Право на любовь (СИ) - Анна Никитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А причем тут Лина?
— Она слышала всё, что говорил Каримов в палате. Как угрожал тебе. Она знала о моем беспомощном на тот момент состоянии. Я год учился заново ходить. И умом понимал, что сидя в кресле, помочь тебе не смогу. Да и обузой быть тебе не хотел… Что инвалид мог тебе дать? Мне пришлось принять её предложение. На время. У меня была цель — уничтожить Каримова, встать на ноги, построить бизнес, развестись и вернуться к тебе и дочке. А Лина впоследствии стала неуправляемой наркоманкой, у которой неизвестно, что было на уме. С ней моя жизнь была как на пороховой бочке, не знаешь, когда выстрелит. Сколько мне пришлось откупать её от ментов, медиков и прочего. Хотя, в принципе, меня она не волновала, но знала и слышала очень многое. И в любой нашей перепалке говорила о тебе и о том, что может сделать. Поэтому пришлось с ней возиться. Ей нужен был статус моей жены. Она его получила. Не больше. Единственным моим условием было, что у неё своя фамилия. Поэтому Войтковской она никогда не была и не будет. Только ты будешь моей. Ведь будешь моей?!
— Ты сейчас просишь о многом… Я только что узнала, что человек, которого я оплакивала пять лет, оказывается жив. Что все это время он был рядом, но не удосужился дать о себе знать. И сейчас ты просишь о том, чтобы я была твоей? Ты серьезно? — резко вскакивает, скидывая мои руки с её колен, моментально срывается на крик Рина. И, закрыв глаза, замолкает. Поджимает губы, сдерживая накатываемые слезы. Все не так просто, как я предполагал. Я думал, что она обрадуется, что будет легко. Думал, что вернуться в прежнюю жизнь, к любимым людям будет намного проще. Но оказалось это труднее, чем я полагал. Я только причинил боль. Может, оставаться Маркусом было бы проще. Новый человек. Новые эмоции. Новые отношения. Новая жизнь с чистого листа. Вроде как бы умер для всех, но любимая была бы рядом всё равно. Хочу подойти, обнять, но умом понимаю, что не время. Ей нужно отдышаться. Мы молчим. А потом Рина резко вскидывает на меня свой взгляд и отходит к окну.
— Я до шестого месяца находилась в коме. Потом очнулась. Еще два месяца лежала на сохранении. Ни бабушка, ни Инна, ни Свят, никто не говорил, где ты. Говорили, что уехал на реабилитацию. А потом, когда родила, я случайно наткнулась на статью о компании и о том, что ты умер. Бабушка это подтвердила. Даже показала твою могилу. Она присутствовала там. А я после твоей смерти рыдала каждый день и винила себя в том, что не уберегла тебя. Что оставила дочь без отца. Винила в том, что влюбилась в тебя так сильно, что не смогла отказаться. Из-за этого я не смогла кормить грудью. Из-за этого на стрессе я похудела на десять килограммов. Я почувствовала себя оцепеневшей. Мир перестал интересовать меня. Я где-то читала, что это естественная психологическая защита нашего организма от глубокого горя. Бабушка, Инна и Свят были рядом. Помогали растормошить меня. Помогали с Ясей. Помогали не скатиться в депрессию. Хотя иногда мне казалось, что я совсем ни с чем не справляюсь. Я каждый день ждала, что ты придёшь. Что напишешь, позвонишь. Я даже сама звонила тебе на сотовый. Мне казалось, что я видела тебя среди толпы. Мне постоянно снилось, что все это было ужасное недоразумение и ты вовсе не умер, а просто уехал далеко и скоро вернешься. И так год. Я сама не знаю, как выжила. Только Яся меня останавливала. Она твоя копия. Она полностью ты. И только она заставляла меня двигаться дальше. А потом умерла и бабушка. И тогда Яся была единственным, что держало меня в этом мире. Если бы не она, я бы точно сиганула с моста или кинулась кому-то под колеса, как тогда, при нашей встрече. Мне жить не хотелось. Я винила во всем себя. Только себя. Что позволила сесть на этот чертовый байк, — выговаривает Рина, скатываясь в состояние крайней истерики, когда даже воздуха не хватает. И с каждым словом она его хватает всё больше и больше. — Потом я переехала в Питер, тут вышла на работу, нашла психолога. И знаешь, что она мне посоветовала? И этому совету я следую каждый день: «Каждый день сосредотачивайся на том, чтобы просто вставать с постели, одеваться, ухаживать за ребенком, собой. Сосредотачивай глаз на любимых вещах, предметах, окружающем мире и делать по одному шагу за раз». И в конце дня говорить себе: «То, что ты пережила этот день, означает, что ты блестяще справилась». И знаешь, раньше я любила куда-то выйти, погулять, развеяться. А после твоей «смерти» я замкнулась в себе, оттолкнула от себя людей. Знаешь, что за эти пять лет я поняла? — смотрит на меня с вызовом.
— Горе может сделать человека настолько уязвимым, что он начинает видеть отвержение там, где его на самом деле нет. И это только усугубляет его несчастье. На какое-то время было легко спрятаться под одеяло и погрузиться в жалость к себе, убеждение, что я никому не нужна, и что отныне моя жизнь всегда будет такой. Но тут появился ты в роли Маркуса, и я поняла, что стоит жить дальше. Что не стоит на себе ставить крест. Что жизнь после смерти любимого человека возможна. Но потом пошли сомнения. Я стала видеть в тебе Ярослава. И это вновь начало приносить мне боль. Я вновь возвращаюсь в то состояние боли, скорби, грусти. Мне казалось, что я схожу с ума. Что это игры моего воображения. Я испугалась себя, своих мыслей, своих чувств. Того, что я могу натворить. Поэтому я тут. Поэтому я решила проверить. И оказалось, не зря. Ты пять лет не давал о себе знать, а теперь так просто хочешь вернуть? Знаешь, ты просчитался. Я не буду твоей, Войтковский! НЕ БУДУ! — выпаливает Рина на эмоциях и вылетает из кабинета, а потом и вовсе из квартиры. Сейчас её трогать бесполезно.
— Сергей, сейчас из подъезда выйдет девушка в бежевом пальто. Отвези домой и проводи до квартиры.
— Хорошо, Ярослав Владиславович, — отвечает мой водитель. Это еще один человек, который остался верен мне с прошлой жизни.
Ярослав*construction boss*Войтковский: «Пожалуйста, как доберешься домой, напиши.
