Северный Удел - А. Кокоулин

— Ну, что, — сказала Диана, — одна на троих лошадь уже есть.

— Вон еще, — кивнул Тимаков.

В ворота поместья одна за другой проскакивали конные фигуры. Десяток, второй. За ними катили фургоны. Из фургонов на ходу выскакивали люди.

Деревенские опасливо поднялись на крыльцо.

Конные приблизились. Ближний, натянув поводья, тяжело слез с седла. Он был в мундире старого образца, пожалуй, по возрасту уже лет пять как в отставке. Я подумал: вот как, резервисты и ветераны добрались первыми.

Мы пожали друг другу руки.

Лицо отставника было неряшливо отерто, под седыми волосами прятался грязевой козырек, уголок губы был обкусан до крови.

— Урядник Сахно, — представился он. — Бывший.

За ним спешились остальные. Блеснули на мундирах медали. Подходила, образовывая широкий полукруг, пехота. Винтовки. Шинели в скатках. Немолодые лица. Кто-то, приподняв ткань, глянул на лежащих мертвецов.

Отряд стариков, подумалось мне. И никого больше.

— А полковник? — закрутил головой урядник. — Жеребец его здесь…

— Спит, — сказал Тимаков. — Пришлось успокоить.

Сахно посопел, затем кивнул.

— Последнюю-то версту он уж был сам не свой… Опоздали мы, значит.

— Да, но я думаю догнать убийц с вашей помощью, — сказал я. — Часть останется здесь за похоронную команду, часть возьму с собой.

— Тогда выпрягаем лошадей из фургонов, — сразу решил урядник.

И, развернувшись, отвел в сторону одного из своих людей. Говорил он неслышно, но пехотинцы скоро разделились, винтовки сложили в пирамиду, сгрузили припасы. Деревенские объяснили, где кладбище.

— Диана, — повернулся я к шпионке, чертившей носочком туфельки значки на песке, — куда нам ехать?

Зоэль посмотрела на меня. Мазок на лбу делал ее почти инданнкой.

— На север.

— Куда? — нахмурился Тимаков.

— На север. Маячок там. Ваш Шнуров — там.

Глава 24

Север. Бешеный ручей. Деревни. Далее холмы, вырубки, речная пойма, а выше по реке — заброшенная судоверфь. Дед мой увлекался строительством рыбачьих шхун.

И больше ничего.

Что делать с кровью на севере? Прятать?

Когда-то в детстве отец рисовал мне карту, похожую на одну из карт Суб-Аннаха. «Смотри, — говорил он мне, — это юг, Ассамея, Инданн, Эристан, прочие страны». Из-под его руки, вооруженной пером, распускался и забирал вправо хвост неведомой птицы. «Выше — наша империя, неведомые, неизученные еще земли за Сибирью и Европа, всякие Астурии, Спаны, их как гороха». У птицы прирастало к хвосту тело и крылья — худосочное левое и широкое правое. «А север?» — спрашивал я. «Север? Там холодно, — помедлив, отвечал отец. — Там ледниковые озера, тундра, кочевые племена оленеводов. На севере ничего нет».

— Ничего нет, — пробормотал я.

Небольшим конным отрядом мы двигались по раскисшей от дождя дороге. Впереди то мелькал, то пропадал за поворотами, за желтеющим перелеском деревянный мост.

Один из отставных жандармов хорошо понимал в следах. Мы периодически останавливались, и он, седоусый, высокий, пускал лошадь чуть вперед, наклонялся и внимательно разглядывал склизкую, обманчиво застывшую наплывами дорожную глину.

Сахно затем передавал:

— Две повозки, и люди еще шли по обочине ночью. И человек за ними. Но позже.

Шнуров, думал я.

Диана Зоэль сидела в седле по-мужски, подвязанный лентой конь повиновался ей беспрекословно.

Дорога отпустила рукав к спрятавшимся между елок деревенским домикам, коричневый от грязи столб обозначил наше удаление от столицы на еще одну версту, по пути затемнела крыша постоялого, совмещенного с почтовым дома.

Недостроенный частокол встретил нас первым.

За частоколом стоял навес с завалившейся на бесколесный левый борт каретой. В кустах рыжела будка отхожего места.

Двери дома были распахнуты настежь, ошалелая курица сидела на крыльце.

Двое жандармов, спешившись, пробрались на задний двор. Седоусый следопыт узил глаза, больше заглядывая на мост в ста шагах, чем интересуясь следами вокруг.

Урядник, соскочив с коня, согнал курицу, и та, закудахтав и хлопнув крыльями, слетела под крыльцо.

— Хозяева…

Урядник заглянул в низкое окошко у двери.

— Да нет там никого, — сказал Тимаков. — Я проверил жилками.

— Ночуем? — спросила Зоэль, легко спрыгнув на землю.

— Ночуем, — согласился я.

Жандармы зашли в дом.

Я по привычке потянулся к поясу, но вспомнил — нет моего «Фатр-Рашди», увы, нет. Пришлось снять притороченный к седлу карабин.

С заднего двора раздался свист.

— Ребята! Господин урядник!

Мы рванули через дом. Мелькнули веером рассыпанные письма, одеяло на полу, кастрюля на боку с вывалившимися вареными картофелинами. Урядник с размаху наступил на одну каблуком — брызнула желтая мякоть.

На дверях в постоялую половину блеснул свежим железом замок. Низкая притолока, дух квашеной капусты из кладовки. Темные сени, а за ними — клонящийся к вечеру день ранней осени, двор, конюшня — благодать, если на две лошади.

У загончика с мемекающей козой голова к голове лежали, судя по форменным сюртукам, почтовый смотритель и мальчишка-егерь, совсем молодой, лет пятнадцати. Оба были заколоты, сено, земля чернели кровью. Севший перед ними жандарм пощупал шеи, тронул за руки, обернулся:

— Холодные уже. Окоченели.

— Шнуров, — выдавил я.

— Коня взял, — вышел из-за моей спины следопыт. — Злой человек.

Он прошел мимо, острым взглядом проверяя стойла и пиная сапогами удобренную лошадиными «яблоками» землю. На мертвецов не смотрел.

— Шкуру с него, с живого! — пообещал Сахно.

— Далеко не уйдет, — следопыт посмотрел на меня. — Конь старый, раскованный. Почтовые, видимо, отдавать не хотели. Ну он их и…

— Догоним? — спросил я.

— Через час-полтора стемнеет, — жандарм посмотрел на небо. — Разница — часов пять сейчас. Лучше заутро выехать, чтобы не впотьмах. А там, глядишь, и поравняемся.

— Так, Хохлов, Пагуба, — распорядился урядник, — похороните почтовых. Там, за частоколом. Симашов — на тебе кони. Кулев, Макаров — ужин.

Подчиненные разбежались.

Я, Тимаков и Зоэль зашли в дом. Капитан, помявшись, сбил замок с постоялой половины. По пыльному, давно не метеному полу мы прошли мимо стойки и шкафа с бутылями. Диана села за стол к забранному ставнем окошку. Я примостился напротив, зажег спичкой свечной огарок в плошке. Тимаков поднялся по лестнице и, проверяя комнаты, исчез в коридоре.

— Маячок на сколько держите? — спросил я Зоэль.

Диана пожала плечами.

— Когда как. Когда пять миль, когда двадцать.

Я перевел мили в имперские версты и мысленно присвистнул. До пятидесяти верст. Мы разве что кровника на таком расстоянии чувствуем.