Живой Журнал. Публикации 2017, октябрь-декабрь - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Головы их подпёрты воротниками тужурок. О, я слышу шум ворса, растущего на этих воротниках, сжигающего самые нежные участки кожи под ушами, слышу, как при каждом движении трещит обмарленный картон внутри, там, куда достигают эти воротники, чувствую, как ходит в петле крючок при каждом вздохе. На головах у них стоят фуражки с приподнятыми твёрдыми полями. Здесь всплывают в сознании затхлые слова, которые, как мне ни биться, подступают к моему словарю»…
Я знаю, о чём говорит Олеша, ещё больше — я это чувствую. И я уже сказал об отсутствии бытовых деталей в самом начале этого повествования. Бытовые детали отсутствовали и на семейных снимках, недаром в штативах и ухватах, которыми удерживали головы в фотоателье, было нечто хирургическое. Я видел эти штативы, я застал их ещё — в маленьких городах, железные, похожие на приспособления унылых мазохистов. Но теперь нужно рассказать историю о модерне.
Однажды я попал на выставку «Русский Модерн» — с Врубелем, Бенуа, киотами и резным буфетом. Всё это происходило в зале, похожем на плоскую пачку иностранных сигарет.
По выставке ходили посетители будничного дня — мать с чрезмерно развитым сыном лет восьми (он длинно стрижен и мусолит в руках тетрадку для записей). Ребята в свитерах, полубогемные женщины и архитектурные студенты. Девушка в пончо, с распущенными волосами и прокуренными пальцами — совокупление её со спутником кажется вписанным в расписание занятий.
Итак, я, незаметно сделав несколько шагов в сторону, поднялся на балкон и обнаружил там великого Дмитриева, Нордмана — серые, бежевые пейзажи Волги.
Как это у них получалось, мне было совершенно непонятно. Может, дело в нынешнем недовложении йодистого серебра?
Зимний лес на старом снимке, отчётливый до боли в висках, прописанный фотографическим пёрышком, тонкой кисточкой, как лежавший там же под стеклом портрет Бакста.
Дагерротипы. Альбомы в плюше, с золотыми замочками. Девушки в блузках, высоких ботинках на шнуровке, со странными прическами и странными шляпками. Кавалеры в мундирах, с ярлычками орденов.
Что-то есть странное на этих снимках — отсутствие ракурса, вечный фас серьезных лиц. Даже собаки на этих снимках сидят офицерами.
А за альбомами лежал толстый журнал с непонятными подписями, глянцевой обложкой, под которой спрятался Синявский, подпирающий гроб Пастернака, Бродский, зажавший ладонью рот, над мёртвой Ахматовой.
Слово «модерн» приобретало особое значение.
Но душу мою тревожит рассматривание и других, совсем нехудожественных снимков. На крашеных полах стоят женихи с невестами — одни постарше, другие помоложе. Сейчас уже перестали выставлять вперёд руку с часами, сообщая точное время работы фотографа. Бездомные фотографии, покинутые фотографии умирали вдали от людей. Деревенские снимки — их я видел в брошенных поселках на Севере. Впрочем, их полно и в Центральной России.
Эти фотографии переворачивает ветер, а лица на них повторяются, повторяются фигуры — в пиджаках, платьях, давнишней военной форме, военной форме нового образца и снова в пиджаках. В городах они другие. Дедушки, протянувшие руки к своим внукам, те, застывшие на подворачивающихся ножках, школьные стриженые головки, белая рубашка с тёмной кляксой пионерского галстука, размытые туристические свидетельства с наползающим носом байдарки.
В моём шкафу лежит коробка с сотнями метров ничейных старых плёнок. На них — мой отец, мать, я сам. Какие-то дома, стоящие, наверное, и поныне — в разных городах, и уже умершие дома. Выловленные рыбы. Кот, собака — чужая случайная живность.
Там сотни лиц, и никто уже не узнает, кто они.
Шестидесятые годы, семидесятые — это любительская история.
Появился профиль и анфас, но главное тут — стол. Люди, вошедшие в неё, эту историю, как правило, сидят за столами. Рюмка в руке, наколот грибок…
Нет, снимались и у случайных подъездов, загсов, институтских дверей. Но за столом — непременно. Фотографии моей юности — застольные.
Все они без рамок, но пока иные, чем гатчинская фотография довоенного времени. На них ещё не лёг налёт воспоминаний, и, к тому же, фотографий стало больше в мире — как людей и денег.
Застывшее в результате химической реакции движение на гатчинской улице не ограничено рамкой. Оно даже не ограничено временем. Его время длится — там, в тонком слое древней коллоидной эмульсии, среди кристаллов галогенного серебра, всех этих AgBr и AgCl, среди тех процессов, которые там продолжают длиться, как во всяком коллоиде. Географические координаты этого пространства утеряны, есть только длина, ширина и почти полное отсутствие высоты.
В нём предвоенное — безголовая собака продолжает двигаться, занавеска на окне отгибается ветром, а мальчик в шляпке высовывает язык.
Извините, если кого обидел.
25 ноября 2017
История про то, что два раза не вставать (2017-11-28)
А вот кому про идеального героя?
(ссылка, как всегда, в конце)
Концептуальный текст, между прочим. Про Ланцелота, Марлина, д'Артаньяна, Миледи, офицеров ФСБ, регулюм, писателей фантастов и прочую…
…Бэтмен — это современный Мерлин. Мерлином является и Железный Человек, вот он улыбается и говорит, представляясь: «Я — гений, миллиардер, плейбой, филантроп».
У такого героя есть своя пещера-лаборатория (у Мерлина тоже была), где стоит в стойле прекрасная летающая лошадь-карета, где полно всяких прочих волшебных штук.
Он не связан субординацией, вернее, связан в куда меньшей степени, чем служивый Ланцелот.
И новый Мерлин не менее сексуален, чем Ланцелот, не хуже умеет драться, но с ним интереснее себя отождествлять — поэтому что Ланцелот-Бонд уступает Мерлину-Илону-Маску. Ланцелот лишь пользователь гаджетов, а Мерлин — их создатель.
На его стороне мистика современного мира, где в голове обывателя религиозное чувство заменено на веру в технологию, но обработка информации извне происходит по тем же мистическим лекалам. Я, кстати, встречал молодых хипстеров, собиравшихся делать жизнь с Илона Маска, не вполне вдаваясь в подробности механизма, породившего эту фигуру…
http://rara-rara.ru/menu-texts/idealnyj_geroj
Извините, если кого обидел.
28 ноября 2017
История про то, что два раза не вставать (2017-11-28)
А, совсем забыл — кроме идеального героя есть идеальная книга.
(ссылка, как всегда, в конце)
Самое интересное в Советской Энциклопедии второго извода было то, что её здание менялось в ходе постройки. В третьем томе «упадочнические стихи А. насыщены религиозно-мистическими и эротическими мотивами <…>
После длительного перерыва А. Выступила со стихами лишь накануне и в годы Великой Отечественной войны (напечатанными в
