Маленькая Луна (сборник) - Андрей Столяров

Ренат кивает.

Для него это серьезно.

– Ничего, год как-нибудь протяну, – неуверенно отвечает он. – В конце концов, есть электронная почта, есть международная связь, хотя, конечно, это не то… Если честно, я что-то побаиваюсь. Маша сделала очередной мониторинг: протестные настроения среди россиян по-прежнему очень низки, процентов восемьдесят заявляют, что ни на какие митинги, шествия они не пойдут. Но ведь ее мониторинги – это, как ты понимаешь, открытый опрос. Не всякий, даже в наше относительно спокойное время, признается в том, что будет протестовать. У нас страх – в генах сидит… А вот тут по интернету недавно мельком прошло сообщение: завод в Курганской области, производящий броневики, предназначенные, между прочим, для разгона митингов и демонстраций, получил дополнительный госзаказ. Чувствуешь? Везде производство падает, а у них растет. Значит, есть, вероятно, и другие сведения. Значит – боятся, готовятся, принимают меры – а вдруг?..

Я вспоминаю о недавних событиях в Греции. Телевидение тогда демонстрировало картины хаоса и погромов: горели офисы, банки, магазины, автомобили… Центр Афин был затянут дымом, в котором невозможно было что-либо разглядеть.

Неужели и у нас полыхнет?

Невозможно.

Хотя танки, помнится, по парламенту уже стреляли.

Ренат догадывается, о чем я думаю. Он вытаскивает сигареты, но, поколебавшись, глянув по сторонам, убирает пачку в карман.

А потом снова кивает.

Глаза его, как у рыбы, мертвы.

– Береженого бог бережет, – говорит он.

Мне его настроение чрезвычайно не нравится. Если уж скисает Ренат, значит, ситуация в самом деле ничего хорошего не сулит.

У Рената на такие вещи – чутье.

От грозового фронта, вздымающегося на горизонте, никому не спастись.

К счастью, у Али пока все в порядке. Проект она завершила, успешно сдала, теперь – гора с плеч. Заказчик от получившейся картинки в восторге: домик-пряник, окаймленный глазурью, это гораздо интереснее, чем он ожидал. Предполагается, что данный проект станет теперь типовым и, как только документы в инстанциях будут окончательно утверждены, Аля получит следующий персональный заказ.

От кризиса она просто отмахивается. Не слушает радио, не смотрит по телевизору новости, не открывает газет.

Так прямо и говорит:

– Знать ничего не хочу! Пусть кризис будет у них, а у меня его нет!..

Конечно, лучше не знать.

Во многом знании много печали; кто умножает знание, тот умножает и скорбь.

Правда, это Экклезиаст.

А Аля, в отличие от Экклезиаста, скорбеть не хочет. Ее в настоящий момент волнует только цена на бензин. Она искренне не понимает: ну как же так? Цены на нефть во всем мире снизились раза в три, в Америке, твой Ерофей говорил, бензин резко подешевел, а у нас он как был, так и есть. Сколько я летом платила, столько же выкладываю и сейчас. Ну, скажи, скажи – почему?

– А кому это нужно? – задаю я встречный вопрос.

Аля даже подскакивает:

– Как это – кому?.. Мне это нужно, всем!..

Ах, Аля, Аля! Забыла, в какой стране ты живешь. Что значит «всем»?

Всем – это никому.

И потом с чего ты решила, что у нас есть страна?

Лично мне уже давно кажется, что никакой страны у нас нет.

Есть территория, на которой мы временно проживаем. И принадлежит она вовсе не нам, а тем, кто превратил ее в высокодоходную корпорацию.

Мы в этой корпорации – миноритарии.

Наше дело – помалкивать и правильно голосовать.

А за это нам говорят, что мы – русские, то есть самый духовный и самый героический народ на земле.

Символические блага обмениваются на материальные.

Хочешь быть самым духовным – вот, плати и не возражай.

Аля и сама понимает, что сморозила глупость. Она немного краснеет, глаза у нее начинают блестеть. Тем не менее ошибку она признавать не желает и в притворном гневе даже притоптывает ногой:

– Никакого кризиса!.. Ничего!..

Любопытно, что она, скорее всего, права. Перед Новым годом, встретившись у нее в Коломне, мы не можем попасть ни в одно из здешних кафе. Перед первыми же дверями, за стеклом которых сияет яркий праздничный свет, нас заворачивает охранник, объясняя, что сегодня у них – корпоративная вечеринка.

– Занято на весь вечер. Мест нет.

То же самое происходит во втором кафе, в третьем, в четвертом… Везде – цветные гирлянды, везде – елки в огнях, музыка, столпотворение.

Кажется, что Новый год празднует сегодня весь Петербург.

– Так где же кризис? – насмешливо интересуется Аля.

Я тоже пребываю в недоумении.

Действительно – где?

Правда, опять-таки – оборотная сторона. Мы бродим по району Коломны, как беженцы из далекой страны. Цветные гирлянды, елки, музыка – не для нас. Мы – будто посторонние, эмигранты, занесенные сюда ветром судьбы. Не знаем толком ни здешних обычаев, ни языка, а если даже и выучим, то в речи все равно будет слышен акцент. Мир этот для нас принципиально чужой. Мы тут гости, а не хозяева, временно, а не навсегда.

Горят желтые натриевые фонари.

– К тебе точно нельзя? – нерешительно спрашивает Аля.

Я чувствую, что она начинает дрожать. Мороз, хоть слабый, но, видимо, постепенно пробивает пальто. Однако сделать я ничего не могу. Когда Варвара устроила мне квартиру, за которую не нужно платить (повезло, какая-то дальняя родственница ее уехала на несколько лет за рубеж), то она поставила одно-единственное условие:

– Ты не будешь сюда никого водить. Никаких женщин. Где хочешь, только не здесь.

И я ей клятвенно обещал.

Поэтому я молчу.

– Ну, нет так нет, – сразу же соглашается Аля. – Если дал слово, конечно, его надо держать. Обещания нарушать нельзя. Разве что – иногда…

И вдруг без всякого перехода, как будто продолжая эту же мысль, рассказывает, что Заказчик, тот самый, которого они называют с заглавной буквы, сегодня пытался преподнести ей в подарок кулон – такой, знаешь, с камушками, черненое серебро. В офис специально для этого приезжал.

– А предложение очередное он тебе сегодня не сделал?

– Так ведь это и есть предложение, – удивляясь моей непонятливости, отвечает Аля. – Если бы я кулон у него взяла, подразумевалось бы, что согласна.

– А ты не взяла?

– Представь себе, нет!

Она закатывает глаза, заламывает ладони и как бы в экстазе провозглашает:

– Видишь, на какие жертвы я иду ради тебя!..

Это, разумеется, шутка.

Однако мне от этой шутки не по себе.

Серафим – значит «пламенный», природный лидер, умеет добиться успеха, честолюбив…

Нет, все это ерунда!

К счастью, Аля никогда не падает духом надолго. Вот и сейчас она стремительно разворачивается и хватает меня за рукав.

– Ты уже решил, что мне подарить? Конечно, еще не решил!.. Знаешь, я придумала, подари мне елку!..