Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война - Лев Троцкий

Политическая работа в Красной Армии

Спайка между комиссарами, передовыми рабочими, членами коммунистической ячейки и остальной массой воинской части достигается прежде всего при помощи политической работы, которой равной по размерам не знала еще ни одна армия. Эта политическая работа развернулась очень широко за последние годы, благодаря широкому притоку работников, печати и средств. Достаточно сказать, что еще в январе этого года у нас в армии не было ни одной школы грамоты, а теперь 3.800. У нас до 1 января было 32 клуба, а теперь 1.315. У нас до 1 января не было ни одной подвижной библиотеки, а теперь 2.392. У нас расходуются – правда, по нынешней плачевной валюте, – сотни миллионов рублей в год на культурно-просветительную работу в армии. Эта работа вернет в деревни, на заводы и фабрики людей, которые будут двумя и тремя головами выше тех, которые вышли из деревень, фабрик и заводов в армию.

Командный состав

Вопрос о командном составе представлял для нас огромные затруднения. Этот вопрос во все критические эпохи, во все переломные революционные периоды истории представлял огромные трудности для государственной власти, тем более у нас, где дело шло о государственности совершенно новой по классовому содержанию и по типу. Помню, как 22 апреля прошлого года, когда мне приходилось делать ЦИК доклады, определившие путь формирования Красной Армии, в том числе отстаивать необходимость привлечения военных специалистов в армию и необходимость учреждения института комиссаров, – я просил бы представителей оппозиции вспомнить об этом факте не для полемики, а для того, чтобы облегчить возможность чему-нибудь учиться друг у друга, если мы действительно хотим работать на почве советского режима, – нам говорили, мы армии не создадим, что это смехотворный проект, что мы к контрреволюционным командирам приставляем комиссаров в виде двух архангелов. С того времени прошло более чем полтора года. Вы знаете, какие тяжкие это были времена в военном отношении вообще и, в частности, в деле внутреннего строительства армии. У нас оказалось немало предателей и изменников, немало случаев перехода бывших офицеров в лагерь врага.

Возьмем историю самой блестящей в мире армии – армии Великой Французской Революции. Она складывалась путем амальгамы, как тогда говорили, из старых королевских линейных батальонов и из новых добровольческих батальонов. Из 15.000 человек королевского офицерства около половины бежало в лагерь контрреволюции и иноземного врага, другая половина вместе с новыми командирами осталась на службе революционной Франции. Возьмите гражданскую войну в Соединенных Штатах в 60-х годах прошлого столетия, – там в новой форме то же разделение командного состава. Верхи офицерства разламываются; большая часть перебегает на юг к рабовладельцам и обеспечивает первые месяцы и годы перевес южанам, пока революционная армия севера не создает себе необходимого кадра командного состава и, при его помощи, армии.

Приливы и отливы были в этом процессе и у нас, происходил сложный естественный и искусственный отбор, в котором играло роль много факторов, а прежде всего самый ход военных операций, наши неудачи и удачи, наше международное положение. Величайшее влияние имело сотрудничество наших комиссаров с командирами. Я позволю себе здесь подчеркнуть еще раз, что на многих бывших генералов, полковников и т. д. производил колоссальное впечатление тот факт, что московские и питерские рабочие, с корявыми руками, в вопросах политики и мирового развития понимают в десять раз больше, чем они, ученые военные специалисты!

Бывшие офицеры постепенно приучались с уважением относиться к своим сотрудникам-комиссарам. Они наблюдали изо дня в день, как комиссары, представители правящей партии, делегированные центром для ответственной работы, отдают себя делу целиком, не требуют для себя никаких привилегий, являются первыми туда, откуда грозит наибольшая опасность. Это нравственное влияние комиссаров не могло не привлекать лучшую часть командного состава к тому классу, который имеет тысячи и десятки тысяч таких работников для своих нужд.

Таким образом, наша армия не только механически вливала в свой состав десятки тысяч бывших кадровых офицеров, – а дело идет именно о десятках тысяч, – нет, она многие тысячи из них органически впитывала, психологически втягивала, нравственно перерабатывала и подчиняла новому духу, который господствует в нашей армии не за страх, а за совесть.

Командные курсы

Наряду с этим, товарищи, мы, на основании вашего постановления, создали очень значительное количество курсов командного состава для наиболее боевых рабочих и сознательных крестьян как из старой армии, так и из нашей Красной Армии. Не буду называть цифр, по причинам весьма понятным, скажу только, что этих курсов имеется несколько десятков. Число курсов за последний отчетный год возросло вдвое, число курсантов возросло втрое, так что армия все более пополняется в области низших командных должностей непосредственными выходцами из фабрик, заводов, деревень. Они проходят краткосрочные командные курсы; затем, после получения необходимого боевого стажа в наилучших боевых частях, наиболее способные проводятся нами через средние военные школы и становятся колонновожатыми: командирами полков, бригад и, наконец, наиболее подготовленные проводятся через нашу Красную Академию генерального штаба и через наши Артиллерийскую и Инженерную Академии.

