Война за океан - Николай Задорнов

Каждую ночь сплав стоит на якорях. Каждый вечер выясняется, что штормы и мели нанесли ущерб судам. Заболевают люди. Происходят встречи с местным населением. Суда требуют ремонта, скот и лошади — фуража, люди — продовольствия. По всем статьям походной жизни есть соответствующие начальники. Если вопросы сложны, они являются к Петру Васильевичу.

Караван судов — это плывущий город, вернее целые улицы двигающихся по воде учреждений и казарм. Служба на них идет как следует, происходят наказания, раздаются награды, похвалы, отдаются распоряжения.

Самого Муравьева зря не беспокоят. Но у губернатора есть приемные часы. Это те же утренние часы, что и в Иркутске. Для решения важных дел Казакевич отправляется к самому губернатору. Если происходит какое-то недоразумение или спор между военными чиновниками и Казакевич не в силах его разрешить или бывает событие мелкое, но приятное для генерала, то заинтересованным лицам разрешается явиться к генералу. Считается, что Муравьев очень доступен, прост, обходителен, что он настоящий демократ. Но не каждый получает сюда доступ, особенно после Айгуна, где все важнейшие дипломатические вопросы генерал разрешил с таким блеском.

Если предстоит важное событие, как, например, встреча с маньчжурскими чиновниками, весь штаб приглашается к губернатору, и он идет на своей барже или на катере, окруженный свитой в мундирах и эполетах.

Сегодня утром опять был Мровинский с исправленными планами крепостей Камчатки.

— Да, я был там, и, по-моему, надо так! — говорил генерал.

— Так я и сделал, — отвечал инженер.

С Мровинским толстый, низкого роста капитан Арбузов. Уехали будущие камчадалы, и явился с очередным докладом Казакевич.

— Сорок пятая баржа потерпела крушение, — доложил он губернатору. — Мы вынуждены оставить ее на починку. Она отстанет.

— Что с ней?

— Ударило плавучим деревом, и теперь придется исправлять.

— Оставьте при ней мастеров и надежную охрану. Не стоять же из-за нее всем!

— Капитан Матохин просит дать ему на эту баржу нашего гольда. А то он боится, что, оставшись один, на мель опять сядет. А гольд знает фарватер.

Муравьев знал сорок пятую баржу и ее начальника капитана Матохина. Баржа эта с тяжелым грузом, с артиллерийскими орудиями. Жаль отпускать Муравьеву расторопного гольда, который отлично вел караван. Впрочем, теперь на сплаве не один Удога. В деревнях взяты и другие проводники-туземцы.

— Хорошо, возьмите гольда, — сказал губернатор.

Подошла лодка. На палубу поднялся человек в клеенчатом дождевике и в сапогах, в черном картузе без всяких кокард, бритый и седой, моложавый на вид.

— Можно ли к вам, Николай Николаевич? — спросил он.

— Милости прошу, Петр Алексеевич, рад дорогому гостю.

Петр Алексеевич Кузнецов — совладелец известной иркутской фирмы «Кузнецов и сыновья». Он отправился с Амурским сплавом на собственной барже, которая представляла собой магазин со всевозможными припасами и товарами. Петр Алексеевич вел бойкую торговлю, скупал соболей. Изредка он заезжал к Муравьеву, радуя того своими рассказами. «На берегах великой реки началась русская торговля! — думал Николай Николаевич. — Развивается частное предпринимательство!»

Губернатор принимал сегодня посетителей, сидя на складном стуле у складного, но прочного столика на корме своей баржи, под легким парусиновым тентом…

— Николай Николаевич, маленькое прошеньице, — любезно говорил купец. — Сорок пятая баржа отстает от каравана. А здесь, говорят, много мелких деревенек гольдских. Полный расчет и мне задержаться! Не сделаете ли божескую милость, не дозволите ли?

— Пожалуйста, Петр Алексеевич. Рад вам служить. Охрана на барже надежная.

— Премного благодарен… Да вот Петр Васильевич рассказывал мне, что есть у вас необыкновенный проводник — гольд здешний. Не дозволите ли вы мне его услугами воспользоваться? Право, кажется мне, что, найди я человека, который знает здешние места, соболя потекли бы ко мне сотнями. А то мы часто теряемся в сношениях со здешними туземцами. Как без языка.

— Да, этот гольд Удога знает немного по-русски. На ваше счастье, он остается лоцманом при сорок пятой барже, так вы сможете воспользоваться его услугами.

— Вот и отлично! Пока баржа будет починяться, мы вокруг поездим с ним.

— Обойдитесь с ним ласково. Эти люди для нас с вами, Петр Алексеевич, неоценимые помощники!

