Камеи для императрицы - Алла Бегунова

В караван-сарае у деревни Джамчи Лейлу встретила Фатима и приветствовала с подчеркнутым подобострастием. Но ничего интересного для себя в ее товарах юная художница не обнаружила. Ей пришла в голову мысль выехать Анастасии навстречу, раз уж они обе находятся в этих краях. Однако тут в комнату вошел двоюродный брат ее мужа Казы-Гирей.

Он такое стал рассказывать ей про госпожу Аржанову, что турчанка вмиг забыла о первоначальной цели своего путешествия. Ураган чувств поднялся в ее душе: сначала — обида, потом — негодование и ненависть, а вскоре желание отомстить. Все же она задала ему вопрос: «Что плохого во время своего вояжа успела сделать русская для крымско-татарского народа?» Его ответ показался ей невнятным: мол, кяфиры вообще враги истинной веры, они вредят правоверным мусульманам повсюду, искушая их подобно злым джиннам.

Совсем не глупа была Лейла, и эти слова ни в чем ее не убедили. К тому же, Казы-Гирей почему-то говорил слишком много, его глаза беспрестанно перебегали с предмета на предмет. Он старался сохранить спокойствие, но это плохо удавалось ему. Лицо его то превращалось в восковую маску без малейшего выражения, то искажалось злобной гримасой. Испытывая тревогу, юная художница решила дождаться встречи с Анастасией.

Колокольный звон плыл над монастырем Святого Климента, сзывая монахов и послушников на утреннее богослужение. Анастасия сладко потянулась. Приятно было слышать этот густой медный голос вместо завываний муэдзина, спать на кровати, а не на диванчике-сете, сидеть за столом на стульях, а не на полу, покрытом ковром и подушками. Восточная экзотика, с первого раза полученная в таком количестве, несколько утомила ее. Но теперь, попав в привычную с детства обстановку и под защиту монастырских стен, ежедневно творя молитву пред иконами Господа нашего Иисуса Христа и матери Его Пресвятой Девы Марии, Анастасия точно сняла с себя невидимый панцирь и наконец вздохнула свободно.

Двое суток прошло с тех пор, как она увидела стены древнего Херсонеса и получила вознаграждение, назначенное ей Судьбой. Вновь добытые камеи, тщательно упакованные в замшу, лежали в специально сделанном ящичке. Вчера вечером в Инкерман прискакал нарочный от Микаса Попандопулоса с известием, что русский фрегат уже идет в Балаклаву. Через день-другой они погрузятся на корабль и отплывут в город Херсон.

Там господин Турчанинов с нетерпением ожидает прибытия маленькой экспедиции, возглавляемой «ФЛОРОЙ». Резидент русской разведки в Крыму дал ему знать, что у Анастасии на руках — приватное письмо Светлейшего хана Шахин-Гирея к императрице Екатерине II. Она выполнила поручение секретной канцелярии губернатора Новороссийской и Азовской губерний не частично, как они предполагали, а полностью. Полностью! Светлейший князь Потемкин должен отметить таковое ее деяние совершенно особым образом…

Ощущение покоя настолько охватило Анастасию, что она, не задумываясь ни о чем, отправила в Бахчи-сарай отряд телохранителей-сайменов. С ними она передала новое послание Его Светлости, в котором писала о своей глубокой признательности и сообщала, что на днях сядет на русский корабль. Анастасия закончила письмо французской вежливой почтовой фразой: «Тout a vouse» [62], — зная, что хану известен ее перевод.

Стук в дверь прервал ее размышления. В комнату вошла Глафира с подносом в руках. Вместо обычного завтрака на нем одиноко стояла кружка травяного настоя. Сегодня предполагалась грандиозная «чистка перышек». Анастасия решила проводить разгрузочный день с поеданием яблок, делать массаж, питательные маски для лица и тела, маникюр, стрижку волос, а под вечер даже пойти в парную, которую обещали растопить здешние монахи. Она хотела вернуться в Россию настоящей победительницей, совершившей вояж в экзотическую страну без малейшего ущерба, во всяком случае — для своей внешности.

Горничная подала кружку, и она медленными глотками выпила настой, довольно-таки горький. Затем Глафира помогла Анастасии надеть просторный шелковый халат и принялась расчесывать ей волосы. Она рассказывала барыне, как готовила смесь, которую они между собой называли «бабушкиной»: шесть желтков, столовая ложка меда, несколько капель оливкового масла, тщательно растертые вместе. Эта питательная маска всегда благотворно действовала ей на кожу, смягчая и освежая ее.

Анастасия слушала Глафиру и внимательно рассматривала в зеркале свое лицо. Она выискивала на нем всевозможные изъяны, чаще воображаемые, чем действительные. Горничная тем временем перешла к другой теме:

— Мужики-то наши — кто где. Рады-радешеньки, что из Бахчи-сарая живыми вырвались. Гуляют себе теперича…

— Где это они гуляют? — удивилась Анастасия.

— Не волнуйтесь. Тута все, неподалечку.

— Кто им разрешил?

— Да князь же. Сам с Чернозубом на скалу в крепость полез. Говорит, очень ему интересно… Кирасиры — с монахами на молебне. Свечки хотят поставить за спасение души и тела. Церковь хоть армянская, но Бог у нас один… Досифей с Николаем — на рыбалке. С греком этим Петросом дружбу свели, вот он и взял их с утра пораньше на свою фелюгу…

— А вдруг начнется шторм?

— Помилуйте, матушка барыня! Ясный день на дворе. Ни ветерка, ни облачка.

— Верно. Погода отменная… — Анастасия перевела взгляд от зеркала к окну, откуда в келью падал столб света.

Глафира, закончив работу, сколола волосы Анастасии полукруглым черепаховым гребнем. Затем сунула руку в карман фартука за шпильками, но вместо них достала узкий конверт.

— Ну и память! — воскликнула она в досаде. — Это ж еще вчера привезли, а я в фартук положила… Извольте взглянуть, матушка Анастасия Петровна. Кажись, опять вам оттуда пишут.

Анастасия перевернула конверт. Его скрепляли две печати с ханским знаком «темге», похожим на русскую прописную букву «m». Она сломала сургуч. На плотном шероховатом листе снизу виднелась подпись: «Leilа». Письмо третьей жены было коротким. Она сообщала, что сегодня едет в деревню Джамчи, где по дороге из Инкермана в Балаклаву они могли бы увидеться, наверное, в последний раз. Кроме того, у нее есть маленький подарок для русской путешественницы.

Анастасия снова пробежала глазами три черные строчки. Лейла написала слово «последний» более крупными буквами, почти раздельно, с сильным нажимом. Все, что говорило об исходе и сулило конец ее завоеваниям, свершенным в этой жизни благодаря собственному упорству и трудолюбию, вызывало в душе Анастасии дикий неосознанный протест. Она желала бы жить вечно, любить вечно, дружить вечно…

Запахнув халат, она подошла к окну и выглянула на монастырский двор. Идиллически мирная картина предстала перед ней: длинные тени от тисовых деревьев, куры в вольере, открытая дверь на кухню, поваренок, натирающий песком бок здоровенной кастрюли. Анастасия вернулась на середину комнаты и разложила па столе карту, полученную от Турчанинова. Деревня Джамчи находилась в девяти верстах от Инкермана. Ехать надо было на восток, вверх по течению реки Черной и за кипарисовой рощей свернуть в горы.