Бал хищников - Конни Брук

Боэски вел дела с Милкеном по крайней мере с середины 1983 года. Тогда Drexel привлекла 100 миллионов долларов для подконтрольной Боэски Vagabond Hotels, дочерней компании Beverly Hills Hotel Corporation. Роскошный отель «Bevely Hills» в 1981 году перешел под управление Боэски от родственников жены – после смерти патриарха тамошнего семейства Бена Зильберстайна. За размещение бумаг Vagabond – поступления от него частично предназначались для рисковых арбитражных операций Боэски – Drexel по своей устоявшейся традиции взяла часть комиссионных варрантами, дававшими ей долю в Vagabond (потом компания стала называться Northview Corporation).

Затем, в апреле 1984 года, Drexel провела частное размещение «мусорных» облигаций на 109 миллионов долларов для арбитражного партнерства Боэски. Хотя 109 миллионов и выглядят пустяком по сравнению с 640 миллионами, полученными два года спустя, тогда эта сумма составляла примерно половину всего капитала Боэски. Иными словами, в смысле финансирования он сильно зависел от Drexel.

В интервью начала 1984 года юрист и близкий друг Боэски, Стивен Фрейдин из Fried, Frank, упомянул Милкена в числе немногих важных для Боэски и хорошо знавших его персонажей. Их дружба – или, скорее, отношения, основанные на взаимной эксплуатации (ибо на свете найдется мало людей более эгоистичных, чем Боэски и Милкен), – началась еще до того, как Милкен стал признанным маэстро мира поглощений. Однако эти отношения (и возможность использовать их для злоупотреблений), несомненно, должны были укрепиться, когда Милкен стал обладать огромной информацией, столь желанной для всеядного Боэски. По словам одного компаньона, имевшего дела с ними обоими, Боэски (гордившийся своей способностью спать по три-четыре часа в сутки) звонил Милкену (который обладал такой же способностью) почти каждое утро, как только тот появлялся в офисе, – между 4:00 и 4:30.

Сложившийся симбиоз делал возможными злоупотребления, чрезмерные даже для Милкена. Другое дело, что Милкен отнюдь не считал их злоупотреблениями. Напротив, потенциальный конфликт интересов Милкен неизменно толковал как синхронизацию интересов в своей вселенной, где все было взаимозависимо, где он размещал долговые бумаги, владел этими бумагами, владел акциями эмитентов и размещал у них обязательства других компаний. В данном случае Милкен и Drexel не только занимались размещением бумаг Боэски и, скорее всего, многими из них владели, но как акционеры участвовали в прибыли от его арбитражных операций. А Боэски в своих операциях ставил на исход сделок (причем ставил суммы, на этот исход влиявшие), которые планировал и финансировал Милкен. Иными словами, в случае необходимости они могли прекрасно взаимодействовать.

И действительно взаимодействовали. Это следовало из первых же показаний Боэски или, во всяком случае, из публикаций в прессе – прежде всего, из статей Джеймса Стюарта и Дэниеля Херцберга, опубликованных в «The Wall Street Journal» за шесть месяцев после Дня Боэски.

Уже в первые две недели деятельность Drexel начали расследовать Комиссия по ценным бумагам и биржам и федеральное большое жюри. К началу февраля 1987 года версия государственного обвинения (в изложении «Journal») выглядела так.

Центральным пунктом обвинения против Милкена и других сотрудников Drexel стал платеж в размере 5,3 миллиона долларов, который Боэски в марте 1986 года перевел на счет Drexel. По сведениям Стюарта и Херцберга, платеж вызвал вопросы у аудиторов Боэски из фирмы Oppenheim, Appel, Dixon and Company. Боэски заявил аудиторам, что заплатил за «консультирование», но не смог представить соответствующие документы. Затем он позвонил в Беверли-Хиллз, и оттуда поступило письмо – за подписями Лоуэлла Милкена и сотрудника Отдела Доналда Бальзера, – подтверждавшее, что деньги получены за «консультирование и прочие подобные услуги».

Стюарт и Херцберг приводят версию источника, «близкого к государственному обвинению», в соответствии с которой платеж предназначался для компенсации диспропорций в прибылях и убытках Drexel и Боэски за определенный период. Согласно источнику, эти прибыли и убытки были связаны с тем, что Боэски покупал и «придерживал» акции по просьбе Милкена, а Милкен оказывал ему такие же услуги. Когда один инвестор «придерживает» акции для другого, чтобы скрыть их настоящего владельца, ему обычно гарантируют компенсацию убытков. В некоторых случаях, указал источник, Боэски гарантировалось не только возмещение убытков, понесенных при покупке акций для Милкена, но и процент прибыли с последующей продажи акций. Иными словами, сумма 5,3 миллиона образовалась после того, как Боэски сложил убытки и прибыли по акциям, которые держал для Drexel, и вычел положенный ему процент за услуги.

