Операция «Гадюка» - Кир Булычев

– Какова эффективность?

– Что вам сказать? Как-то в лаборатории я отвлекся разговором и дотронулся резиновой перчаткой до незащищенного места на другой руке. Вот здесь, у запястья... Паника началась! Мне сразу антидот вкололи...

– Смешно, – сказал Майоранский, – но ничего принципиально нового.

– Это как сказать, – возразил Лядов. – У нас возможности гигантские, только денег не дают. Я, например, из водки могу такой яд приготовить, что ты никогда не поймешь, от чего умер... Скажем, заложу заданность поражения – один год. Суммарное воздействие – четыре дозы. Вот в течение года если ты примешь по сто граммов, тебе кранты. Я даже с тобой первую рюмку выпью и больше в течение года, пока действует кумулятивный эффект, принимать не буду. А тебе останется до смерти триста граммов. Из любой бутылки, понял?

– В мое время тоже были неплохие яды, – сказал Майоранский. – Вы, может, не слышали, это закрытые дела, что мы ликвидировали нескольких опасных врагов нашей Родины.

– Знаю, – ответил Лядов, – знаю. Бандеру, его помощника, Троцкого – нет, Троцкого вы топором убрали, папу римского...

– Не знаете – не вмешивайтесь. – Майоранский был недоволен – то ли тем, что его напарник слишком много знает, то ли тем, что знает он недостаточно.

– Знаю – люизит, иприт, фосген... – Лядов не скрывал своего превосходства. – Это все позавчерашний день. Вам приходилось читать о японской секте?..

– Я не читаю о японских сектах.

– Ну и молодец... – Лядов хотел обидеться, но спохватился, что тогда он лишится собеседника, а поговорить хотелось.

– Продолжайте, коллега, – подбодрил его Майоранский.

– В июле или августе девяносто пятого года в Москве было совершено убийство крупного банкира и политика Ивана Кивелиди. Ему стало плохо на службе, приехала «Скорая», сначала диагностировали почечные колики, а в ночь он умер от отека мозга.

– Характерно, – заметил Майоранский.

– Никто не мог отыскать причину смерти. Единственная зацепка заключалась в том, что за день до Кивелиди в том же кабинете умерла его секретарша. Вскрытия ничего не дали...

– Я тоже ставил себе задачу – яд должен выводиться из организма в первые же минуты, – сообщил Майоранский.

– Только яд уже не тот. Хотя следов отравы в организме не нашли, стали искать в кабинете и увидели коричневое пятнышко на телефонной трубке. К счастью для сыщиков, за несколько суток вещество потеряло силу, но все же удалось установить, что это – цитирую по памяти – «аналог боевого фосфорорганического отравляющего вещества нервно-паралитического действия». Но неизвестной формулы. Вы понимаете?

– Понимаю, – сказал Майоранский, – конкурирующая фирма? Ведь вы не делились с коллегами информацией, и, думаю, им тоже нет смысла...

– Мы сделали десятки тысяч опытов!

– Все в прошлом, – сказал Майоранский, – как и у меня.

Поезд пошел быстрее, стук колес прерывал звук голосов.

К сожалению, все сбылось. Самые худшие опасения сбылись.

Они ехали, чтобы выпустить – пока неизвестно где, как и сколько – отравляющее вещество, современный яд. Лядов работал здесь, видно, в каком-нибудь почтовом ящике – в Максимовке. Майоранский – старый волк еще из бериевских времен, если он принимал участие в убийстве Бандеры.

Они разговаривали спокойно, словно не потрясены заранее ужасом того, что им предстоит сделать.

Дошли ли до Москвы его послания? Выполнит ли его просьбу Верка-снайпер?

Если в Бологом не будет никакого сигнала, придется действовать самому – он должен остановить агентов Берии, прежде чем они доберутся до яда.

Поезд замедлил ход.

– Интересно, знал ли убийца Кивелиди, с каким ядом он имеет дело? – спросил Майоранский.

– Вернее всего, он приговорил себя к смерти.

– А может, он и не приговаривал – если инкубационный период несколько минут или даже часов, он мог спокойно уйти и умереть на улице.

Поезд останавливался.

Женщина открыла глаза и глядела на фонарь за окном. Мальчики спали.

– Сколько времени, не скажете? – спросил Егор.

– В твоем возрасте пора часы заводить, – сказала женщина. Потом поглядела на наручные часы и сказала: – Без двадцати четыре.

Значит, скоро Бологое.

Егор все ждал, что они будут обсуждать, как ехать дальше. Но об этом не было сказано ни слова.

Зато химики с удовольствием соперничали – Майоранский пытался доказать, что яды его молодости были не хуже, чем отравляющие вещества фирмы Лядова. Если бы прислушиваться и запоминать, он бы многое узнал о температурных режимах современных ядов, способах их употребления, от воды до воздуха и даже вакуума, о летальной концентрации, при которой яд убивает половину всех живых существ, попавших в поле его активности. Он даже услышал – может быть, это и есть наш убийца – о том, что Ви-икс имеет летальную концентрацию в 0,015 миллиграмма на килограмм.

Не все в беседе агентов было понятно – они многое опускали, для них очевидное.

Егор не переставал, конечно, прислушиваться к беседе, сбивался на собственные мысли. Агенты устали и подолгу молчали. А может, приближение к цели заставляло их быть серьезными? Пугало?

Если ты работаешь на Лаврентия Павловича, ни в чем нельзя быть уверенным.

– Бологое, Бологое, – громко повторял проводник, пробираясь по проходу общего вагона. – Бологое, не просыпаем, встаем, собираем вещички.

Егор очнулся.

Поезд снова замедлял ход.

За окнами замелькали огни.

У Егора не было багажа. Такого в порядочную гостиницу не пустят. Из одежды – только куртка, джинсы и, соответственно, трусы с майкой. Одежда по мере жизни в Чистилище неизбежно упрощалась. Зачем человеку одежда? Остаются лишь останки морали или, скажем, привычки ходить в одежде. Хотя нудистов тоже немало, больше, чем в обычном мире. Почти всегда можно найти голых на берегу Невы у Петропавловской крепости, они изображают там пляж.

А некоторые ходят раздевшись по идейным соображениям.

Еще не рассветало.

Рука одного из мальчиков свесилась с полки.

Все-таки начинается осень.

Мимо купе Егора быстро прошли агенты.

Егор поднялся и пошел к выходу.

Кроме них, вагон покинули еще несколько человек – те, кто добирался до работы дальше, за Бологое, и выехал заранее.

Так что под яркими фонарями на третьем пути скопилось довольно много народа.

Почти никто не говорил, словно собрались на похороны. Все были сонные и мрачные.

Егор сразу отыскал глазами своих спутников.

Они ежились, их, как и Егора, тревожно схватил утренний холод. Не то чтобы было очень холодно, Егор подумал, что градусов десять, не меньше, но они ведь отвыкли от холода.