Черным по черному - Тим Пауэрс

— Всегда к твоим услугам. Купи себе новую кольчугу, ладно? — Аврелиан повернулся и зашагал на восток. Даффи направился на юг, к поджидавшей его похлебке. Солнце стояло уже высоко в небе, сияя сквозь разрывы в золотистых облаках и заставляя Даффи щуриться. Все долгое утро пятна света и тени покрывали равнину изменчивым узором, и раз или два завеса дождя кружилась над городом и турецкими шатрами, словно юбки пролетающих облаков. Как и предсказывал Аврелиан, турецкие войска передвинулись к восточной стене, где пролом зиял, подобно вырванному из каменной челюсти зубу. Часовые становились на корточки, чтобы приложить ухо к мостовой, и многие клялись, что слышат, как саперы роют ходы в нескольких местах севернее разрушенной стены. Временами с той и другой сторон начинали говорить пушки, но, если не брать во внимание один серьезный обстрел турками южной стены в районе полудня, канонада выглядела, скорее, небрежно соблюдаемой формальностью. Все ждали битвы, и торговцы гороскопами и амулетами бойко предлагали свой товар как солдатам, так и мирным горожанам. Проститутки и виноторговцы тоже теснились вокруг временных казарм, получая свою долю прибыли в изменившемся укладе городской жизни — неизбежном результате долгой осады. Бесплатно можно было найти лишь утешение в вере — все остальное за деньги, причем еду было купить куда сложнее, чем удачу, любовь или выпивку.

Открыв глаза, Даффи плавно перешел от не оставшихся в памяти снов к бодрствованию. Колокола Святого Стефана пробили два, серый свет, проникавший сквозь щели временного навеса, то усиливался, то мерк, когда клочья облаков закрывали солнце. Он встал, натянул сапоги, кольчугу, камзол, нацепил рапиру и, откинув полог, вышел на улицу. Мимо катил тележку виноторговец, и ирландец попросил чарку. Юный отпрыск виноторговца шустро поднес что требовалось, запросив немыслимую цену, которую Даффи заплатил вслед за тем, как прожег беспечного мальчишку самым яростным взглядом. Сбор его отряда был назначен на три, так что он взял вино, оказавшееся кислым, и направился в угол, где разрушенная стена склада образовала подобие грубой скамьи. Он сел и закрыл глаза, медленно провел ладонью по шероховатым камням. С некоторым удивлением обнаружил, что ужас и боль прошедшей ночи куда-то исчезли, уступив место глухой тоске по потере множества людей и вещей, из которых потеря Ипифании была наиболее ощутимой. Чувство было отстраненным — вроде меланхолии, которую снимаешь с полки, чтобы посмаковать на досуге, а вовсе не той занозой, от которой нет избавления, как от зубной боли. Подобная не лишенная приятности апатия была, как он подозревал, следствием эмоционального шока и должна была вскоре пройти, как естественное онемение после серьезного увечья. Ему не пришло в голову, что это может быть примирение с мыслью о собственной смерти.

Открыв глаза и поднявшись, он не слишком удивился при виде Аврелиана, который суетливо отыскивал дорогу к нему через наваленные каменные глыбы. Когда тот приблизился, Даффи заметил новую повязку, обмотанную вокруг его лба и за ушами, из-под которой поперек щеки проступала красная полоса. Даффи усмехнулся, слегка удивившись отсутствию у себя гнева на старого волшебника.

— Эй, чародей! — любезно окликнул он, когда Аврелиан оказался в пределах слышимости. — Неужто фон Зальм ткнул тебя своей рапирой? Не иначе, ты объяснял ему, что не все вещи на деле таковы, какими кажутся, так?

— Я не видел фон Зальма, — сказал Аврелиан, стараясь почесать лоб под повязкой. — На верхушку колокольни к нему меня все равно бы не допустили. — Он раздраженно мотнул головой. — Проклятие, если бы из-за нашего с Ибрагимом противостояния вся магия не пришла в бездействие, нужды в нем было бы не больше, чем в мальчишке с рогаткой.

— Но ведь ты еще можешь делать простенькие заклинания? Так, чтобы пройти охрану?

Аврелиан тяжело вздохнул и уселся.

— Разумеется. Я мог бы одним взмахом руки наслать на них всех… какую-нибудь заразу… скажем, скрутить животы, чтобы им не выстоять на посту. Но это так недостойно. Да и фон Зальм все равно не стал бы слушать. Верно, простенькие деревенские заклинания действуют не хуже, чем обычно, но в них нет ни капли боевой магии, так, домашние средства собрать урожай, подоить коров, сварить пиво или помешать в том же самом ненавистному соседу. Проклятие! Надеюсь, Ибрагим обескуражен не меньше, чем я. — Он осторожно покосился. — Ты пропустил бдение у гроба госпожи Хальштад.

Вновь волна сладкой тоски, точно по чему-то случившемуся уже много веков назад, охватила ирландца.

— О-о… Когда?

— Сегодня поутру… нашли тела. Когда новость достигла Циммермана, возникло стихийное бдение, а отсутствие Вернера до позднего вечера — пропадает вместе с Кречмером, где, мне неведомо, — позволило устроить все без лишних помех.

— Угу. — Даффи задумчиво отхлебнул свое дешевое пойло. — И как же будет дальше с нашими поэтами?

— Я оставил полдюжины вооруженных людей поджидать их и задержать до моего допроса. За главного мой Джок — помнишь, Джакомо Гритти?

— Понятно, — кивнул Даффи. Он допил вино и передернулся. — Кстати, отчего все-таки эта повязка? Или ты порезался, пока брился?

— О нет, я смотрел со стены за атакой Мазертана.

— Атакой Мазертана? — поднял брови Даффи.

— Ты разве ничего не слышал?

— Я спал, — объяснил Даффи.

— Вот как? Спроси меня, я сказал бы, что такая пушечная пальба разбудит кого угодно. — Волшебник грустно пожал плечами. — Несчастный сумасброд. Раздобыл где-то полный старинный доспех, попросил кого-то помочь ему облачиться и выехал верхом через неохраняемую калитку паромщика рядом с Венер-Бахом — тем небольшим ручейком вдоль восточной стены.

— Думаю, что знаю, о какой калитке речь, — заметил Даффи. — Только вот не знал, что там нет охраны. И что, бедняга Мазертан решил своей атакой повернуть наступление турок вспять?

— Пожалуй. Притом в одиночку, ибо Буге с прочими скандинавами убедили-таки его, что не станут рыцарями Круглого стола. Он даже прихватил самодельное копье и вымпел и прочитал под стенами целую поэму, прежде чем ускакать. Люди на стенах подзадоривали его и бились об заклад, как далеко он доберется.

— И много он проехал?

— Не слишком. Ярдов примерно сто. Должно быть, озадачил турецких пушкарей — один рыцарь в ржавых доспехах средь бела дня. Но они быстро справились со своим удивлением и разрядили несколько пушек. Били в основном картечью, но выпустили и одно-два девятифунтовых ядра. Так мне и повредили щеку — осколки камней и металла перелетели через парапет.