Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

об этом, но, увы, тщетно. Аратан должен был стать тем, кого она из него сделает, и дать ей того, кем сам никогда не смог бы стать, – сына. А потому, в темноте и любовном жаре, Ферен исступленно гладила парня по волосам и сжимала его пальцы, мягкие и с обгрызенными ногтями, в кулаки, которые затем обхватывала собственными пальцами и, ощущая тошноту от чувства вины, в мимолетном экстазе воображала, будто кулаки эти меньше, чем на самом деле, словно бы сила ее рук могла сдавить их до надлежащего размера.

Женщинам свойственно безрассудство. Раздвигая ноги, Ферен приглашала Аратана в себя, и приглашение это вело к капитуляции, вкус которой каждую ночь проникал в душу подобно наркотику. Брат Ферен все это видел и испытывал опасения, надо сказать, вполне оправданные, ибо неизвестно, чего можно ожидать от женщины, которая закусила удила.

Каждый день, пока они ехали по бесплодной пустыне, она тосковала о будущей ночи, о беспомощной страсти юноши, о содроганиях его тела, о сладостных волнах, которые, казалось, отбирали часть его жизни – столь много ее изливалось внутрь самой Ферен. И она намеревалась этой жизнью воспользоваться.

Дети умирают. Но ведь женщина может родить и других детей. Сыновья рождаются и иногда умирают, но их много. И даже мечты о будущем не окутаны тьмой.

Ринт молча ехал рядом с сестрой, глядя на простиравшуюся вокруг местность. Ему хотелось, чтобы перед ними из земли внезапно выросла неприступная каменная стена, не оставив путникам иного выбора, кроме как повернуть назад, в Куральд Галейн.

Он знал, что, когда Ферен забеременеет, она сбежит, будто пробирающийся темными закоулками вор, неся в утробе ценную добычу, а если кто-то вдруг окажется рядом, будет грозно шипеть на него, вытащив нож. Даже на собственного брата.

Ринт проклинал Драконуса, проклинал все их предприятие, чувствуя, как при виде юного Аратана, гордо ехавшего рядом с отцом, его охватывает невыносимая тоска. Он был лучшего мнения о своей сестре. Мир, сомкнувшийся вокруг их небольшого отряда, стал вдруг грязным и омерзительным.

День близился к концу, скакавшие впереди всадники отбрасывали длинные бесформенные тени. По обе стороны тянулась покрытая складками, будто сдвинутый с места ковер, равнина, иссеченная, словно ножами, многомесячными зимними ветрами. Безжизненная земля местами побелела от соли.

Вскоре после полудня они миновали какие-то руины. Камни фундамента из изъеденного гранита образовывали прямоугольник над широкой неглубокой впадиной. Размеры сооружения казались чрезмерными для азатанаев, и Ринт не увидел в грубо обработанном граните никаких признаков их легендарного искусства. Стены давно обрушились, осыпавшись по склону со стороны впадины и превратившись в груды камней по другую ее сторону. Ничто не свидетельствовало о том, что кто-то когда-нибудь обшаривал эти обломки. Кроме этого одинокого строения, Ринт не заметил никаких других признаков жилья: ни стен загонов для скота, ни ограждений, ни каких-либо следов вспаханной земли, и это удивило его, когда они проезжали мимо.

Лишь невежество превращало прошлое в пустоту. Глупцы строили мир из ничего: словно то была прихоть некоего бога, смелое заявление о бытии внутри Бездны. Все эти представления о сотворении мира служили лишь тщеславию тех, кто их придерживался: как будто все сущее создавалось исключительно для них, чтобы им было на что смотреть и чем восхищаться. Ринт в это не верил. Прошлое не имело начала. Что-то всегда существовало раньше, сколь далеко назад ни заглядывай. Только смертные, чья жизнь имела начало и, соответственно, должна была иметь конец, воображали, что все сущее следует их примеру, как будто послушно повинуясь их воле. На самом же деле оно существовало всегда, во множестве форм и разновидностей.

Ферен стала любовницей незаконнорожденного парнишки, который мог быть ровесником ее умершего сына. В голову Ринту приходили самые разные мысли. В тусклом, мертвенно-бледном свете обнажались неприятные тайны, покровы с которых оказывались сорванными. У прошлого было свое лицо, и именно это лицо пыталась вновь оживить сейчас его сестра. Аратан заслуживал лучшего, и вряд ли стоило удивляться простодушию этого парня, его наивности в подобного рода вопросах, ибо он был еще глуп в силу своего юного возраста. Мечты пылали в нем подобно пламени солнца, но, как бы высоко они его ни уносили, Аратана ждало неизбежное падение в бездну отчаяния. От прежней утонченности не осталось и следа: бездонная любовь к Ферен подавляла разум, угрожая вскоре смениться уязвленной ненавистью.

Таковы были опасения Ринта, который чувствовал себя абсолютно беспомощным. Повернувшись в седле, он взглянул назад, ища глазами Вилла и Галака, но вокруг тянулась лишь безлюдная равнина, исчезая на востоке во мраке. Даже в самом лучшем случае их разделяли день или два пути.

Где-то впереди находились первые поселения азатанаев. Ринт представил себе впечатляющие крепости, замки и дворцы. Сады, где из земли услужливо текла вверх вода. Следы огня от устроенных разбойниками-джелеками пожаров на стенах и вокруг прочных дверей. Слабый запах застарелого дыма в просторных залах, обставленных убогой мебелью, – острый и едкий, исходивший не от очагов, но от одежды и постельного белья. Места эти нельзя было назвать дружелюбными, и Ринт знал, что ему захочется как можно скорее их покинуть.

Что, помимо простого гостеприимства, побудило азатанаев пригласить повелителя Драконуса? Это оставалось загадкой. Гриззин Фарл относился к Драконусу как к старому приятелю, и их дружеское общение в ту пьяную ночь вовсе не было наигранным. Но насколько знал Ринт, повелитель всю жизнь провел в Куральде Галейне и отсутствовал дома лишь тогда, когда сражался на войне. Мало того, Защитник азатанаев никогда не бывал в королевстве тисте. Как же они в таком случае познакомились?

Тут явно крылась некая тайна. Драконус не просто забирал из дома внебрачного сына, пусть даже затем, чтобы помешать амбициям своих врагов при дворе. Наверняка речь шла о чем-то еще.

Дневная жара не спешила уходить. Они подъехали к очередным руинам, напоминавшим предыдущие, хотя здесь имелись остатки по крайней мере трех строений, массивных и, похоже, возводившихся каждое само по себе, без учета соседних. Углы не гармонировали друг с другом, линии не состыковались, и тем не менее, насколько мог понять Ринт, все три здания были построены в одно время. По углам остатки стен доходили до уровня груди, а между ними были вдвое ниже. Вывалившиеся из стен камни беспорядочно валялись внутри и снаружи, а от крыш не осталось никаких видимых следов.

Сержант Раскан повернулся к Ринту и Ферен.

– Разобьем здесь лагерь, – сказал он.

Приподнявшись на стременах, пограничник огляделся вокруг:

– Не вижу колодца или какого-то источника воды, сержант.

– Боюсь, сегодня придется обходиться только