Камни Юсуфа - Виктория Дьякова

— Ты что за стол не садишься? Пора уже, за здоровье государя и царевича сейчас тостовать будут, — подошел к Андоме Федор Басманов, — Пошли.

— Пошли, — задумчиво ответил ему Голенище. — Видишь, рассказывает мне знакомец мой новый, что у его хозяина дочка на выданье, приданое большое за ней дают…

— А как сама невеста, не страшна собой? — несколько неприятно улыбнулся Басманов.

— Говорит, красавица, — ответил за Витю Андома, — хотя для меня все равно, что у нее на лице, главное, что в ее сундуках.

— Это верно, — согласился Басманов и, наклонившись к уху князя Андрея, что-то зашептал ему. Витя сделал вид, что поглощен вином и не слушает их, но сам навострил уши, как мог.

— Для тебя случай-то подходящий, — шептал Басманов. — Люди в Москве неизвестные, без связей, а мнения, видать, о себе высокого. Покрасоваться в столице хотят. Таких простаков поймать в сети легче легкого. Женишься на ней, денежки отцовские приберешь к рукам, а потом жену в монастырь упечь сможешь. Или помрет от чего. Мало ли что бывает. Кто за них заступится здесь? Никто. Кто их знает? Всяко, приданое при тебе останется. Долги покроешь, себя обеспечишь безбедно. Так что не упускай момент. Пока дождешься ты своего наследства белозерского, да богатую итальянку — сколько воды еще утечет. Как переломаешь старшего братца своего, да если Никитка еще встрянет, каким концом дело обернется — бабушка надвое сказала. Решай…

— Гони в шею своего знакомца да за стол садись, хозяин кличет, — громко закончил свою речь Басманов и отошел к столу для почетных гостей, сев рядом с Вяземским.

— Да, пора идти тебе, — подтолкнул Витю к выходу Андома. — Понравилось вино?

— Ох, вкусно, государь, ох, вкусно, спасибоч-ки, — поставив недопитый кубок на лавку, Витя кланяясь, отступал спиной к двери.

— А что, невеста ваша тоже в Москве? — спросил его князь Андрей, когда Витя был уже почти на пороге.

— Да, конечно, — подтвердил тот.

— Где бы мог я взглянуть на нее?

— В церковь каженный денечек ходим, — услужливо доложил Витя, — на молебен…

— Передай хозяину, что завтра приеду поглядеть на нее, — решил Андома. — В какую церковь ходите?

— В Архангельский собор, государь.

— Вот завтра как с обедни пойдете, мимо меня ее проведешь. И отец пусть присутствует, на него тоже поглядеть хочу. Как из собора выйдешь, я по правую руку стоять буду…

— Хорошо, хорошо, государь, — быстро согласился Витя, — как прикажете. Только позвольте полюбопытствовать, как зоветесь вы? Я вижу, что господин знатный, да как хозяину сказать, чтоб поверил?

— Князь Андомский, царский телохранитель, так и передай, — ответил Андома и тут же выставил Витю за дверь.

— Ой, такой знатный господин, такая честь для нас… — запричитал Витя, опять кланяясь. Андома вдруг рассмеялся, снова подхватил Витю за шиворот и, вытащив на крыльцо, скинул с лестницы вниз, подтолкнув сапогом под зад.

— Катись! — напутствовал он его с беззлобным смехом, — и помни: завтра! Обманешь — не попадайся мне лучше!

— Спасибочки, спасибочки, — тоненько блеял Витя, скатываясь кубарем по лестнице вниз и с ужасом думая, что на этот раз он точно что-нибудь сломает. И сломал бы, не подставь ему внизу де Армес свою спину. Со стороны казалось, будто Витя, завершая перелет, столкнулся на дворе с одним из монахов.

— Лошадь бери, и за ворота, — прошептал Гарсиа Растопченко. И громко вскрикнув, якобы от боли, отскочил в сторону, крестясь и призывая Господа образумить полоумного.

Прихрамывая, Витя направился к воротам, отвязал свою полусонную лошаденку, кое-как взобрался на нее и выехал на дорогу. От многочисленных ушибов у него болело все тело, но все-таки он был доволен собой: пока все получалось, как задумали. Выехав из дворца, он некоторое время размышлял, куда ему ехать, направо или налево. Затем спросил княжеского слугу, закрывавшего за ним ворота:

— А до Москвы куда, служивый?

Тот что-то ответил, но Витя уже не слушал его. Впереди на шляхе он увидел коричневую рясу де Армеса и, ударив лошаденку пятками, поскакал за ним.

Известие о том, что Андома попался на удочку, весьма порадовало княгиню Вассиану, и даже его желание взглянуть на невесту не смутило ее.

— Мы так закутаем ее в шелка и драгоценности, что Андома и думать забудет смотреть на ее лицо, — возразила она де Армесу, сомневавшемуся стоит ли сразу показывать Голенищу кликушу. Ведь, в конце концов, ее и подменить на первый раз можно… — Для успокоения напоим ее травой. Проведем так, чтобы только одна половина лица видна была. В крайнем случае, если не будет получатся, подставим ему Стешку, она — смазливая, не все же ей слезы лить, можно и покрасоваться на людях. Только боюсь я, что может Андома знать ее, да и лишние люди в нашем деле не нужны. Так что лучше действовать наверняка. Впрочем, не невеста интересует князя, а ее папочка. Вот здесь надо не промахнуться. Даже если мы ее и вовсе кутать не будем, а покажем во всем уродстве, коли папочка богатым представится, Голенище согласится. Жаден больно. Деньги ему нужны, деньги…

В тот же вечер, по приказанию княгини, Витя, разыскав через Лукиничну Козлиху, сунул ей золотой браслет с руки княгини Вассианы и послал немедленно на Даниловское подворье за Ксенией.

— Сюда приведешь, но только тихо, чтоб не заметил никто, — приказал он старухе, довольно мурлыкавшей, разглядывая драгоценную безделушку.

— Ага, ага, — затрясла головой Машка и уже собралась бежать, но Витя остановил ее, прихватив за юбку.

— Значок верни, — сказал он старухе строго, — браслета тебе по уши хватит.

Браслет Козлихе очень понравился, и потому с изображением Феликса Эдмундовича она рассталась без жалости. Отпустив старуху, Витя с удовлетворением потер рукавом значок и приколол его с изнанки кафтана поближе к сердцу.

— Так-то лучше…

Сам он, едва стемнело, поспешил в сопровождении Рыбкина в ропату за Пауком.

Захарка не подвел, был на месте, и к полуночи все главные действующие лица будущего костюмированного спектакля собрались на конюшне князей Шелешпанских.

Непосредственное руководство подготовкой операции Витя, как истинный ученик Феликса Эдмундовича, взял на себя.

Приготовив отвар из успокоительных трав, Лукинична и Козлиха напоили Ксению и, дождавшись, пока она впадет в состояние полусна, раздели ее, вымыли дочиста горячей водой с мылом, натерли тело розовым маслом, расчесали волосы, а затем принялись по всем правилам пудрить и красить ей лицо. В это же время в другой части конюшне Рыбкин и Витя оттирали и отмывали Захарку, аккуратно подстригли его и расчесали бороденку.