Ради тебя 1. Если бы не ты - Татия Суботина

Ян почувствовал, как боль обожгла скулу, он схватился за щеку, а потом зашелся в смехе.

– Квиты, – улыбнулся Ян другу и протянул ладонь для приветствия.

***

Я заглянула в пятую по счету комнату второго этажа и чуть не зашлась в крике от восторга. Стационарный телефон!

Пытаясь усмирить барабанящее в грудь сердце, я решительно зашла в комнату, прикрыв за собой дверь. Осторожно, на цыпочках прокралась к столу, к такому желанному аппарату связи. Он манил своим блестящим, позолоченным боком. Подумать только! Я смогла найти телефон! Удача на моей стороне!

Комната была небольшой, выполненная в приятных светло-зеленых тонах, она казалась уютной. Наверное, одна из множества комнат для гостей. Безликая, уютная, но чужая.

Я скучала по своей квартире, каждую деталь обстановки которой выбирала сама. Квартире, что стала мне долгожданной наградой за годы в приюте, жизнь в приемной семье и скитания по улицам. Я скучала по квартире, которую сама же так глупо потеряла. Господи, да я сейчас даже скучала по однушке с тараканами, где жила в последнее время!

После того, что произошло вчера, я не могла больше оставаться в этом месте. Даже стены давили на меня. Какой-то глухотой и безысходностью. Может, когда я попыталась вчера переступить недозволенную грань себя, что-то изменилось? Не знаю. Я чувствовала себя сломанной и запутавшейся.

Мне больше не хотелось думать про Банши, Вестников, демонов, не хотелось искать правду или пытаться опровергнуть версии Яна. Необходимо было уйти. Сбежать от всего этого сумасшествия настолько далеко, как позволят ноги. А самое главное – убежать от себя.

Я коснулась телефона. Руки дрожали. Приложила трубку к уху и взвыла от бессилия. Тяжелое молчание вместо гудков. Мертвое молчание. Телефон не работал! Ян, черт его побери, все предусмотрел! Я даже не могла никого предупредить, что мне нужна помощь! Как там Ритка без меня? Скучает? Волнуется? Ищет ли?

Надежда маленьким лучиком скользнула в груди и тут же погасла.

Вспомнились слова Яна, как он сказал, будто я уехала в долгое путешествие неизвестно куда.

Рита не станет меня искать. Никто не станет. Кенгерлинский все просчитал как нельзя лучше.

В коридор я вышла расстроенная и угнетенная. Даже не заметила, как высокая фигура оказалась рядом. Опомнилась лишь тогда, когда была приперта, нависающим некто к стене. Мое дыхание сбилось.

Я растеряно подняла голову и встретилась с взглядом полным такой жгучей ненависти, что стало жарко. Рыжая!

– Он мой, – процедила она сквозь зубы. – Не смей к нему и на шаг приближаться. Ты поняла, девка?

– Я не понимаю о чем вы! – Пискнула я, пытаясь увернуться от рыжей, что сейчас напоминала больше злобную фурию, чем девушку, которую я видела вчера ночью.

– Не беси меня! – сгримасничала она и надавила сильнее на мои плечи.

Мне показалось, что она хочет впихнуть меня в стену, как часть интерьера. Тело ныло под ее крепкими пальцами.

– Я не для того больше трех лет жизни потратила на этого бабника, чтобы вот так вот все закончилось! – вновь зашипела она. – Ты хоть понимаешь, каково это?

Я молчала, разглядывая мелкие морщинки, что собрались вокруг ее карих, глубоко посаженых глаз. Бледная, с розовым оттенком кожа, тонкие, слишком изогнутые брови и сухие, ровные губы. Слишком сухие для поцелуев. Будто девушка старательно их пудрила каждый раз. Рыжая не сильно встряхнула меня, и мое внимание перенеслось на ее руки. Родинка под большим пальцем на левом запястье, крупные, заполненные волосинками, поры. Я не любила длинные ногти. Рыжая была как раз таки обладательницей длинного, заостренного к концу, маникюра. Хищного маникюра.

Длинные ногти неприятно царапали кожу. Поэтому я предпочитала подстриженные, средней длины ногти аккуратной овальной формы. Мои пальцы: тонкие и длинные, с заостренным маникюром стали бы слишком странными… даже для любого вида нежити.

Рыжая подождала еще чуть-чуть и продолжила:

– Я отказалась от постоянных партнеров. Я разыгрываю перед ним вседозволенность во всех планах. Я делаю вид, что мне все равно на его похождения! Каждый раз я мчусь сюда по первому его звонку! Независимо ночь или день, занята я или свободна. Он трахает меня так, что после этого все тело болит и я терплю! Я позволяю ему все! Господи, да я даже перекрасилась по его просьбе! Ты хоть понимаешь, чего все это мне стоит?! – Рыжая прищурилась. – Думаешь, я его просто так отдам? Обломись, поняла?! А Яну пожалуешься – выколю твои глазенки собственными ногтями! Еще раз замечу, что ты пытаешься прыгнуть к нему в койку – убью.

С минуту я переваривала услышанное. Рыжая не стала дожидаться ответной реакции, она отпустила меня, брезгливо вытерла ладони о платье. На лице появилась гримаса отвращения.

– Адьес! – кинула рыжая и зашагала по коридору, соблазнительно виляя бедрами.

Вся в растрепанных чувствах, я не сразу поняла, как отреагировать. Решила не реагировать никак. Ян мне никто. Спать с ним я не собиралась. Да с чего она вообще решила, что собиралась? И к тому же, скоро меня здесь не будет.

Я твердо решила довести свой план до конца. Даже если свобода будет стоить мне жизни.

Эмма Эдуардовна как раз расставляла столовые приборы, когда я спустилась в обеденный зал.

– Доброе утро, душенька, – улыбнулась она. – Как спалось?

– Как никогда, – натянуто улыбнулась я. – Спасибо.

Эмма Эдуардовна кивнула. Мне показалось, что ее лицо погрустнело и сморщилось. Будто она поняла, что я имела в виду.

Молча, я села стол и схватилась руками за край белой скатерти, чтобы хоть чем-то занять пальцы.

– Душенька, позови, пожалуйста, мальчиков на завтрак. А я пока все накрою, – мило попросила она. – Они как раз в кабинете.

– Ну, хорошо, – растерянно протянула я, медленно поднимаясь.

Адиса здесь? Неужели они продолжили вчерашнюю потасовку? Волнение подталкивало меня в спину, и я очень быстро добралась до нужной двери. Она была приоткрыта.

Рука легла на ручку и в последний миг остановилась от движения. Глухие, спокойные голоса, что раздавались за дверью, заставили меня замереть и прислушаться.

– Так, значит, проклятье не только существует, но и действует?

– Боюсь, что да. Ты же сам видел, что произошло с два нуля тридцать один. Цепной механизм сработал, как только я произнес ее имя, – я узнала бы этот голос из тысячи.

Глубокий, приятный тембр, всегда снабженный изрядной долей сарказма. Только сейчас, пожалуй, впервые я не услышала и ноты сарказма в голосе Яна Кенгерлинского. И это заставило меня затаиться еще лучше.