Алоха из ада - Ричард Кадри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улице полно ларьков, и мародёры делают это место практически схожим с обычным адом. Но это не он, и я всё ещё не знаю, где нахожусь. Похоже, стена Элефсиса обходит весь Гриффит-парк от 101-й с одной стороны и до шоссе Голден-Стейт с другой. Я всё ещё вижу Обсерваторию-психушку прямо на севере. Если бы у кого-нибудь здесь была пушка, то они могли бы выстрелить мною прямо в холм, и я оказался бы там. Мне надо найти одну из туристических дорог. Если бы я попытался забраться на чёртов холм сквозь деревья, то всё ещё бы шёл спустя час после того, как вселенной пришёл конец. Мне нужна какая-нибудь возвышенность, чтобы сориентироваться.
В толпе бродят несколько Кисси. Они выслеживают мародёров, делая их пугливыми, параноидальными и ищущими драки. Они нашёптывают торговцам, которые начинают громко спорить со своими покупателями. Вот один в переулке швыряет зажжённые спички в пустые окна. Ещё ничего не загорелось, но дайте время. Я даже не пытаюсь отпугнуть их. Я не хочу выдать себя, и я слишком слаб, чтобы угрожать им.
Сейчас самое сложное — держать голову прямо, а мысли связными. Яйцо Мунинна не будет действовать вечно. У меня в руке уже появляются болевые ощущения. Может, это нормально, а может признак того, что яйцо иссякает. Меня впервые лишили конечности. Я не эксперт. Я натыкаюсь на стол. Выпивка, сигареты и бутылки со снадобьями стыкаются друг о друга. Некоторые падают. Я наклоняюсь, будто пытаюсь помочь поднять их, но на самом деле пытаюсь прикарманить пачку «Проклятий». Владелец выходит из-за прилавка и кричит на меня, подчёркивая свою точку зрения тем, что пинает меня в левый бок, где я ничего не могу с этим поделать.
Я подхожу к большому перекрёстку. Элефсис не горит, но Лос-Анджелес светится как уголь и плюётся огнём в небо. Я ныряю в четырёхэтажную парковку. Нижний этаж обустроен как лагерь сквоттеров. Здесь атеисты и сумасшедшие с холма, костры и палатки. Это место воняет телами и отходами. Я поднимаюсь по пандусу на второй этаж. Здесь меньше обитателей, и никто меня не беспокоит. Я продолжаю подниматься.
Третий этаж разнесён в хлам, как будто взорвалась бомба. Каждый сантиметр почернел и обгорел. Не похоже на бомбу. Скорее на пожар, достаточно крупный и жаркий, чтобы не оставить ничего, кроме наполовину расплавленных автомобильных шасси. Я устал после прогулки от стадиона. Нахожу местечко в темноте позади лифтов и ложусь. Голове так приятно от прохладного бетона. Я рад, что Элис здесь нет, и она не видит меня таким. Это может поколебать её уверенность в моём образе рыцаря в сияющих доспехах.
Воздух здесь относительно чистый, но я по-прежнему ощущаю запах тел внизу. Один запах не отсюда — непреодолимая уксусная вонь. Я поднимаю голову, вижу стоящего на расплавленном остове «МИНИ Купера» Йозефа.
— Не совсем тот прогресс, которого я ждал, — говорит он.
— Чувак, убирайся отсюда. Кто-нибудь тебя увидит.
— И что? Думаешь, кто-нибудь из этой толпы захочет или сможет что-нибудь с этим поделать?
— Суть в том, что мне не хочется выяснять. Никаких следов. Помнишь?
Я сажусь и прислоняюсь спиной к стене. Йозеф глядит на мой пустой рукав и качает головой.
— Ты смешон. Покалеченный. Запертый идиотами и ограбленный мёртвым психопатом.
Он пинает несколько камешков под ногами и обнаруживает пару раздавленных очков для чтения.
— Мы устали ждать. Мы выступаем сейчас.
— Милости прошу.
Он поднимает очки и подносит к глазам, щурясь сквозь линзы. Должно быть, они не из его рецепта. Он корчит гримасу и швыряет их через стену.
— Ты не собираешься попробовать отговорить меня?
— Нет. Милости прошу. Пандемониум в ту сторону, так же, как и девяносто процентов адских легионов. Если ты и твои дружки думаете, что сможете справиться с миллионом или около того солдат-адовцев, милости прошу.
Он наклоняется поближе, принося с собой свою вонь.
— Ты считаешь, что мы не сможем справиться с этими идиотами-адовцами?
— Может и могли, когда их было недостаточно в одном месте для приличного пикника, но эти парни практически заново собрали изначальные легионы восставшего ангела.
— И что? Они проиграли свою войну на Небесах, а теперь даже Люцифер пропал. Они слабы.
— Да, но есть ещё кое-что.
— Что именно?
— Есть сигаретка?
Он лезет в нагрудный карман и достаёт пачку обычных людских сигарет. Никогда не рассчитывай на то, что Кисси даст тебе именно то, чего ты действительно хочешь. Я прикуриваю сигарету зажигалкой Мейсона и глубоко втягиваю дым в лёгкие. Это лучше, чем ничего, и помогает замаскировать запах Йозефа.
— Ты упомянул, что есть ещё кое-то, — напоминает Йозеф.
— Ты смотрел когда-нибудь канал «Дискавери»? У них была передача, где колония маленьких крошечных красных муравьёв собрались вместе и убили взрослого волка. Понимаешь, куда я клоню?
— Нет.
— Только потому, что ты волк на вершине пищевой цепочки, это не значит, что ты пуленепробиваемый. Может ты со своими приятелями и в состоянии истребить адовцев, но они не сдадутся легко, и к тому времени, как закончите, вы будете слепыми и искалеченными. По мне, так это не звучит, как большая победа.
Йозеф делает глубокий вдох и поворачивает голову в сторону звуков с улицы.
— Сколько ещё нам нужно ждать?
— Всего несколько часов. Мне нужно подняться на этот холм, а затем добраться до генерала Семиазы. Он единственный парень, который может всё изменить.
— Он в Тартаре.
— Знаю.
— Полагаешь, что сможешь ему помочь? Как?
— Скажу им, что я разносчик пиццы. Они ничего не заподозрят.
— Не остри. Из Тартара никто никогда не возвращался.
— Может, они шли не в ту сторону.
— Выражение его лица меняется на неподдельный интерес.
— Ты знаешь тайный путь наружу?
Я затягиваюсь сигаретой. После «Проклятий» обычные человеческие сигареты — это как вдыхать пар от чашки травяного чая.
— Если тебя так заботит победа в этом деле, почему бы тебе не пойти и не заняться своей работой, и дать мне делать мою? Если я не вернусь в Пандемониум через, скажем, двенадцать часов, ты будешь знать, что я застрял в Тартаре и не вернусь. После этого ты можешь делать всё, что захочешь, но дай мне время сделать всё по-умному.
Он подходит ближе, снимает какую-то нитку у меня с плеча и отбрасывает в сторону.
— Это в последний раз. Начинается прилив, и ты не можешь сдержать море. Кроме