Командиры-пролетарии

Наконец, товарищи, у нас есть известное количество ответственных командиров, которые не прошли ни старых школ, ни новых наших курсов и академии, вообще. Это нередко те коммунисты, которых мы отправляли на фронт, чтобы они присматривались к военному делу и вносили политическое сознание в среду красноармейцев. Они, благодаря личным качествам, в короткое время приобрели необходимый стаж для занятия крайне ответственных командных постов. Здесь выступал представитель Туркестанского фронта, тов. Фрунзе. Весь старый боевой стаж его состоял в том, если не ошибаюсь, что он стрелял по приставу, который расстреливал рабочих. Я не сумею вам доложить, попал ли он в пристава или нет. Он был отправлен на фронт, после того как работал окружным военным комиссаром. В настоящее время он командует армиями фронта, и, по отзыву главного командования, командует с успехом. 8-й армией, одной из лучших, командует тов. Сокольников, которого мы знали в свое время как члена ЦК партии, как прекрасного журналиста и оратора, но вполне штатского. Теперь он командует армией и, опять-таки по отзыву главнокомандующего, хорошо командует. У нас есть в качестве одного из блестящих молодых командиров бывший не то прапорщик, не то подпоручик тов. Тухачевский, который провел ряд блестящих операций в решающих действиях против Колчака. В дивизии мы найдем еще большее разнообразие. Мы найдем там немало бывших унтер-офицеров, являющихся ныне дивизионными генералами по старой терминологии. Небольшими армиями у нас командовал бывший младший нестроевой унтер-офицер, который раньше имел достаточно мирную профессию – он бывший парикмахер. В этой области, товарищи, у нас нет никакого шаблона, нет какого-либо «принципа», мы ищем хороших, верных командиров всюду, где можем, и если кое-где командует на соседних участках дивизиями бывший генерал и рядом – рабочий-металлист из бывших унтер-офицеров, и если они конкурируют друг с другом в проявлении искусства и доброй энергии, то тут нет вреда для рабоче-крестьянской революции. Измены, правда, продолжались до последнего времени. Совсем недавно наблюдалась крупнейшая измена в Петрограде, где во главе заговора стоял полковник генерального штаба Люндквист.[121] Но, товарищи, наряду с изменами и изменниками, наряду с агентами чужеземного империализма, Люндквистами, кадровые офицеры в составе Красной Армии имеют своих героев и мучеников в лице генерала Станкевича, генерала Николаева и других, имена которых нами еще не записаны ни в памяти, ни на бумаге. Мужественный генерал Николаев, повешенный Балаховичем, торжественно похоронен в Петрограде. Генерала Станкевича мы хоронили не так давно здесь, под стенами Кремля, на Красной площади. Это – старик 62 лет. Он был помощником командующего 13-й армией и во время отступления попал в плен. От него требовали перехода на сторону врага, он отказался. Ему выжгли на груди каленым железом нашу красную звезду – ее видали многие товарищи здесь, в Москве. Он, старый генерал, сам надел на себя веревку, оттолкнув палача, и умер достойно за дело рабоче-крестьянской революции.

Разумеется, случаи измены и предательства необходимо порождают подозрительность и бдительный контроль, который иногда больно ударяет по тем нашим товарищам и собратьям по военному делу, которые вышли из среды старой царской армии, в качестве бывших офицеров. Это тяжелое положение многим из нас приходилось наблюдать не раз. Но я думаю, что сейчас настал период, когда из него выход намечается все более и более. Красная Армия и советский режим доказали силу, и тот слой командиров, который колеблется, шатается, глядит, где сила, чтобы притулиться к ней, этот слой становится все меньше и меньше. Процесс, который происходит в командных верхах Красной Армии, процесс выработки не партийной, но советской идеологии, должен найти ныне открытое выражение. Должны создаться такие твердые взгляды, такая советская атмосфера в среде бывших кадровых офицеров, которая уничтожала бы всех этих тушинских воров и перелетов, – чтобы каждый кадровый офицер знал, что это есть не временная служба по вольному найму, а высокий подвиг, подвиг духа, подвиг крови, – что тем, кто носится с задней мыслью, ходит с камнем за пазухой, тем, кто поглядывает с надеждой туда, на Южный фронт, – чтобы таким лицам ни морально, ни физически не оставалось места в среде бывшего кадрового офицерства, с честью служащего ныне рабоче-крестьянской Республике и отстаивающего ее независимость, ее будущность на всех фронтах.