Петр Столыпин. Крестный путь реформатора - Дмитрий Табачник

В конечном итоге, благодаря поддержке большинства III Думы Столыпин сумел в июне 1910 года добиться принятия парламентом аграрного закона, что открывало перед страной широчайшие перспективы развития.

Обратим внимание также на слова Столыпина о том, что «особые заботы правительства будут направляться к осуществлению воли Державного вождя наших вооруженных сил о постановке их на ту высоту, которая соответствует чести и достоинству России». Как продемонстрировал случай со штатами Морского генерального штаба, делать это премьеру было крайне непросто, в первую очередь из-за подозрительности императора. Однако Столыпину всё же удалось в значительной степени реализовать поставленную цель. Прежде всего это произошло благодаря тому, что премьер сумел с помощью Думы получить дополнительные средства на восстановление армии и флота. По инициативе Столыпина был также упорядочен принцип комплектования вооруженных сил, в значительной мере проведено их перевооружение и создание новой инфраструктуры. Можно не сомневаться, что если бы не столыпинская работа в этом направлении, то Россию после начала Первой мировой войны уже в 1914 году ожидало бы неминуемое поражение.

Однако следует подчеркнуть крайне важный факт. Столыпин особое внимание уделял возрождению вооруженных сил не потому, что хотел войны с центральными державами, а потому, что желал всеми силами избежать ее, расценивая как страшную катастрофу.

Одним из способов противодействия втягивания империи в войну за совершенно чуждые ей интересы Великобритании и Франции (рассматривавших Россию исключительно в качестве «железного катка» против Германии и неисчерпаемого резерва «пушечного мяса») был для Столыпина контроль внешнеполитического курса. Делать это было не менее трудно, чем возрождать вооруженные силы. И по той же причине — МИД, подобно Военному и Морскому министерствам, находился в непосредственном управлении самодержца — открытая попытка Столыпина повлиять на принятие внешнеполитических решений была бы однозначно расценена как посягательство на исключительные царские прерогативы.

Однако отсутствие полномочий по руководству внешней политикой Столыпин сумел практически полностью компенсировать за счет негласного личного влияния на министров иностранных дел. Извольский полностью находился под влиянием премьера, и последний мог быть абсолютно уверен в том, что он не предпримет никаких шагов, которые могли бы послужить втягиванию России в назревавшую войну. Еще более облегчало главе правительства контроль за МИДом и возможность влияния на процесс принятия внешнеполитических решений то, что товарищем министра иностранных дел был Сергей Дмитриевич Сазонов, женатый на сестре жены премьера Анне Борисовне Нейдгардт.

По мнению высокопоставленного чиновника внешнеполитического ведомства Владимира Борисовича Лопухина, председатель Совета министров специально лоббировал назначение родственника на пост товарища министра, строя при этом относительно него далекоидущие планы: «Столыпину это было нужно потому, что по конструкции правительства министр иностранных дел вел внешнюю политику по непосредственным "указаниям" верховной власти, вернее, по непосредственным докладам царю, не согласовывая своих действий с Советом министров. Властному премьеру такой порядок был не на руку. Для полноты власти желательно было подчинить себе руководство такою важною отраслью государственного управления, как внешняя политика. Поэтому Столыпин мечтал о том, чтобы иметь своего человека на посту министра… С должности товарища министра додвинуть Сазонова до поста министра было не так уж трудно. Приходилось лишь дождаться ухода Извольского. Но последний не скрывал, что только ждал случая, чтобы проситься в крупное посольство… Всё это было известно Столыпину. Он не ускорял событий, находясь к тому же в хороших отношениях с Извольским. Со своей стороны Извольский прекрасно уяснял себе игру Столыпина, не препятствуя ей, поскольку она ему не мешала и даже могла пригодиться при случае, когда придет время уходить. Сазонов был взят Извольским определенно с целью подготовить себе преемника».

И дальше, комментируя назначение Извольского послом во Францию и занятие его места Сазоновым, Лопухин констатирует, что это «обозначало переход руководства дипломатическим ведомством к премьеру».

Лопухин не сомневался в благотворности для государственных интересов фактического руководства Столыпиным внешней политикой: «…ровно год — с осени 1910 г., когда ушел Извольский и министром иностранных дел был назначен свояк Столыпина Сазонов, и до осени 1911 г., когда был убит Столыпин, именно он фактически руководил нашею внешнею политикою, руководя действиями номинального главы дипломатического ведомства Сазонова. И надо отметить, в этот год новых, по крайней мере, промахов в направлении нашей внешней политики содеяно не было. Это несомненная заслуга Столыпина».

О роли Столыпина и о том, что представляла собой без него внешняя политика России, бывший директор 1 — го Департамента (личного состава) МИДа написал со знанием дела: «Предоставленный самому себе, Сазонов был на посту министра… досадным недоразумением, оставленным по недосмотру… Понимание обстановки, объективная оценка событий, политическое предвидение были совершенно чужды Сазонову. Никакого политического плана у него не было… Трагической неправильности принятого политического курса не понимал и не видел. Неспособный влиять на события, он уносился их течением… Он не давал себе труда ни в чем обстоятельно разобраться. Не разобрался и в том, что, похоронив Столыпина, должен был уйти. Остался министром иностранных дел обреченной императорской России на приближавшиеся моменты ответственнейших решений, когда трагически были нужны стране не Сазоновы, а титаны государственной мысли, люди ясного проникновения и непоколебимой воли… Сазонов работал в тесном сотрудничестве с английским послом Бьюкененом и французским Палеологом. С самого начала войны этот триумвират ежедневно сходился в кабинете министра иностранных дел и сообща направлял деятельность русского дипломатического ведомства. Сазонов нашел себе руководителей, недостававших ему после смерти Столыпина».

Фактически руководя внешней политикой, Столыпин, как талантливый дипломат, полностью отдавал себе отчет в том, что при всей недопустимости иностранного вмешательства во внутренние дела России ее жизненные интересы требовали ликвидации внутри страны ограничительных барьеров (как по классовому, так и по вероисповедному признаку). Это значительно укрепило бы ее позиции в мире, дав возможность более эффективно отстаивать национальные интересы на международной арене.