Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

Выражение лица Полуянова при этом сообщении не переменилось. Глаза были по-прежнему полузакрыты.

Губы плотно сжаты. По щекам ходили желваки.

"Хотя какая разница, с кем он спал, когда нас все равно всех убьют, – подумала она. – Нет, разница есть: так бы я умирала с мыслью, что меня кто-то любит".

А Макфарлин все продолжал свой бесконечный рас, сказ. Надя уже с трудом понимала его высокопарную речь.

– ..Право, лучше бы я просто позвонил в американскую полицию. Или в ФБР. Было бы куда действенней…

Ну а все дальнейшее объясняется очень просто, – Стивен неожиданно зевнул. – Ясное дело, что после всего, что узнал профессор Васин, жить ему было нельзя. Наш дорогой Пьер навел на него моего безотказного Николая. Что ж. Бац, бац – и одним светочем российской науки стало меньше… Ах! Мне бы очень хотелось повесить это убийство на тебя. Пола. Жаль, не удалось. Пока не удалось. Впрочем, возможно, полицию еще привлекут детали этого преступления. Например, то, что покойный Васин в последние дни жил в твоем доме…

И репутация миссис Полы Шеви будет снова, как в случае с Рупертом Вагнером, осквернена – на этот раз посмертно.

– А зачем вы убили Дарью Михайловну? – вдруг выкрикнул Полуянов.

– Дарья?.. Михайлова?.. – растерянно переспросил Макфарлин.

– Сотрудницу московской библиотеки, – хмуро пояснил Игрек. – Мою помощницу.

– А, русскую библиотекаршу… – припомнил американец, как нечто далекое и второстепенное, вроде мухи.

И с некоторым даже недоумением пояснил:

– Ее, Дарию, могли арестовать. И кто знает, что бы она наболтала в подвалах Лубянки.

– Кто убил Дарью Михайловну? – выкрикнула Надя.

– Коленька, – отмахнулся Макфарлин. – Точнее – его люди.

– Этот Стивен – полный псих, – прошептал сквозь зубы Игрек по-русски. – Человеческая жизнь для него ни черта не значит. – Потом добавил:

– Иду ва-банк. – А дальше продолжил уже по-английски:

– Мистер Макфарлин! Вам нет никакого смысла нас убивать. Дело в том, что пресловутая тетрадь Потоцкого во время ограбления, как вы помните, побывала и в моих руках…

– Да, – равнодушно сказал Макфарлин. – И поэтому я планировал, что вы тоже умрете.

– И очень напрасно, – заявил Игрек. – Потому что уже тогда, в Москве, я понял, какую ценность представляет рукопись графа Потоцкого. И я сделал с нее копии.

Они сейчас хранятся в надежных местах. И если хотя бы один волос упадет с моей головы – или моих друзей, – эти копии, с соответствующими пояснениями попадут в полицию и в редакции газет.

– Ну и пусть, – махнул рукой Макфарлин. – Теперь это не имеет никакого значения. Во-первых, потому, что я уже расшифровал рукопись. Я подобрал к ней ключ.

И теперь я знаю, насколько сложно это сделать. Мне это удалось. Потому что я – это я! В моем распоряжении были самые мощные компьютеры в Америке, самые лучшие математики и программисты в мире – разумеется, никто из них не догадывался о конечной задаче. И, наконец, работу коллектива организовывал и направлял – я. А так как вряд ли хоть один человек на Земле может сравниться со мной по объему знаний и аналитическим способностям – никто больше не сумеет пройти моим путем. Ни за что!

– Тоже блефует? – спросил, – почти не открывая рта, Полуянов.

– Похоже, нет, – вполголоса отвечал ему Игрек.

– Зачем же вы тогда всех убивали?! – пораженная, выкрикнула Надя по-английски. – Дарью Михайловну, Васина, Фомина?

– Это вынужденный процент случайных жертв, – безразлично махнул рукой Макфарлин. – Лес рубят – щепки летят.

– А если мой рассказ, – твердо произнес Игрек, – об ограблении в Москве появится в американских газетах?.. И о вас будут говорить как о заказчике? Как вам такая перспектива?

– А кто вам поверит? – усмехнулся Макфарлин. – Вам, грабителю? Вам, наемнику? И, наконец, убийце?..

– Убий-це? – протянул Игрек.

– Ну да, – спокойно пояснил американец. – Человеку, который застрелил Полу Шеви.

– О боже! – воскликнула Пола.

– Я попробую с другой стороны, – прошептал по-русски Дима. – Надо еще потянуть время. Может, что-нибудь придумаем. – И выкрикнул громко по-английски:

– Мистер Макфарлин! Так что было в той тетради графа Потоцкого? Что нас, то есть все человечество, ждет? Уж скажите нам, перед смертью-то!

– Вы все равно ничего не поймете, – высокомерно заявил Макфарлин.

– Этот парень – профессор математики, – указал на Игрека Полуянов.

– Думаете, этого достаточно? – усмехнулся компьютерный гений. И устало обратился к слуге:

– Давай, Пьер, кончать с ними.

– Нет, вы объясните! – выкрикнул Дима. – Мы попробуем понять. Ведь вы же гений. А гении обычно все излагают ясно и просто.

Макфарлин усмехнулся. Похоже, Димины слова о том, что он – гений, он принял за чистую монету. Похоже, сам американец в своей собственной гениальности не сомневался.

– О'кей, – сказал он, ухмыляясь. – Главным было – определить соответствие события, описанного в Тетради Судеб, конкретной точке на временной прямой. Затем – интерполировать кривую событий. А после – экстраполировать полученную функцию за пределы текущего момента времени, в будущее. Ну, вам все ясно? – спросил он высокомерно.

Надя не поняла ничего. Однако Игрек заинтересованно, словно коллегу на симпозиуме, спросил:

– А как вы отыскали соответствие события точной дате? Я, кстати, определил одно. "Золоченый ковчег с ледяною горою столкнется…" – это, несомненно, о "Титанике". Четырнадцатое апреля тысяча девятьсот двенадцатого года. Но по одной точке кривой не построишь.

Как вы определили другие точки?

– Другие? – обидно засмеялся Макфарлин. – У вас, говорят, мистер Старых, феноменальная память. Помните другую строчку из Тетради, всего одну: "Да, вся Вселенная как карт колода…"

– Да, помню.

– Это о чем? – надменно вопросил Макфарлин.

Старых ответил кротко:

– Не знаю.

– Это, – ухмыльнулся Макфарлин, – мой юный друг (хотя Игрек был лишь немногим его моложе), речь идет о пятом международном Сольвеевском конгрессе.

Если помните, тогда состоялся знаменитый спор между Эйнштейном и Бором. Спор о принципе неопределенности Гейзенберга. О том, вероятностна ли в основе своей Вселенная… А не припомните ли, мистер Старых, когда сей конгресс состоялся?

– Не припоминаю, – признался Игрек.

– В одна тысяча девятьсот двадцать седьмом, – надменно произнес Макфарлин. – В октябре. Прошло пятнадцать лет со времен гибели "Титаника". Плюс полгода.

У Нади заболела голова. Она мало что понимала из разговора Макфарлина с Игорем. "Нашел время вести ученые споры… – с раздражением подумала она об Игреке. – Лучше бы подумал, как нам отсюда выбраться".