— Непременно, Николай Николаевич. С превеликой благодарностью.

— Только каждый раз, — заметил Казакевич, с которым Кузнецов, видимо, уже переговорил предварительно, — когда пойдете в лодке или отстанете от баркаса, извещайте капитана Матохина, чтобы он знал. Вы тоже в экспедиции, и мы отвечаем за вас.

Муравьев уже знал, что и у Кузнецова, и у другого торговца, который шел при сплаве с двумя своими баркасами, за последние дни, как говорится, глаза разбежались. Пошли места соболиные, леса на берегах. Купцы, кажется, готовы всех снабдить тут товарами. Правда, товар у них добрый. Петр Васильевич сам проверял, чтобы не было взято ни завали, ни гнили.

— Что ж, благодетельствуйте местное население. Наша подмога будет. Не надо ли еще вам особой охраны?

— Что вы, Николай Николаевич. У меня ведь молодцы, у всех ружья, пистолеты. Да и баржа с солдатами рядом будет.

Купец уехал на лодке к себе домой, в магазин. Сычевский приказал доставить Удогу к губернатору.

— Я даю тебе важное поручение, — сказал гольду Муравьев. — Одна из наших барж получила пробоину и чуть не затонула. Мы ждать не можем. А баржа отстанет, пока не будет исправлена. Сможешь ли ты постараться для меня и в безопасности провести эту баржу вниз по реке и догнать нас как можно скорее?

— Да, — ответил Удога.

— Собирайся, и с богом!

Удога объяснил, что Амур тут разбивается между островов на рукава и что он знает короткий путь и быстро проведет по нему баржу. Оказалось, что Кузнецов уже познакомился с Удогой.

На другой день погода хмурилась. Стало холоднее. Местность снова изменилась. Хребты, подернутые туманом, все выше поднимались над левым поемным берегом. Подъезжали гольды на лодках. Некоторые из них знали русские слова.

— Хороший признак, — заметил губернатор.

К обеду почти весь штаб в сборе у генерала.

— А где же Александр Степанович и Софья Климентьевна? Я их давно не вижу!

— Александр Степанович и Софья Климентьевна приглашены и будут, — отвечал Казакевич.

— Хотя бы супругу отпускал! — воскликнул вертлявый маленький и смуглый Бибиков.

— Кизи близко, господа! — уверенно говорил Казакевич.

В салоне губернатор рассматривал карту.

— А где же устье Горюна? — спрашивал его Бибиков.

— Видимо, мы прошли его за островами! — сказал Казакевич.

— Ваш гольд что-то путает, ваше превосходительство, — говорил Бибиков.

— У меня проводники казаки, так один из них подтверждает, что не только устье Горюна, но даже Мылки не прошли. Он бывал тут. Уверяет, что озер Кизи много, — заметил губернатор.

— Но каков Невельской! — говорил Бибиков. — Даже не потрудился офицера выслать навстречу. Подходим к Кизи, а он хотя бы озаботился встретить нас.

— Неужели европейские карты неверны? — раздавались голоса.

Река топила не только луговины на островах, но и возвышенности, на которых местами виднелся черный хвойный лес. Несло множество кустов и деревьев по воде. К губернаторской барже подошел пароход. На кожухах его колес стояли матросы с шестами, отталкивали плывущие деревья, которые могли изломать лопасти.

На капитанском мостике — невысокий офицер. Рядом — молодая темно-русая смуглая дама, тонкая и стройная, в клеенчатом плаще.

Это капитан парохода Александр Степанович Сгибнев и его супруга Софья Климентьевна, первая русская женщина, совершающая путешествие по Амуру.

Сгибневы спустились на палубу и перешли на баржу.

— Редкие гости! Милости просим! — встретил их Муравьев.

— Ах, Александр Степанович! Если вы презираете штабных, то могли бы Софью Климентьевну отпускать для украшения нашего общества! — воскликнул Бибиков.

— Нам некогда! — любезно ответила Сгибнева.

Подали закуску… Обед начался.

Сгибнев рассказывал, как трудно производить сегодня промеры. Подошел дежурный офицер и доложил, что впереди видны два судна, видимо маньчжурские.

— Ну вот, господа, а нам доказывают, что маньчжуры не спускаются в низовья и тут никакого влияния не существует, — раздались голоса, когда губернатор вышел со свитой на палубу.

— Но что-то оснастка не маньчжурская, — заметил Казакевич.

Офицеры стали смотреть в трубы.

— Господа! Да это наши суда! — вдруг воскликнул Петр Васильевич. — Это же сорок пятая, которая вчера отстала. И магазин Петра Алексеевича.