Память сердца - Рустам Мамин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А несколько лет спустя, уже во время работы на Киностудии Министерства обороны, снимали мы в Киеве, родном городе Некрасова. Съемочный день выдался тяжелым, утомительным, и консультант фильма генерал Крупченко, человек импульсивный, заводной, заикнулся было:
– Неплохо бы и разрядиться, братцы…
Местный полковник от КГБ, «прикрепленный» к нам для решения возможных проблем, мгновенно подхватил на лету:
– Конечно-конечно!.. Вот тут, в трех-четырех шагах, ресторанчик…
Нас хорошо приняли. За ширмочкой быстро накрыли стол. Мы расслабились…
– Я тут часто бываю, – признался полковник. – Тут все свои. Вон за тем столиком сидели мы с Некрасовым, писателем. Знаете?..
– Слушай, – Крупченко будто схватился за ниточку, – а что с Некрасовым? В Москве вовсю говорят, что его лишили гражданства, выслали за кордон?..
– Ну, нет… Наоборот, была установка – снять это напряжение, нездоровые слухи. Показать – он свободен. Старались вывести его на публику, поощряли свободу действий, передвижений. Был случай, я позвонил ему: «Давай встретимся! Посидим, поговорим спокойненько…» Вон за тем столиком сидели. Приняли по разику, может, по два… Подходит женщина: «Виктор Платоныч! Родненький! Какими судьбами? Такая встреча!..» Некрасов тут же вскочил – и ей: «Знакомьтесь, это полковник КГБ!..» У женщины отпала челюсть: «Простите…» – и ходу! Некрасов сел. Вот – гусь! Каков, а?.. Говорю: «Зачем же вы так, Виктор Платоныч? Человека напугали…» – «Ну да!.. Вы два-три вопроса зададите, потом таскать будете, невинную… Вам дело накопать, а нам – сединой своей довольствоваться…»
Был у меня еще один, похожий, случай. Уже в Москве. Поднимаюсь я по Гнездниковскому переулку от Госкино к улице Горького. И вдруг вижу – навстречу, метрах в пятидесяти, Некрасов! Скорым шагом идет рядом с какими-то мужиками. Я, обрадованный, расплылся в улыбке! Готов был кинуться навстречу, окликнуть, поприветствовать… А его лицо вдруг мгновенно изменилось – как-то замкнулось, что ли. Стало отчужденным. От неожиданности я растерялся. Даже не успел сориентироваться, не приостановил свой порыв, как… Мужики, шедшие с ним, произвели рокировку: тот, что шел слева от него, выдвинулся на шаг вперед – и корпусом перекрыл его! Я не смог бы даже окликнуть… Сделай я полшага, мужик левым плечом скинул бы меня с тротуара… Я понял! Некрасова куда-то сопровождали! И своим нарочитым поведением, жестким выражением лица, нежеланием подпустить к себе он предупреждал меня, как ту женщину – из Киева! «Не дай бог, будут таскать! Береги себя. Будь дальше от них. Лучше ничего не доказывать. Да и не докажешь ничего!..» Сберегал меня – для спокойной жизни, для семьи. А сам, видимо, уже знал, что не быть ему более «гражданином Советского Союза»…
Вот такой он был человек – писатель Некрасов. Кремень. Твердый, несгибаемый. Чуткий и душевный. Такой человек своим талантом не мог не придать особое своеобразие дикторскому тексту к короткометражке Ильи Гутмана «38 минут в Италии».
Если представится случай, посмотрите эту картину. Не пожалеете! Я вспоминаю, с каким удовольствием, с каким «кайфом», как сказали бы сегодняшние молодые, смотрел я готовый фильм. Это были просто потрясающие кадры операторских наблюдений. Не гротесковые, не жанровые. Не в поисках национального колорита… а какие-то – общечеловеческие! Портретные! Выхваченные из гущи жизни. Что ни кадр, то картина. Крупность, композиция, настроение – все разное. И все трогает, волнует. Запоминается. Это был просто «неореализм» в документальном публицистическом кино Ильи Гутмана.
Размышляя сейчас о мастерстве режиссера Гутмана, его умении «копать глубоко и вдумчиво», выискивать новые аспекты привычного, о его трепетном отношении к жанру документального, неигрового кино, стремлении развивать его и двигать вперед, совершенствуя и совершенствуясь, я думаю, в чем же причины его удач? В опыте, абсолютном владении операторским ремеслом? Да, наверное… Но ведь их было много – фронтовых операторов, а Гутман и ВГИК-то закончил только в 1943 году. Может быть, военные испытания, опасность, укрепившие характер, волю, раскалившие эмоциональную систему до предела, до самого высокого градуса? Конечно!.. Но не уйти, не сбросить со счетов его неуспокоенность, стремление «дойти до самой сути», желание воплотить в жизнь задуманное, поставив на карту весь напор, весь объем жизненных сил. Его доброту к людям и широту души. И, конечно, особый дар, талант чувствования и глубокого овладения темой и материалом. Говорят, люди того времени – это продукт советской действительности. Может быть. Я и сам такой «продукт». Но дай бог всем последующим поколениям творцов и служителей муз отдаваться творчеству с такой преданностью идее и искусству, как Илья Гутман.
Как человек опытный, Илья Семенович был очень разборчив в подборе членов съемочной группы. Людей, особенно перед командировкой, он подбирал долго и основательно. Но потом не отпускал тех, с кем сработался, так же долго и ревниво. В творческом плане он не был похож ни на кого – своим удальством, рисковостью. Для его кино не было препятствий: какая там техника безопасности! Подумаешь, буду снимать из люльки под куполом цирка – надо львами, тиграми, – все чепуха и перестраховка!
Попробую пояснить. Запустили в производство фильм о цирке. Кстати, Гутман снял несколько самых разных фильмов о цирке. Он, как никто другой, знал искусство манежа и был влюблен в него до самозабвения.
Итак, мой первый фильм о цирке с режиссером Гутманом. Я с главным энергетиком студии выехал в Сочи, чтобы подготовить все к приезду группы, которая прибудет с большой осветительной аппаратурой. Кажется, Михаил Самсонович Бессмертный, директор нашего объединения, или кто-то другой, напутствуя меня, предупредил: «Со светом будет нелегко, так как цирк находится по одну сторону правительственного шоссе, а возможность подключения – подстанция – по другую. И получить разрешение, чтобы провести кабель над дорогой или копать поперек, – исключено». Все эти проблемы я должен был решить и все организовать: получить «добро», составить план, заверить по каким-то пунктам у главного архитектора Сочи, – словом, как сказали бы сейчас – «миссия невыполнима»…
А поскольку дорога-то – не простая, правительственная, то кроме разрешения архитектора должны быть визы милиции, органов госбезопасности. А сочинский КГБ требует решения московского! Пожарные тоже в унисон: «Мы не лыком шиты…» И никто не берется подписать раньше других. Ну, наверное, понятно излагаю.
Поэтому-то мы и выехали на разведку или, как говорил Гутман: «Выехали первым эшелоном! Свет трети города должен работать на съемку – на цирк!» Все бы ничего, если бы все решалось в одном городе. А тут Москва: «Дайте план места действия, утвержденный местными органами!» Местные: «Без разрешения Москвы не имеем права!» Мы с энергетиком до приезда группы успели загореть, не заглядывая на пляж. К морю некогда было подойти!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});