Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

— Фельдин производит впечатление порядочного человека. Хольмберг рассказал ему о Залаченко и спросил, что Фельдину известно о перебежчике. Фельдин ничего не ответил. Потом Хольмберг сказал ему о наших подозрениях относительно того, что люди, прикрывавшие Залаченко, заперли Лисбет Саландер в психушку. Фельдин страшно разволновался.

— Ясно.

— Фельдин рассказал, что сразу после того, как он стал премьер-министром, его посетил руководитель СЭПО с одним коллегой. Они рассказали ему фантастическую шпионскую историю о русском агенте, перебежавшем в Швецию, и объяснили, что это самая страшная военная тайна Швеции, что по значению с этим не сравняется ни один факт из сферы шведской обороны.

— О'кей.

— Фельдин говорит, что не знал, как ему следовало поступить. Премьер-министром он стал только что, и у правительства еще не было опыта. Ведь страной более сорока лет правили социалисты. Ему объяснили, что принимать решение он должен лично и что если он станет консультироваться с членами правительства, то СЭПО снимает с себя всякую ответственность. Фельдину все это показалось неприятным, но он не знал, что ему делать.

— О'кей.

— Под конец он посчитал, что вынужден поступить так, как предлагают господа из СЭПО. Он выдал директиву, полностью отдававшую Залаченко им в руки. Он обязался никогда ни с кем это дело не обсуждать, а сам так и не узнал имени перебежчика.

— Понятно.

— За два периода пребывания у власти Фельдин потом об этом деле практически ничего не слышал. Правда, он сделал нечто исключительно мудрое. Он настоял на том, чтобы в тайну посвятили госсекретаря, который должен был функционировать как go between[47] между Объединенной администрацией министерств и теми, кто охранял Залаченко.

— Вот как?

— Госсекретаря зовут Бертиль К. Янерюд, ему сейчас шестьдесят три года, и он является генеральным консулом Швеции в Амстердаме.

— Дьявол.

— Уяснив всю серьезность предварительного следствия, Фельдин сел и написал письмо Янерюду.

Соня Мудиг передала через стол конверт.

Дорогой Бертиль.

Тайна, которую мы оба защищали, когда я возглавлял правительство, стала сейчас объектом пристального внимания. Человека, которого это дело касалось, уже нет в живых, и ущерб ему причинен быть не может. Зато могут пострадать другие люди.

Крайне важно получить ответы на необходимые вопросы.

Человек, который доставит это письмо, работает неофициально и пользуется моим доверием. Я прошу тебя выслушать его рассказ и ответить на вопросы, которые он задаст.

Привлеки свое знаменитое здравомыслие.

— В письме, следовательно, имеется в виду Йеркер Хольмберг.

— Нет. Хольмберг попросил Фельдина не указывать имени. Он объяснил, что не знает, кто именно поедет в Амстердам.

— Вы хотите сказать…

— Мы с Йеркером все обсудили. Мы с ним уже ходим по такому тонкому льду, что нам требуются скорее весла, чем «кошки». У нас нет абсолютно никаких полномочий для того, чтобы ехать в Амстердам и допрашивать генерального консула. А вы вполне можете поехать.

Микаэль сложил письмо и уже начал засовывать его в карман пиджака, когда Соня Мудиг весьма крепко схватила его за руку.

— Информацию за информацию, — сказала она. — Мы хотим знать, что Янерюд вам расскажет.

Микаэль кивнул. Соня Мудиг встала.

— Подождите. Вы сказали, что к Фельдину приходили два человека из СЭПО. Одним был руководитель. А кто второй?

— Фельдин встречался с ним только однажды и не мог припомнить его имени. Никаких записей во время встречи не велось. Он помнит, что тот был худым, с тонкими усиками. Правда, его представили как начальника «Секции для спецанализов» или чего-то подобного. Фельдин потом смотрел организационную структуру СЭПО, но такого отдела обнаружить не смог.

«Клуб Залаченко», — подумал Микаэль.

Соня Мудиг снова села, казалось, в нерешительности.

— О'кей, — в конце концов сказала она. — Я рискую, что меня расстреляют. Имелась запись, о которой не подумали ни Фельдин, ни посетители.

— Какая?

— Регистрационный журнал Фельдина в Русенбаде.

— И?

— Йеркер запросил журнал. Это не секретный документ.

— И?

Соня Мудиг снова посомневалась.

— Журнал сообщает, что премьер-министр встречался с руководителем СЭПО и его сотрудником для обсуждения общих вопросов.

