среде русских помещиков замечательные предложения передового ученого не находили, однако, быстрого отклика. Кое-кто прислушивался к его словам, но многие прережнему предпочитали иностранные травы. Крестьяне же, задавленные нуждой, не имели возможности вводить серьезные улучшения в своем хозяйстве, да большинство из них, конечно, и не знало о работах Костычева. И хотя травы в степи во многих случаях, особенно на лугах, прекрасно удавались, посевы их не занимали и тысячной доли всей площади пашни. Говоря об удачных опытах травосеяния в некоторых районах черноземной полосы, А. В. Советов отмечал, что это «не больше, не меньше, как светлые точки на темном горизонте». Глубоко скорбел Костычев, видя эту отсталость, инертность сельского хозяйства родной страны.