Если все это было правдой, правосудие могло предъявить множество обвинений: несоблюдение правил предоставления форм в Комиссию по ценным бумагам и биржам; сокрытие сведений о собственном капитале; незаконное манипулирование рынком; нарушение законов о тендерных предложениях; нарушение законов о ведении отчетности; фальсификация документов; нарушение законов о ценных бумагах и, наконец, сговор с целью совершения вышеперечисленных преступлений. Кроме того, если Боэски действительно «складировал» акции для Drexel в ожидании грядущего поглощения (о котором руководство Drexel располагало закрытой информацией), то Drexel – коли она действительно злоупотребила закрытой информацией – могли предъявить требование о возмещении ущерба в троекратном размере всей полученной на этой сделке прибыли.

Взаимное резервирование акций, несомненно, устраивало Милкена и Боэски по целому ряду причин. Боэски, при своих гигантских аппетитах всегда нарушавший требуемую пропорцию собственного капитала и долга, мог скрыть истинный размер своих заимствований, «складируя» их у Милкена. Или, если он готовил поглощение, получал возможность не заполнять форму 13D, обязательную в случае приобретения более 5% акций компании. (В начале 1984 года Боэски заявил, что намерен перейти от арбитража к «коммерческому кредитованию».) Наконец, он мог покупать акции, руководствуясь закрытой информацией о готовящейся сделке, и маскировать свои приобретения так, чтобы не вызвать подозрения у Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Милкен, со своей стороны, был заинтересован «складировать» акции у Боэски, если Drexel не могла покупать их в открытую, поскольку владела информацией о готовящейся сделке. Милкену, далее, было выгодно не числиться номинальным владельцем акций, но иметь их под рукой, когда нужно было надавить на мишень, пригрозив поглощением (как он поступил, например, с Wickes). Наконец, он мог облегчить задачу нужному человеку (например, Виктору Познеру, когда тот собрался установить контроль над Fischbach) путем приобретения акций, по тем или иным причинам рискованного для самого Милкена. Так или иначе, Милкен, который искусно передвигал фигуры на доске и строил многоходовые комбинации, располагал массой возможностей использовать тайно приобретенные акции.

По сведениям Стюарта и Херцберга в «Journal», акции Fischbach вместе с акциями семи других компаний (Gulf + Western, Unocal, Trans-world, Phillips Petroleum, Diamond Shamrock, Lorimar-Telepictures и Harris Graphics) и были предметом 5,3-миллионного платежа. Управляющие Drexel считали, что именно Fischbach больше всего интересовала следственные инстанции.

Действительно, когда в апреле 1987 года Боэски было предъявлено обвинение в преступном деянии (по иску Комиссии по ценным бумагам и биржам он ранее достиг мирового соглашения), Боэски признал себя виновным в преступном сговоре с целью дезинформировать комиссию относительно обстоятельств приобретения машиностроительной компании Fischbach. Согласно обвинительному документу, инициатор сговора поручил Боэски приобрести акции Fischbach и впоследствии компенсировал ему убытки «в рамках общего соглашения о комплексной взаимной компенсации по ряду финансовых позиций». Согласно источникам, процитированным у Стюарта и Херцберга, Милкен был инициатором сговора, а взаимная компенсация – одним из предметов 5,3-миллионного платежа.

Эпопею Fischbach, достаточно полно (за исключением неизвестных тогда обстоятельств сговора Милкена и Боэски) изложенную Алланом Слоуном в декабрьском номере «Forbes» за 1985 год, и впрямь можно считать образцовой импровизацией Милкена. Все началось в 1983 году, когда Виктор Познер (в то время он был на хорошем счету в Drexel и входил в избранный круг игроков Милкена), желавший завладеть Fischbach, испытывал трудности. В 1980 году Познер и Fischbach договорились о моратории, согласно которому Познер мог приобрести более 24,9% акций компании лишь в том случае, если иной покупатель приобретет больше 10%. В декабре 1983 года First Executive Фреда Kappa обратила принадлежавшие ей конвертируемые облигации Fischbach в акции и получила 13,1% в компании. В январе 1984 года Fischbach выкупила долю Карра по рыночной цене.

В апреле 1984 года Познер подал иск на Fischbach и заявил, что интервенция Карра аннулировала мораторий. Тогда же, в апреле, Боэски начал скупать акции Fischbach и к лету аккумулировал 13,4%.