— Там было какое-то имя?

— Да. Э. Гульберг.

Микаэль почувствовал, что кровь прилила к голове.

— Эверт Гульберг, — произнес он.

В лице Сони Мудиг отразилась решительность. Она кивнула, потом встала и ушла.

Все еще сидя в кафе «Мадлен», Микаэль Блумквист достал анонимный мобильный телефон и забронировал авиабилет в Амстердам. Самолет вылетал из аэропорта Арланда в 14.50. Микаэль дошел до магазина мужской одежды «Дрессманн» на Кунгсгатан и приобрел чистую рубашку и смену белья, потом завернул в аптеку, где купил зубную щетку и туалетные принадлежности. Все время проверяя, нет ли слежки, он добежал до отправлявшегося в аэропорт экспресса и оказался в Арланде, имея в запасе десять минут.

В 18.30 Микаэль уже снял номер в обшарпанной гостинице в квартале красных фонарей, примерно в десяти минутах ходьбы от центрального вокзала Амстердама.

Примерно два часа он посвятил тому, чтобы определить местонахождение в Амстердаме генерального консула Швеции и около девяти часов вечера сумел-таки связаться с ним по телефону. Используя весь свой дар убеждения, Микаэль всячески подчеркивал, что у него дело первостепенной важности, которое ему необходимо обсудить без промедлений, и в конце концов добился от консула согласия на встречу в воскресенье утром в десять часов.

После этого Микаэль вышел на улицу и слегка перекусил в ресторане неподалеку от гостиницы. Около одиннадцати он уже спал.

Генеральный консул Бертиль К. Янерюд, угощавший гостя кофе у себя в апартаментах, особой разговорчивостью не отличался.

— Ну… Что же потребовало такой срочности?

— Александр Залаченко. Русский невозвращенец, перебежавший в Швецию в семьдесят шестом году, — сказал Микаэль, протягивая ему записку Фельдина.

Янерюд явно растерялся. Он прочел письмо и аккуратненько отложил его в сторону.

В последующие полчаса Микаэль объяснял, в чем состоит проблема и почему Фельдин написал это письмо.

— Я… я не имею права обсуждать это дело, — сказал под конец Янерюд.

— Нет, имеете.

— Нет, обсуждать его я могу только перед конституционной комиссией Риксдага.

— Весьма вероятно, что такой случай вам представится. Но в письме говорится, что вам следует привлечь свое здравомыслие.

— Фельдин — порядочный человек.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. К тому же я не собираю информацию о вас или о Фельдине. Не надо выдавать мне никаких военных тайн, которые, возможно, раскрыл Залаченко.

— Я никаких тайн не знаю. Я даже не знал, что его звали Залаченко… Мне он известен только под псевдонимом.

— Под каким?

— Его называли Рубен.

— О'кей.

— Я не имею права это обсуждать.

— Нет, имеете, — повторил Микаэль, усаживаясь поудобнее. — Дело в том, что вся эта история вскоре станет достоянием общественности. И когда это произойдет, СМИ либо уничтожат вас, либо охарактеризуют как порядочного государственного чиновника, сделавшего в отвратительной ситуации все, что от него зависело. Ведь Фельдин поручил вам роль посредника между ним и теми, кто занимался Залаченко. Это мне уже известно.

Янерюд кивнул.

— Расскажите.

Янерюд молчал почти целую минуту.

— Никакой информации мне никогда не сообщали. Я был молод… и не знал, что с этим делать. Мы с ними встречались приблизительно дважды в год, пока это было актуально. Мне сообщали, что Рубен… Залаченко жив и здоров, что он сотрудничает и выдает бесценную информацию. В детали меня никогда не посвящали. Да мне они были и ни к чему.

Микаэль ждал.

— Раньше перебежчик действовал в других странах и ничего не знал о Швеции. Поэтому для политики национальной безопасности он особого значения не имел. Я пару раз информировал премьер-министра, но сказать мне чаще всего бывало нечего.

— О'кей.

— Они всегда говорили, что его используют традиционным образом и что получаемую от него информацию пускают по нашим обычным каналам. Что мне было говорить? Если я спрашивал, что это означает, они улыбались и отвечали, что это выходит за рамки моего уровня. Я чувствовал себя идиотом.

— Вы никогда не задумывались над тем, что все это мероприятие организовано как-то неправильно?

— Нет. Ничего неправильного в нем не было. Я исходил из того, что СЭПО знает, что делает, имеет необходимые наработки и опыт. Но я не имею права обсуждать это дело.