Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин

Их пороки поднимают вопрос о том, откуда же Фанни почерпнула свои твердые принципы. Не от кузин же, в самом деле, и не от их гувернантки, не от обеих тетушек и не от сэра Томаса, который внушает ей тот же ужас, что и собственным дочерям. И все же она где-то обретает свои нравственные ценности: скромность, самоотверженность, трудолюбие. В этом она напоминает героиню «Целебса» Ханны Мор[184], которая, впрочем, унаследовала все эти качества от своих добродетельных родителей (и не вызывала особой симпатии у Джейн Остин[185]). Послушание родителям у героини Ханны Мор также входило «в комплект» ее достоинств, а вот Фанни, именно отказываясь в вопросе выгодного брака от покорности сэру Томасу и леди Бертрам, дабы остаться чистой перед собственной совестью, поднимается до истинного героизма. В этот момент, когда, так сказать, мышь бросает вызов льву, Фанни восхищает даже тех из читателей, кому она, вообще-то, не нравится. А еще она спрашивает дядю о рабах, работающих на него в Вест-Индии. Брайан Саутхем[186] высказал предположение, что ее вопрос («Ты разве не слышал вчера вечером, как я его спросила про торговлю рабами?») встречен мертвым молчанием, поскольку сэр Томас не может ответить ей, не уронив собственного достоинства (ведь он, безусловно, поддерживает работорговлю), и что, поднимая эту тему, Фанни достаточно смело заявляет о своих аболиционистских симпатиях[187].

Во всех других случаях Фанни осторожна и строга в своих суждениях. Шутки заставляют ее, как и ее кузена Эдмунда, чувствовать себя не в своей тарелке. Она радуется звездам, музыке и поэзии, цветам, а еще своему брату Уильяму, но ее не назовешь жизнерадостной, может быть, оттого, что несчастливое детство иссушило ее душу. Фанни не только меньше всех остиновских героинь способна радоваться жизни, но и вообще говорить о чем-либо, а когда все же открывает рот, то из него выходят лишь высокопарные деревянные фразы. Это правдоподобно, конечно, но именно из-за этого ее свойства особенно сложно поверить, что Генри Крофорд мог в нее влюбиться. Предполагается, что он восхищен ее характером, ее добротой, ее высокими моральными принципами, но как он мог обо всем этом узнать? Крофорд впервые обращает на нее внимание на ужине, где сам произносит монолог чуть ли не в страницу длиной. Монолог этот обращен к Фанни, но та ничего не отвечает, негодуя про себя: «Что за испорченная душа!» В конце концов она попрекает его за участие в театральной постановке («все и так зашло достаточно далеко»), после чего пугается и вспыхивает румянцем. На следующий день Генри говорит сестре: «Еще никогда я не проводил в обществе девушки столько времени, пытаясь ее развлечь, и так мало в том преуспел!» Тут трудно заподозрить взаимную симпатию.

Затем Генри наблюдает, как она слушает рассказы брата о морской жизни, и ему хватает врожденного вкуса, чтобы оценить то, что он видит. Генри восхищается «невыразимой прелестью и терпением» Фанни, ее аккуратной прической и тем, как она, при всей ее занятости бесконечными поручениями тетушки, успевает поговорить с ним.

Только вот, не слыша ее, сами мы с трудом можем составить собственное мнение. Когда Крофорд сообщил ей о продвижении по службе ее брата Уильяма, после чего признался в своих чувствах, Фанни «до крайности огорчилась и несколько времени не могла вымолвить ни слова», а затем произнесла: «Прошу вас, мистер Крофорд, не надо. Пожалуйста, не надо. Подобный разговор мне очень неприятен. Я уйду. Мне это невыносимо». Когда он навещает ее в Портсмуте, где ему удается-таки завоевать ее расположение, то спрашивает ее совета по поводу управления своим имением, на что она отвечает: «В душе каждого из нас есть наставник, и он направил бы нас лучше любого стороннего человека, лишь бы только мы к нему прислушивались». И это фактически последние слова, которые она ему адресует (они же являются ключевыми в понимании ее нравственной позиции). И они же, по сути, должны бы убедить его, а заодно и нас, что у этих двоих вряд ли когда-нибудь возникнет полное взаимопонимание.

А вот Мэри Крофорд может, по выражению Триллинга, «пустить беседу галопом». Ее живость и остроумие напоминают саму Джейн Остин. Да и отсутствие почтительности по отношению к духовенству не так уж сильно отличает ее от создательницы образов мистера Коллинза и мистера Элтона. Эта непочтительность отчасти находит оправдание в книге — в образе мужа старшей сестры Мэри, доктора Гранта, который добивается места каноника в Вестминстере, а умирает «из-за трех на протяжении одной недели обедов по случаю вступления в сан». Порой циничные замечания Мэри напоминают некоторые фразы из писем Джейн, а малопристойная шутка о пороках на флоте[188], должно быть, тешила и саму писательницу. Но Мэри далеко не всегда остается лишь искушенной, взбалмошной жительницей Лондона, в отношении Фанни она проявляет и доброту, и щедрость. Она вступается за Фанни, когда ту жестоко распекает миссис Норрис. И открывает Фанни сердце, искренне рассказав о своих чувствах к Эдмунду.

Философ Гилберт Райл[189] высказал мнение, что настоящий герой книги — моряк Уильям Прайс, брат Фанни. Ведь именно он делает ее счастливой, а их родственная любовь — мерило, по которому оцениваются все прочие привязанности в романе. С этой точки зрения с Крофордами тоже все в полном порядке: их любовь друг к другу не вызывает сомнений. Кстати, интересно, что читателям, принимающим развязку романа, приходится принимать и то, что Фанни фактически выходит замуж за другого своего брата — кузена, которого любит с самого детства… Их жизнь будет протекать в тесной связи с Мэнсфилд-парком, в хороших отношениях с сэром Томасом и леди Бертрам, тогда как другие грешники останутся непрощенными. На смену эпохе разгула и неприкаянности приходила эпоха королевы Виктории. Помимо всего прочего, «Мэнсфилд-парк» оказался еще и провидческим.

Была ли сама Джейн удовлетворена своей героиней и развязкой романа? Однажды она написала: «Романы и героини — образцы совершенства… надоели до тошноты»[190], — и это наводит на серьезные размышления. Эта запись, сделанная в последний год ее жизни, свидетельствует о том, что на ту же Фанни Прайс она оглядывалась со смешанными, сложными чувствами.

Джейн была достаточно большим художником, чтобы не ограничиваться в своих произведениях однозначными истинами. То, что Фанни, порой возвышающаяся до героизма, вместе с тем ненавидит Мэри Крофорд, не отнимает у последней ни ее прелесть, ни готовность полюбить Фанни. Есть разные способы творить добро, как и разные степени дурного поведения. Генри Крофорд совершает типичное для романов злодеяние — совращает миссис Рашуот, но — «за сценой» (как это было прежде и с Уиллоби, и с Уикхемом), что наводит на мысль: Остин была куда менее уверена в этой части истории, чем в тех, весьма подробных главах, где проявляется его неотразимое обаяние, его доброта.